Кровавая схватка, богиня Афина помогает Диомеду в бою, Гефест помогает
спасающемуся в битве Идею, Афина отвлекает и уводит из битвы бога Ареса,
Тидид грозит богине Афродите и ранит её, Зевс уговаривает Афродиту не
вмешиваться в сражения, Феб призывает Тидида образумиться,  друзья
спасают в бою Сарпедона, Афина направляет брошенное Тидидом копьё
в бога войны Ареса.
…

И тут Диоме́ду Тиди́ду богиня, Паллада-Афина дала от себя,
И смелость и силу, чтоб он отличался, средь прочих умельцев работой меча.
Средь храбрых ахейцев украсился славой, и самой великой, какой может быть,
Пламень ему вкруг щита запалила, вкруг шлема зажгла – а огонь победить…
5 Блеском подобной звезде той осенней, что всех светозарнее блещет в выся́х,
В воде океана омывшись, сверкает, и светит вокруг себя, там, в небесах.
Плечи и голову светом таким, озарила Тиди́ду Афина
И устремила в кипенье сраженья, туда, где её середина.
Был меж троянцев Даре́с-великан, он жрец непорочный, Гефе́ста,
10 Богатством немалым однако владел он, и это, всем было известно.
И были сыны у Даре́са с собой: Феге́с и Иде́й, бравы с виду,
Они, в разнородных искуссные битвах, помчались навстречу Тиди́ду.
На колеснице, а он по земле, на них устремившийся пеший,
Стремительно мчались, навстречу друг, другу, как будто бы в бой гнал их, леший.
15 Первым, троянец Феге́с бросил пику, она длиней прочих была,
Близко над левым плечом пролетела, Тиди́да плечо обошла.
Феге́с промахнулся, тогда Диоме́д, пикой взмахнул, для ответа,
Метнул не впустую он острую пику, Феге́ста сразил в знак привета.
Удар угадал в середину груди, его с колесницы тем сбил,
20 Иде́й тут же спрыгнул с неё и сбежал, как-будто на ней и не был.
Убитого брата, он труп защитить, и думать в тот миг, не посмел,
Также и сам не избегнул бы он, погибели чёрной удел.
Если б Гефест не унёс и не спас, за мантией тёмных ночей,
А то бы старик сокрушался печалью, по гибели двух сыновей.
25 Коней между тем изловил, Диоме́д, товарищам их передал,
К судам изогнутым угнали чтоб их, немедленно он приказал.
Когда увидали троянцы, что слава, Даре́са сынов испарилась,
Один с колесницы низвергнут, тот струсил, душа в них на том надломилась.
Кураж испарился, смутилися все, вот тут-то Алалкомени́да,
30 Паллада-Афина за руку взяла, Ареса, с улыбкой для вида:
«Слушай Арес, людобоец кровавый, убийца, твердынь сокрушитель,
Кровью залитый, и в крови живущий, ты судеб кровавый вершитель.
Оставим-ка мы, и троян и ахейцев, пусть в споре дерутся: кому,
Кому из них славу присудит, отец наш, родной наш Кронид, одному.
35 И с тем увела от сражения бога, буйного бога войны,
И посадила его на брегу, над Скама́ндром, у самой скалы.
Храбрых троянцев сломили ахейцы, низвергнул по воину каждый их вождь
Агамемнон, был конечно же первым, не обуревала при этом им злость.
Мощного сбил с колесницы Оди́я, вождя гализо́нов, а чтоб не мог сбечь,
40 Первому, в бегство, ему обращённому, пику он в спину всадил, между плеч.
Пика прошла через спину наружу, и вышла сквозь толстую бронь, на груди,
Грянулся оземь – доспехи звенели, и выронил меч он тут свой, из руки.
Идомене́й поразил меонийца, рождённого Бо́ром, по имени Фест,
Который из Та́рны, страны плодородной, из урожайнейших с севера мест.
45 Идомене́й его, пикой огромною, в правое с силой ударил, плечо,
В этот момент, он входил в колесницу, ударом его, с колесницы снесло.
Он отлетел, с колесницы свалился, смерть его тут себе забрала,
Идомене́ю доспех с него сняли, для Фе́ста закончилась этим война.
Стро́фиев сын многоопытный ловчий, славный Скама́ндрий, зверей добывал,
50 Под бритву, отточенной пикой, убит был, Атрид Менелай его, ею достал.
Славный стрелок, Артемидой богиней, обучен был, в разную дичь попадать,
Лесом нагорным вскормлённую, вволю, в бою же не смог он себя показать.
Не помогла ему тут Артемида, и меткость его, тут была не нужна,
Которою, он до того отличался, мужества, требует также, война.
55 В спину его, Менелай знаменитый, ударил своим, весьма острым копьём,
В то время когда, перед ним убегал он, почуя опасность, первейшим чутьём.
Пику метнул он, пробил грудь навылет, попал меж лопаток Скама́ндрий поник,
Рухнул троянец, доспехи звенели, и жизнь отлетела, и умер в нём крик.
Сын Гармони́да Текто́на Фере́кл, был Мерио́новой пикой сражён,
60 В художествах всяких, своими руками, с детства искуссен, и очень был он.
Так как средь прочих, его отличая, его возлюбила, Афина за труд,
Он и Парису когда-то построил, суда равнобокие, что вёсел ждут.
Они-то и были всех бедствий начало, погибель навлекшие на всех троян,
И на него, не постигнул он судеб, богов всемогущих, а это изъян.
65 Гнал Мерио́н пред собою его, настигнувши пикой взмахнул,
В правую сторону зада ударил, лобковую кость же проткнул.
Молнией, острое жало сверкнуло, Фере́кл упал на колени,
С воплем упал он, тут смерть прибрала, и душа не оставила тени.
Ме́гес Педе́я убил своей пикой, побочный был сын Антено́ра,
70 Бежал, избежать чтобы гибели чёрной, и в бегстве не видел позора.
С детьми, со своими, его наравне, Феа́но во всём воспитала,
И лишь в угождение мужу, в любви, ничем его не обижала.
Близко нагнавши его, Фелеи́д, метатель копья знаменитый,
75 В голову острою пикой ударил, прибавив слоган свой: иди ты!
Грохнулся в пыль он и стиснул зубами, холодное жало копья,
А Гипсено́ра сразил Еврипи́л, и тем превзошёл сам себя.
Педе́й был внебрачный сын Долопио́на, служителя бога Скама́ндра,
Как бог почитался народом служитель, была с ним всегда саламандра.
Бежал Гипсено́р, а за ним Еврипи́л, удачливый сын Евемо́на,
80 Бежал, догонял, чтоб ударить, и тем, нанесть бы побольше урона.
И он на бегу его смаху ударил, по правому врезал плечу,
Он острым мечом Гипсено́рову руку, отсёк, как лозинку в кусту.
Кровавая пала рука в пыль земную, глаза Гипсено́ру смежила,
Багровая смерть неизбежной судьбою, глаза ему тут же закрыла.
85 Узнать о Тиди́де, ты вряд ли сумел бы, с кем рубится он в том сраженьи –
Иль сам атакует, иль чьи-то атаки, смиряет он в верном движеньи?
Он по равнине носился подобно, весенней реке многоводной,
Вспухшей от талого снега весною, от зимних дождей полноводной;
И никакие плотины не в силах, её бег могучий сдержать,
90 Бьёт через стены и их подмывает, заборам поток этот не удержать.
Дождём разразится, когда Молневержец, потоки воды посылает,
Много в них гибнет, блестящих творений, немалое в них пропадает.
Так пред Тиди́дом, густые фаланги, троян рассыпались, крошились,
И не могли устоять перед ним, хоть много их было и бились.
95 Когда же воинственный сын Ликао́на, стрелок меткий Па́ндар, Тиде́я узрел,
Как тот по равнине гоняет фаланги, круша всех мечом, кто бежать не успел.
Из гнутого лука, прицелившись Па́ндар, стрелу свою в сына Тиде́я пустил,
Плечо его правое, он через панцырь, Тидиду стрелою насквозь поразил.
Панцырь стрела Диоме́ду пробила, навылет проткнула – доспехи в крови,
100 Тут и досада его обуяла – работы что море, и вдруг не лады!
Громко воскликнул ликуя троянцам, удачливый сын Ликао́на:
«Духом воспряньте, троянцы, дарданцы, я ранил стрелой коногона,
Ранен храбрейший ахеец! Недолго, ему со стрелою бороться,
Такую стрелу одолеть поражённый, не сможет, скорее загнётся.
105 Видимо вправду меня из Ликии, под Трою прибыть, побудил наш Кронид!»
Тиди́да однако стрела не смирила, всего-то лишь ранен он, он не убит.
Он отступил к лошадям с колесницей, стал возле них, и Сфене́лу сказал:
«Ты в таких случаях, помню, в сражениях, очень удачно стрелу вынимал.
Встань дорогой Капани́д на мгновение, и с колесницы на время сойди,
110 Видишь стрелу ты, в плече, острой меди, ты постарайся – её удали».
Сфене́л тут сошёл с колесницы на землю, стал за спиной и стрелу из плеча,
Вытащил, прежде ж, её отломал он, а то вся стрела чересчур уж длинна.
Кровь побежала ручьём через панцырь, плетёный Тидида, что был лишь вчера,
Шорником лучшим ему изготовлен, но всё ж чрез него прорубилась стрела.
115 Громко взмолился тут воин могучий, рубака лихой, царь и вождь Диомед:
«Неодолимая дочь Эгиоха, внемли ж мне, спаси, и избави от бед!
Если ты мне и отцу помогала, в битвах пылающих, будь и теперь,
Ко мне благосклонна, убить хвастуна дай… что там истошно ревёт будто зверь.
Ранить успел он меня, возглашает, теперь горделиво – недолго мне жить.
120 Что уже скоро не видеть мне солнца, торопится очень, меня хоронить».
Так говорил он молясь, услыхала, Алалкомени́да-Афина его,
Сделала лёгкими руки и ноги, такими как были за день до того.
Стала вблизи и к нему обратилась: смелее теперь Диомед выходи, в бой же,
Вперёд же, сходись в лоб с врагами, и их беспощадно подряд всех, рази.
125 В грудь заложила тебе я ту храбрость, какой отличался наездник Тидей,
Щита сокрушитель, отец твой могучий, он лучший смиритель был диких коней.
Мрак, окружавший глаза твои прежде… я как ты видишь совсем отвела,
Нынче легко ты узнаешь и бога, и всех из своих, и любого врага.
Если какой-нибудь бог пред тобою, предстанет, тебя искушая, не смей,
130 Выступить против него дерзновенно, а прочих, кто б ни был, не мешкая бей.
Кто б они ни были, к ним Афродита, коль ввяжется в битву, старайся попасть,
Рази её острою медью без страха, чтоб не устояла и чтоб ей пропасть.
Выдав инструкцию дева Афина, сама от Тидида пошла стороной,
Он же немедля в ряды замешался, в кипящий, бурлящий внедрился он бой.
135Если и прежде пылал он желаньем, с троянцами биться: теперь же в тройне,
Сил у него как у льва вдруг прибыло, об этом мечтает любой на войне.
Сил что у льва, что в деревне ограду, двора перепрыгнув, царапнут чуть-чуть,
С раной такой, он среди тонкорунных, овец беззащитных – великая жуть.
Но от царапины, силы прибыло, пастух же не смея овец защищать,
140 Спрятаться в доме, спешит покидая, смятенное стадо, решив переждать.
Всюду лежат, распростёртые овцы, грудами трупы, везде по двору,
Лев распалёный, назад чрез ограду, уходит обратно в стихию свою.
Так ворвался Диомед распалённый, в фаланги троянцев, круша всех кругом,
Пастырь народов Гипе́йрон повергнут, и Астина́… был повергнут мечом.
145 Первого, в грудь он сразил, медной пикой, мощным ударом одним – наповал,
А у второго, удар по ключице, огромным мечом, и покойником стал.
Вмиг отрубил от спины и от шеи, с маху плечо, будто бритвой прошёл,
Бросив убитых, он на Полии́да, и на Аба́нта, подняв меч пошёл.
Разгадчику снов, престарелым рождённых, Евридама́нтом, ему ж самому,
150 Не удалось разгадать сновидений их, перед уходом на эту войну.
Наземь поверг Диомед их, могучий, снял с них доспехи, на Ксанфа пошёл,
На Ксанфа с Фоо́ном, Фено́па потомство, их изрубив по их трупам прошёл.
Нежно любимых отцом сыновей он, походя, как отмахнулся – убил,
А чтобы наследство кому-то, досталось, так третьего ж сына Фено́п не родил.
155 А этих убил Диомед, и у братьев, того и другого, он душу отнял,
Родителю-старцу, оставил рыданья, и мрачную скорбь, но на то наплевал.
Фено́п не увидел, вернувшихся с битвы, живыми сынов своих – это война!
Наследство осталось племянникам, дальним, всё что имелось за ним: до гвоздя.
Там на глаза Приамиды попались, что от ахейцев кругом, отбивались.
160 Хро́мий и Е́мон в одной колеснице, по тем временам, боевой единице.
Как в стадо что в месте лесистом пасётся, корове иль тёлке ворвавшийся лев,
Шею заломит, завалит, захватит, и перегрызёт, обнажая свой зев.
Так беспощадно, низверг Приамидов, Тидид с колесницы, на землю остыть,
Как ни противились, оба, но снял он, доспехи с обоих, силён был Тидид.
165 Быстрых коней же, товарищам отдал, чтоб гнали к судам их, в свой стан, на делёж,
Видел Эней, как троянцев в фалангах, крошит Диомед, как укроп дробит нож.
Быстро пошёл он, сквозь сечу, сквозь всюду, грозящие копья и с ними мечи,
Па́ндара равного богу повсюду, высматривал он, всё пытаясь найти.
Вскоре нашёл Ликао́нова сына, в работе упорной, в работе мечом,
170 Остановился, чтоб не отвлекая, от ратного дела он рядом с плечом:
«Па́ндар скажи мне, где лук твой и стрелы? Где слава твоя? Она здесь всем нужна.
Никто состязаться с тобой тут не станет, нам просто сейчас твоя помощь важна.
И не похвалится кто из Лики́и, что лучше тебя он, владеет стрелой,
Руки к Зевесу воздень, и пусти-ка, её вон в того, глянь, какой он герой.
175 Кто бы он ни был, силён и могуч он, погибели много он нашим, принёс,
Он ратям троянским, и прочим ущерба, немало мечом своим медным нанёс.
Он уж не бог ли какой раздражённый, на нас, на троянский простой всем народ,
Гневный за жертвы, за наглость подлога, хотя бог всегда что-нибудь да найдёт!»
Пандар удачливый сын Ликао́на, тут же Энею ответ быстрый дал:
180 «Храбрый Эней, благородный советник, как я его вижу, так я бы сказал:
На Диомеда похож, на Тидида, подобен в движеньях, и статью такой,
Щит узнаю я, и шлем дыроокий, ужели в доспехах его кто другой?
Лошади вижу – его, как и были, но кто это может быть, бог или нет,
Быть может всё ж он, как я предполагаю, тот самый могучий Тидид Диомед?
185 И не без бога свирепствует яро, какой-то бессмертный при нём всё ж стоит,
Близко стоит при Тидиде, однако, и облаком плечи объяв, норовит,
Все самые меткие стрелы куда-то, всё в бок направляет, храня так его,
Я ведь в него уж стрелял и попал ведь, я в правое ранил его ведь плечо.
Выпуклость панцыря, ясно я видел, стрела пронизала, как хлынула кровь,
190 К Аидоне́ю, я думал отправил, уж сверг я Тидида, но он в бою вновь.
Нет, не сразил я его, без сомненья, есть бог прогневлё́нный, за наши грехи,
И нет здесь коней у меня для сраженья, и нет колесницы – знаменье беды.
У Ликао́на в дому их, одиннадцать – новых, прекрасных, их краска свежа,
Только что сделанных; вкруг колесниц тех, висят покрывала; на них бахрома;
195 По паре коней, в разукрашенных шлейках, подле же каждой, из тех колесниц,
Полбу и белый ячмень мы им кормим, и всем жеребцам и для всех кобылиц.
В доме прекрасном своём копьеборец, старик Ликао́н, мне совет подавал,
Советовал мне, чтоб везде где б я ни был, был скромным, разумным и не гарцевал.
Он на колесницу взошедши сказал мне, он с той колесницы, наказ мне давал,
200 Чтоб в схватках кровавых, с любым врагами, троянскою ратью лишь я, управлял.
Я не послушал отца, а на много б, то было полезней, как я погляжу,
Я пожалел лошадей, дурачина я, не уделяя вниманья отцу.
Привыкшие сытно питаться, они чтоб, у граждан в кормах не нуждались каких,
И к Илиону пришёл ведь я пеший, оставил я дома, коней всех своих.
205 Твёрдо на лук полагаясь пришёл я, но помощи не дал мне верный лук мой,
В двух предводителей лучших стрелял я, из верного лука, итог – никакой!
В сына Тидея и в сына Атрея, того и другого лишь кровь я пролил,
Ранил их только, сильней раззадорил, и в общем итоге их лишь разозлил.
Видимо злая судьба мне внушила, с гвоздя прочно слаженный лук мне мой, взять,
210 В день злополучный, когда я решился, троянцев и Трою, в войне поддержать.
Я шёл чтобы Гектору радость доставить, о большем чём… я, не мечтал, и клянусь,
Что, если глазами своими увижу, когда я домой, в край родимый вернусь.
О, если я землю родную увижу, жену и отеческий дом наш большой,
Пусть иноземец мне голову срубит, ежели я не сломаю лук свой.
215 Если в огонь я, пылающий жарко, этого лука не брошу гореть,
В ще́пы его изломав искромсавши, чтобы оружия впредь не иметь».
Пандару тотчас Эней предводитель, встревоженный речью его, заявил:
«Не говори так. Не будет и дальше, и́наче в деле, как ты уяснил:
Покуда не выступим, на колеснице, вдвоём мы навстречу, тому молодцу,
220 И не испробуем наше оружье, и им укажем, на место ему.
Встань же ко мне в колесницу, увидишь, тросовы кони мои, каковы
Как они быстро бегут по равнине… и как мечут ноги мои рысаки.
Как они равно – в погоне, и в бегстве, умеют и шаг как и скорость держать,
Также и в город они унесут нас, и тем нас спасут, коль придётся бежать.
225 Если так выйдет, что славу дарует, Зевес Диомеду Тидиду опять,
Ну так бери ж поскорее, бич длинный, блестящие вожжи – пора выступать.
Я же войду в колесницу, чтоб в битву, вступить с Диомедом, и спор наш решить,
Иль Диомеда возьми на себя ты, а я колесницею буду вершить».
Тут же Энея Па́ндар и поправил, поскольку в конях кое-что понимал:
230 «Лучше уж сам ты, за вожжи бы взялся, а я на себя, Диомеда бы взял.
Много быстрее с возницей привычным, они понесут нас – тут нам не зевать,
Если придётся пред мощным Тидидом, по веской причине, с тобою бежать.
Не будет тебя, заартачатся кони, строптивы, – насколько быстры,
Умчать нас, знакомого крика не слыша, не пожелают они.
235 Тем временем, мощный Тидид к нам, нагрянет, за ним не поспеешь, он скор,
Нас умертвит, твоих чистопородных, коней он угонит и этим не вор.
Сам ты возьмись управлять колесницей, тебе кони больше подвластны твои,
Я, заострённым копьём его встречу, как он налетит, вообщем, вожжи держи».
Так сговорясь меж собой в колесницу, пёструю встали она для двоих
240 Вскачь на Тидеева сына пустили, ретивых коней они быстрых своих.
Только увидел их сын Капане́я, так Диомеду сказать поспешил
Быстрые молвил слова упрежденья, в надежде большой, что беду упредил:
«Друг драгоценный мой, лучший товарищ, храбрый Тидид, Диомед дорогой,
Вижу троянцев сюда направляющих, очень желающих биться с тобой.
245 Неизмерима их сила на пару, один из них лучник известный, Па́ндар,
Очень он горд, что он сын Ликао́на, как-будто родство не случайности дар.
Рядом Эней, он ничем неизвестен, родитель его добродушный Анхи́з,
А мать – Афродита богиня, Эней тем, всё что угодно и даже метис.
Стоит ли так нам неистово биться, давай в колесницу, отступим дружок,
250 Да в самых передних фалангах, рисково, давай-ка к своим подадимся чуток».
Грозно взглянул на него друг могучий, тут же последовал твёрдый ответ:
«Не говори мне о бегстве приятель, меня на него не склонить тебе, нет!
Нет, не в породе моей из сраженья, позорно бежать, увлекая врага,
Иль приседать от испуга как трусу, когда моя сила ещё так крепка.
255 На колесницу всходить подожду я. Пешком я навстречу, воякам пойду,
Выйду на бой, трепетать не велит мне, Афина-Палада: уж не подведу.
Кони их быстрые, их в колеснице, обратно не вынесут, слово даю!
Оба от нас не уйдут, не спасутся, я их обоих, сейчас положу.
Я обещаю, и ты то запомни, вот этих двоих, мне пустяк, заломать,
260 Если убийством вот этих обоих, я смогу добрую славу снискать.
Мне в том поможет Афина-Палада, ты ж уведи наших добрых коней,
И натянувши на поручнях вожжи, оставь у надёжных из наших людей.
Сам же к энеевым кинься лошадкам, помни, не путай и не забывай,
Их от троянцев, в стан наших, не мешкай, при первом же случае и угоняй.
265 Кони его из породы которые, Зевс громовержец, сам Тросу отдал,
За Ганиме́да, за сына удалого, он ими Троса тогда награждал.
Лучших коней не увидишь нигде ты, хоть обойди от морей до морей,
Только Анхиз-то, похитил породу, за это его ещё, ждёт звон цепей.
Тайно от Лаомедо́нта привёл он, своих кобылиц на его выпаса,
270 Шесть лошадей той породы родилось, от Лаомедо́нта гнедка-жеребца.
Он четырёх у себя удержал, и вскормил, и объездил их, как я слыхал,
Двух же Энею, как знаю отдал, ими тот ужас в боях нагонял.
Если коней тех захватим дружище, будет нам слава дружок, и почёт».
275 Так Диомед и Сфене́л меж собою, вели разговоры, о том что грядёт.
Вот и троянцы гоня быстроногих, примчались к ахейцам судьбу испытать,
Первым же Па́ндар сказал Диомеду, пытаясь себя пред собой оправдать:
«Духом могучий, бестрепетный воин, славным Тидидом, рождённый войне,
Быстрой моею стрелой не смирён ты, – стрелой моей горькой – застряла в броне.
А вот теперь я копьём попытаюсь, не лучше ли им я тебя попаду».
280 Словом своим упредил Диомеда, взмахнул и послал в него пику свою.
И по щиту Диомеда ударил, и щит Диомеда пронзён был насквозь,
Острое жало ударилось в панцирь, со звуком как-будто бы это был гвоздь.
Громко вскричал Ликани́д Диомеду, радость победы в словах проявив:
«Ранен ты в пах, и насквозь как я вижу, недолго, надеюсь ты кровь всю излив,
285 Сможешь держаться, а мне ты доставил, великую славу, на многи века!»
Молвил Тидид ему, мало смутившись, скорей хладнокровно, ему говоря:
«Нет, ошибаешься! Мимо попал ты! Бросок как стрельба твоя, были пусты,
Вам, я надеюсь, живыми отсюда, и очень надеюсь, уже не уйти.
Алою кровью своей вам придётся, бойца-щитоносца Ареса, поить!»
290 Так он сказал и метнул свою пику, Афина ему помогла цель пробить.
Что за удар? Непонятно как пика, в нос недалёко от глаза вошла,
Белые зубы ему раздробила, язык ему в корне как бритвой снесла,
И остриём пролетев подбородок, заклинила крепко там между костей,
Па́ндар упал с колесницы, доспехи, звякнули глухо, как груда камней.
295 В страхе шарахнулись быстрые кони, в сторону прянули, от мертвеца,
Так у него и душа отрешилась, глаза потускнели и сила ушла.
Спрыгнул на землю Эней со щитом, с огромною пикой, и острым мечом,
В страхе чтоб Пандаров труп не забрали, и догола его не обобрали.
Он словно лев свою мощь сознающий, ходил возле трупа, вперёд-взад снующий.
300 Пику вперёд выставляя и щит, видом показывал, что поразит.
Голосом страшным убить угрожая, тому кто приблизиться, пику вздымая.
Но камень схватил тут могучий Тидид, обычный что рядом бывает лежит.
Но тяжесть великая, двое нести, из ныне живущих его б не смогли.
Но он то, могучий из всех, исполин, легко им махал, да к тому же один.
305 Камнем таким поразил он Энея, в бедро, где головка, и где её шея,
Где входит головка в сустав тазовой, чашкой её именуем порой,
Чашку удар раздробил на куски, лишился Эней, от удара ноги,
Также и кожу тот камень содрал, доспех прежде напрочь с бедра оторвал.
Упал на колено, стоял опираясь, в руке держа меч, и кругом озираясь,
310 Глаза его, чёрная ночь осенила, и видно к нему уже смерть подходила.
Тут и погиб бы Эней неизбежно, но уж следила за ним обережно,
Остро следила за всем Афродита, за рану Энея была уж сердита.
Она его мать, много лет уж прошло, когда родила волопасу его.
Анхизу Энея тогда родила, теперь же вкруг сына она обвила,
315 Спереди складкою пеплос блестящий, пред ним распростёрла, от копий щадящий.
И стрел, что в него чёрной тучей летели, своим опереньем, разяще шипели.
Никто чтоб не мог изрыгать свой восторг, тому что он душу Энея исторг.
Так выносила, богиня Энея, сына из битвы, себя не жалея.
Сфене́л между тем, не забыл, повеленья, только что данного распоряженья…
320 Сфене́лу никто ещё не повторял, приказы он вовремя все исполнял.
Как повелел Диомед, лошадей, поставил Сфене́л, у надёжных людей,
От сечи, поставил коней в стороне, широкие вожжи узлами к скобе.
И бросился быстро к коням пышногривым, сильным, могучим и очень красивым.
Их захватил от троянцев угнал, в стан свой, товарищам их передал.
325 Он передал Диепи́лу коней, товарищу, с кем он был много дружней,
Сверстников всяких, и прочих дружков, с ним ближе сходился – характер таков.
Чтоб он к судам тех коней отогнал, и как полагается выстойку дал.
На колесницу свою он ступил, широкие вожжи он тут же схватил.
Быстро погнал к Диомеду спеша, испытанных в деле, его два коня.
330 А Диомед нагонял Афродиту, Афина не прочь и ей быть бы тут биту.
Знал что она не из мощных божеств, хоть и отец ей известный всем Зевс.
Она боевыми делами людей, не заправляет, нет силы той в ней,
Она не богиня кровавых боёв, не Э́нио – гибели всех городов.
Она не Афина-Алалкомени́да, и тем тяжела Афродиты планида.
335 И вот уж догнал Афродиту Тидид, и пику поднял и наставил, стоит.
И вдруг налетел и ударил копьём, как будто бы дело имеет с врагом.
Был ей подарком, харидами тканный, пеплос бессмертный на все времена,
Медная пика пронзила тот пеплос, и кисть Афродиты руки рассекла.
Кожу прорезав, ручьём заструилась, из раны Кипри́ды бессмертная кровь,
340 Влага, текущая в жилах бессмертных, Тидид поднял пику ударить чтоб вновь.
Боги хлебов не едят, не вкушают, земного какого-нибудь там питья,
Крови в них алой с того не бывает, и быть ведь не может её никогда.
Боль испытала богиня, и сына, из рук уронила издав громкий крик,
Быстро его подхватил сребролукий, Феб находившийся там в этот миг.
345 Облаком чёрным закрыв его плотно, чтобы данаец какой не пронзил,
Медью груди не достиг чтоб Энея, душу изъял из него, тем убил.
Громко могучий Тидид закричал, Кипри́де богине в лицо:
«Скройся, Зевесова дочь из сраженья, не то я, ты знаешь, ударю ещё!
Иль не довольно тебе, что бессильных, ты жён обольщаешь ввергая во грех,
350 Хочешь и в битвы мешаться, Кипри́да? Но здесь только сила имеет успех.
Вперёд приведёт тебя в ужас такая, битва жестокая, издалека!»
С тем удалилась Кипри́да из боя, в тот час от страданья была вне себя.
В болях ужасных вела из сраженья, посланница Геры Ирида, её,
За руку взяв, уж она в это время, уже находилася подле неё.
355 Слева от битвы, нашла она бога, буйный Арес, там в сторонке сидел,
Коней подведя и копьё прислонивши, к тёмному облаку, будто нет дел.
Пала она на колени пред братом, и умоляла его, одолжить,
Коней златосбруйных в его колеснице, ей тяжело из-за раны ходить:
«Дай мне твоих лощадей, помоги мне, брат дорогой мой, мне помощь нужна,
360 Чтобы жилища бессмертных, Олимпа, от этой свары достигнуть могла.
Слишком я стражду от раны, мне смертным, сейчас нанесённой, по кисти руки,
Сыном Тидея, который и с Зевсом, готов бы сразиться, лишь дай подойти».
Отдал Арес ей коней златосбруйных, из лучших которые только при нём,
Милым печалуясь сердцем богиня, взошла в колесницу, при брате своём.
365 С ней поднялася Ирида, и вожжи, забравши широкие, в руки свои,
Лошадок стегнула бичом, полетели, послушные кони в Олимпа дворы.
Быстро богов на Олимпе высоком, жилища достигли, лошадки войны
Там помогла с колесницы Кипри́де, вестница Зевса, Ирида сойти.
Коней отпрягла от всей сбруи, амвросии, бросила в пищу, обильно дала,
370 Пала Кипри́да сойдя с колесницы, в колени Дио́ны, настолько слаба.
В объятья Дио́на её заключила, как мать заключает в объятья детей,
Нежно ласкала рукой, называла, вопрос задала, из сочуствия ей:
«Кто из потомков Урана неправо, с тобой поступил эдак, дочка моя,
Словно бы зло ты какое свершила, чего быть не может, и то знаю я?»
375 И тут-то Кипри́да, улыбколюбивая, ей Афродита, в ответ говорит:
«Ранил меня Диомед предводитель, надменный вояка аргосцев, Тидид.
Ранил за то что унесть я хотела, мне милого сына, Энея спасти,
Дорог он более всех мне на свете, Тидид бы изверг его жизнь из груди.
Нынче уже не троян и ахейцев, свирепствует битва, у врат городских,
380 Нынче уже и с богами бессмертными, бьются, данайцы, приняв за чужих!»
Ей отвечала на это Дио́на, в богинях богинь, как и смертных познав:
«Милая дочь, потерпи и сдержись, горестней будет, людей всех узнав.
Многим из нас на Олимпе живущим, терпеть приходилось, от милых с мечом,
От смертных обычных, взаимных их, распрей, войн их друг с другом, и лжи их во всём.
385 Много Арес претерпел, как его… Алоеевы дети, два сына всего,
От с Эфиа́льтом могучим, сковали… крепчайшею сетью, и в бочку впихали.
Тринадцать он месяцев в бочке томился… в бочке медяной – мир не, изменился.
Верно бы так там Арес и зачах… но случай, известно, стоит на часах.
Если бы мачеха их, Ерибе́я… прекрасная, тайно от них, не робея,
390 Гермеса известного не известила, кто бы там знал, что с Аресом тем было.
Гермес из темницы похитил Ареса, конечно же из своего интереса.
Уже ослабевшего в тяжких цепях, был еле живой и едва на ногах.
Cын Амфитрио́на, стрелою трезубою, в правую грудь как-то Гере попал,
Терзалася болью богиня, терпела, причём несказанной, и Зевс это знал.
395 Даже Аид претерпел, меж богами, ужасный какой только может и быть,
Острой стрелой, нанесённой всё тем же, Зевесовым сыном – могло хуже быть.
Возле ворот, средь умерших изведал, он тяжкие муки, от смертных людей,
К вершине Олимпа, он к зевсому дому, пришёл сам в страданьях, от раны своей.
Крепко сидела в плече его мощном, стрела роковая, трезубцем своим,
400 Аид же себе, сам помочь не умеет, и это дано, пока только другим.
Рану осыпавши, боль утоляющим средством его, Пэе́он, исцелил,
Его, не для смертной рождённого жизни, выстрел неточный для нас сохранил.
Дерзкий, неистовый! Он злодеянья, вершил не страшась, был планидой таков,
Луком богам досаждал на Олимпе, в неистовстве, не признавал он богов.
405 А против тебя Дио́меда Тидида, Афина и Гера смогли подстрекнуть,
Глупый! Не знает того дерзновенный, что гибельным это ему будет путь.
Что уж совсем краткожизненны люди, посмевшие руку поднять, на богов,
Не назовут его папой, не сядут, к нему на колени, те двое мальцов,
Дети его, что оставил он дома, когда он домой возвратится с войны,
410 Думать ему бы, а нет, не заставишь, но скоро побит, может быть как и ты.
Хоть и могуч он, но следущий в битве, может быть тот кто сильнее тебя,
И как бы жена его, Эгиале́я, не разбудила домашних, вопя.
В скорби о муже, законном, храбрейшем, может и эдак всё произойти,
Хоть и герои вояки-данайцы, да вот не бессмертные всё же они.
415 И всплачет по мужу, жена Диомеда, Адра́стова дочь, хоть и духом крепка».
Кончила речь свою мать Афродиты, влагу бессмертную с кисти сняла.
Тяжкая боль унялась и мгновенно, рука исцелилась, как вовсе её,
Не повреждала медь острая как-то, и Афродита забыла про то.
Всё это видели Гера с Афиной, решили они Эгиоха достать,
420 Первой к нему подступает Афина, в привычке её, из далё́ка начать:
«Зевс, мой отец, на слова что скажу я, ты не рассердишься ведь, на меня?
Какую-то из ахеянок похоже, Киприда разлучница ведь увела.
Переманила к троянцам как прежде, ужасно ей милыми ставшими вдруг,
Не оцарапала ль, ту ахеянку, нежно лаская, чтоб мил стал ей друг?
425 Слабую руку свою золотою, булавкой богиня, и кровь истекла?»
Отец всех людей и богов улыбнулся, Киприде сказал: «подойди-ка сюда».
И подошедшей к нему Афродите, отец заповедал ей, слово своё:
«Дочь, не тебе заниматься войною, совсем не твоё это, знай, ремесло.
Лучше устраивай браки земные, приятное дело, для смертных людей,
430 Арес и Афина, займутся войною, и битвами с кровью, и морем смертей».
Так меж собою вели разговоры, бессмертные боги, в семейном кругу,
А громкоголосый Тидид между тем, порывался, к Энею, в том страшном бою.
Зная что сам Аполлон, свою руку, над ним простирает, он рвался вперёд,
Он не страшился, великого бога, решимости полон в надежде – найдёт!
435 Он рвался душою, искал всё Энея, предать его смерти, доспех с него снять,
Трижды бросался Тидид порываясь, Энея копьём своим длинным достать.
Трижды в блистающий щит Диомеда, ударом в него, Аполлон упреждал,
Но лишь в четвёртый он раз устремился, как Феб ему голосом грозным сказал.
Голосом страшным ему загремел он, к нему обратился, и строго велит:
440 «В разум приди, отступи и не думай, равняться с богами, надменный Тидид.
Подобными ввек не окажется племя, вечных богов, племенам всех людей,
Краткоживу́щих, по землям ходя́щих, и непонимающих жизни своей».
И подался́ Диомед ненамного, совсем ненамного назад подался́,
Гнева желая избечь Аполлона, далёкоразящего Феба-стрельца.
445 Он же Энея, из яростной схватки, вынесши, в храм свой прекрасный унёс,
В храме прекрасном своём и положил, в Перга́ме священном куда сам принёс.
Сыну Анхи́за в великом святилище, в том возвратили и силу и лик,
Лето́ с Артемидой над ним потрудились, много трудились, не кратенький миг.
Схожий с Эне́ем, создал сребролукий, обманчивый призрак, один к одному,
450 В таких же доспехах и щит, был такой же, такому ж в узорах мечу.
Около призрака сшиблись фаланги, троян и ахейцев сошлися лоб в лоб,
Их разбивали друг другу ударом, далёко был слышен, треск грохот и топ.
Били по кожам, по круглым, воловьим, тяжёлых и лёгких взаимно щитов,
Феб-Аполлон обратился к Аресу, свирепому богу всех войн и боёв:
455 «Слушай, Арес, о Арес людобоец, твердынь сокрушитель, и крови истец,
Кровью залитый! Не сгонишь ли с поля, того вон вояку – великий наглец?
Сын он Тидея, готовый сразиться, и с Зевсом сразиться, – его не уймёшь,
Богине Кипри́де, он руку поранил, у кисти поранил герой наш – хорош!
После и против меня устремился, видал, что наглец позволяет себе!»
460 Так произнесши воссел Аполлон на высотах Перга́ма, один на горе.
Грозный Арес оказался не прочь… в эту минуту троянцам помочь,
Образ приняв Акама́нта вождя… фракиец, удалый работник меча,
Крикнул он детям владыки Приама… питомцам Зевеса, отведавшим срама:
«Дети Приама, седого владыки… вскормленны все вы Зеве́сом великим,
465 Долго ль намерены вы наблюдать… долго ль намерены вы позволять?
Чтобы народ наш, ахейцы избили, чтоб к Трои воротам враги подступили?
Воин из всех наших лучших повержен, чтимый как Гектор – кто этим рассержен?
Эней знаменитый, рождённый Анхи́зом, сюда мы собрались не личным капризом,
Мы здесь, чтоб в бою за себя постоять, и друга спасая, в бою поддержать!»
470 Мужесто в каждом он так возбуждал, троянцев он дух боевой поднимал,
С речью обидною к Гектору тут, Сарпедон обратился, сказав ему: «Жмут!
Ахейцы, ломая, фаланги круша – куда подевалася храбрость твоя?
Ты говорил, что один, без народов, без ратей союзных, ваш город спасёшь!
С зятьями и братьями! Где твои братья? Не вижу их что-то! И сам чего ждёшь?
475 Из них ни единого я здесь не вижу, их не приметить, и их не найти,
Все как собаки трясутся от страха, увидевши льва – все прижали хвосты.
Мы же сражаемся здесь, хоть всего лишь, союзники ваши, и только того
Также союзник и я, к вам пришедший, совсем издалёка, оставив своё.
Наша Лики́я с течением Ксанфа, отсюда, ты знаешь, весьма далеки,
480 Там я жену дорогую оставил, младенца-ребёнка, владенья мои.
Много богатств, до которых охочи, как все неимущие так и воры,
И ведь при этом веду я ликийцев, и сам в поединке, и братья мои.
Рад я сразиться с врагом твоим зная что, нет здесь такого чего моего,
Что бы могли увести аргивяне, лишив меня всякой неправдой его.
485 Ты ж неподвижно стоишь, и войскам… не даёшь приказаний. А что делать нам?
Где твой приказ войску: не отступать! Врагов истреблять! За жён насмерть стоять!
Не оказаться б в итоге затей, попавшими в петли искуссных сетей,
Добычей врагов беспощадных не стать, нельзя ни в бою, ни пред ним, нам зевать.
А то и глядишь и погибнет, прекрасно, построенный город ваш, на берегу,
490 Должен ты был бы, об этом в заботе быть, денно и нощно: о чём говорю!
Просить бы тебе всех вождей многославных, союзников ваших, за вас постоять,
Чтоб помогли вам, и делом упрёк мой, на поле сражения опровергать».
Гектора сердце глубоко кольнули, слова Сарпедона, его правота,
Вмиг со своей колесницы в доспехах, он спрыгнул на землю, в руках два копья.
495 Острые копья колебля пошёл, по широкому войску, как он только мог,
Всех возбуждая на бой жесточайший, сумел, получилось, он сечу разжёг.
Оборотившись назад, на ахейцев, троянцы направили медь в их щиты,
Те же сомкнувши ряды, не робея, врагов дожидались: в глазах холодны.
Так же как ветер разносит мякину, при веяньи хлеба, по гумнам святым,
500 Когда золотая Деме́тра мякины, сдувает с зерна, добрым ветром своим.
Под дуновеньем ветров, от мякины, зерно отделяет: бело всё вокруг,
Так и ахейцы тогда, от той пыли все, белыми стали, и бел стал весь луг,
Белыми стали от пыли что кони, вздымали копытами пыль меж бойцов,
Кони троян и данайцев во власти, неистовых, взвинченных их седоков.
505 Перемешались друг с другом, возницы, их в бой вороча́ли, в кипящий опять,
Воины рук своих крепкую силу, несли на врагов, – они шли убивать.
Сумрак разлил помогая троянцам, Арес над сраженьем, тем им подсобил,
Спеша, исполняя приказ Аполлона, он всюду с поддержкой троянцев, спешил.
Как Феб дальновержец ему заповедал, так дух у троян стал Арес возбуждать,
510 Лишь только увидел, как с поля уходит, Паллада-Афина от дел отдыхать.
Паллада-Афина – помошник данайцев, опора их в войнах и всех ратных дел,
Сам Аполлон же с Эне́ем из храма, из храма богатств всех, как раз подоспел.
Он вывел и силою грудь преисполнил, и мышцы литые Энею придал,
В кипящую бойню, ужасную сечу, в резню беспощадную, снова послал.
515 В радость пришли увидавши Энея, друзья, и что снова живой, невредим.
Силой блистает стоит перед ними, с расспросами бы, да вот некогда им.
Труд их заботил кровавый, труд ратный, на поле сражения Феб их сзывал,
С Распрей-Эри́дою без промедления и людобоец Арес возбуждал.
Оба Аякса меж тем с Одиссеем, с могучим Тидидом, данайцев вели,
520 Ревностно в бой возбуждали фаланги, хотя они сами с охотой в бой шли.
Пока что данайцы троян не страшились, ни их нападенья, ни натиска их,
Ждали подобные тучам, что Зевес, сбирает на горы, пока вечер тих.
Их на высокие горы надвинув, в долины пустить их дождём не спешит,
Держит недвижно на месте в то время, как сила Борея, и прочих всех спит.
525 Спит сила Борея и прочих ветров, что бурным дыханьем, стада облаков,
И тучи тенистые по небу гонят, с шумом большим, над землёю разгонят
Так неподвижно, без страха, троян, ожидали ахейцы, приказ уж был дан.
Ходил по рядам, отдавал приказанья, Агамемнон из привычки старанья:
«Возвыстесь бестрепетным духом друзья, стойкими будьте, на то и война!
530 Стыдитеся друг перед другом в сраженьи, и в схватках могучих терпеть пораженья.
Стыдливых спасается больше чем канет, безвестную вечность никто не обманет!
Славы, спасенья себе не найдут, в позоре бежавшие, в грязном, умрут!»
Закончивши речь, на троянцев взглянул, в троянца бегущего пику метнул.
В друга Энея, в Перга́сова сына, в Деикоо́нта, копьё угодило.
535 Его наравне с сыновьями Приама, чтили троянцы, не ведал он срама.
Средь самых передних проворен сражаться, и этим он не, забывал выделяться.
Пикою в щит его царь поразил, точным броском его насмерть сразил.
Щит не сдержал пики острого жала, кожу щита медь насквозь пронизала.
Пояс хоть прочный, но всё же пробила, в нижнюю часть живота угодила.
540 Звонкий, доспех его, звук издавал, как с шумом на землю, Деи́коон пал.
Двоих из храбрейших, данайских мужей… в Аидово царство отправил Эней…
Сынов Диокле́я… Орсило́ха с Крефо́ном… они отбивались мечами со звоном,
В красиво построенной Фе́ре, родитель, жил Диоклей, рода их предводитель.
Он род от Алфея реки, что бежит чрез землю пилосцев, теченья струит.
545 Из брега речного ведёт он свой род, благами жизни богатый народ.
Алфей из брегов, Орсилоха родил, что много в округе племён покорил.
А тот Орсилох, Диоклею отцом, он духом высок был, и сильным бойцом.
А вот Диокле́й, произвёл близнецов, искусcных во всяких ремёслах боёв.
Крефон с Орсилохом, его близнецы, немало сражений до Трои прошли.
550 Искусством, уменьем своим, весьма сходных, пришли на судах, на своих быстроходных.
Уж оба они возмужавшими были, как к Трое с ахейскою ратью приплыли.
Славных Атридов тех честь защищая, Агамемнона как и Менелая.
Под Троей их острая медь погубила, невидимым саваном смерть их накрыла.
Как с матерью-львицею, два мощных льва, что в трепет приводят большие стада,
555 Что в чаще дремучего леса вскормлённые, львицей на горных вершинах холённые,
Тучных овец и волов круторогих, из стад похищают, лежат у дороги.
Опустошают людские дворы, такое как правило, лишь до поры,
Придёт день и лягут они, но не снедью, от рук человечьих, под острою медью.
И их не минула такая судьбина, легли и они, в том Эней им причина.
560 Соснам высоким подобно – стояли! И им же подобно на землю упали.
Жаль Менелаю тут стало погибших, из боя с добычей являться привыкших.
Медью сияющей он облечённый, выступил тут из рядов возбуждённый.
Острым копьём над собой потрясая, Арес возбудил его храбрость, играя.
Тайную мысль в мечтаньях лелея, что будет сражён он рукою Энея.
565 Но увидал Антило́х благородный, шаг Менелая, Энею угодный,
И Нестора сын Антилох поспешил, в помощь, поддержкой к нему подступил.
Чтоб пастырь народов вдруг не пострадал, а то бы весь труд их напрасным бы стал.
Уж друг против друга, врагами стояли, и острые копья уже поднимали.
Пылая желаньем немедля сразиться, на жало копья, силу рук положиться.
570 И вдруг близ Атрида, владыки племён… Антило́х очутился, и щит поднял он.
Хоть очень был быстрым Эней в нападеньи, но тут он подался обратно в смятеньи.
Казусы знал он, частенько бывают, коль рядышком двое кого ожидают.
Эти же двое к ахейским рядам, оттащили убитых, оттуда к шатрам.
Там в руки товарищам трупы отдали, а те и земле их несчастных предали.
575 Сами ж вернулись и стали сражаться, и в сечу меж самых передних, ввергаться.
Пиле́мен был ими в бою том повергнут, он в царство Аида был ими низвергнут.
Он вождь щитоносных, мужей Пафлаго́на, не знающих страха, от медного звона.
Пиле́мен убит был самим Менелаем, при встрече двоих их – итог ожидаем.
Его под ключицу Атрид поразил, стоявшего, пикой его с ног он, сбил.
580 Пиле́менов спутник, возничий Мидо́н, был там же, на месте том, насмерть сражён.
Коней поворачивал, праздновал труса, а тут Антило́х был во власти искуса,
Он камень метнул, его в локоть попал, Мидо́н без руки вдруг беспомощным стал.
Вожжи слоновою костью блистали – рука ослабела и вожжи упали.
Прыгнул вперёд Антило́х и мечом, в висок его грянул, и дело с концом.
585 С прекрасной упал колесницы Мидо́н, со вздохом тяжёлым, и дух тут же – вон!
В пыль придорожную вниз головою, на темя и плечи, и с тем конец бою.
В очень глубокий песок он попал, воткнулся в него головой и стоял.
Стоял, пока кони его зацепили, на пыльную землю, его не свалили.
Коней захватил Антилох, как желал, к ахейскому стану их сразу угнал.
590 Гектор обоих в рядах увидавши, на них устремился, сразиться желавши.
С криком фаланги за ним понеслись, троянцы могучие в бой с ним рвались.
Ими начальствовал грозный Арес, с почтимой Эни́о, имевшею вес.
Она за собою смятенье вела, и в битву бесстыдство с собою несла.
Тот же в могучей руке потрясал, огромною пикой, чем всех напугал.
595 То перед Гектором шёл впереди, то следом за Гектором, в его пыли.
В ужас пришёл, увидавши Ареса, могучий Тидид – тут был без интереса.
Беспомощный путник скиталец равнины, в жизни не видевший бурной стремнины.
Вдруг цепенеет пред быстрой рекою, впадающей в море пред его ногою.
Видя шумящую волн синих пену, он пятится робко, проломит и стену.
600 Так же тогда Диомед отступил, и крикнул народу в ряды из всех сил:
«Можно ль тому удивляться, друзья, что божественный Гектор, здесь выше себя,
Искусно владеет мечом и копьём, и страхи сражения все нипочём?
Всегда его кто-нибудь сопровождает, беду из богов кто-нибудь отражает.
Вот и теперь вон, Арес рядом с ним, под личиною смертного – не уязвим.
605 К троянцам лицом обратившись, уходим, но паники, мы никакой не разводим!
В битву вступать, не дерзайте с врагами, мы можем случайно столкнуться с богами!»
Подались ахейцы назад, отступая, троянцы ж подались вперёд, наседая.
Гектор двоих коногонов убил, их, бывших в одной колеснице, сразил.
Один был Мене́сф, другой Анхиа́л, хоть опытны в битвах, но час их настал.
610 Аяксу, повергнутых жаль очень стало, решил что за них бы, и мстить не мешало.
Он к ним подошёл, своей пикой взмахнул, и в Амфия он, пику эту воткнул.
В Села́гова сына, ударил с размаху, щит его поднят, Аякс копьё к паху,
В момент подходящий всех прочих оставил, копьё в незакрытое место направил.
А́мфий полями большими владел, и в Пе́зе богатством большим,
615 Но он был судьбой вовлечён в ту войну, владыкой Приамом, самим.
А́мфия в пояс сразил Теламо́ний, в нижнюю часть живота,
Пика Аякса в мгновенье проникла, силён был удар, и она тяжела.
Рухнул поверженный с шумом на землю, Аякс к нему тут подбежал,
Хотел с поражённого снять он доспехи, но с этим он не успевал.
620 Посыпались острые копья троянцев, их принял он в щит свой немало,
Он медную пику из трупа изъял, на это лишь время хватало.
Не снял драгоценных доспехов он с трупа, крылатые сыпались стрелы.
Боялся в могучем кольце очутиться, из боя уйти хотел целым.
Немало отважных врагов наступало, наставивши острые пики,
625 И как ни огромен он был и могуч, да хоть бы к тому и великим.
Прочь отогнали его. Отступил. Назад сдал Аякс содрогаясь,
Такую добычуАякс упустил, ругал всех в душе сокрушаясь.
Так подвизались вожди аргивян, в сраженьи жестоком кровавом,
Конечно же были в войсках и такие, что битвы равняли к забавам.
630 Вождь Тлеполе́м Геракли́д был сведён, могучей судьбой с Сарпедо́ном,
Он Сарпедо́на, всегда презирал, и просто считал пустозвоном.
Он рвался цинично его оскорбить, надеждою тайной счастливый:
«Что за нужда у тебя Сарпедон советчик ликийцев болтливый,
Ёжиться здесь и дрожать, когда ты, не смыслишь в боях ни бельмеса?
635 И кто это лжёт, будто сам ты эги́д, ты сын громовержца Зеве́са?
Нет, несравненно слабей ты мужей, что раньше тебя рождены,
От туч собирателя Зевса-Кронида, внебрачные, со стороны.
И каковой, говорят нам всегда… великая сила Геракла была.
Был мой родитель, герой дерзновенный, хоть львиное сердце, но обыкновенный.
640 Он некогда прибыл сюда за конями, с дружиной всего-то, шестью кораблями,
Со… значительно меньшим отрядом он был, но Лаомедо́нта войска он разбил.
И разгромил Илион ваш за ними, и улицы сделал для ветра пустыми,
Ты же душой трусоват. Признаёшь? И на погибель народ свой ведёшь.
Ты только трусом и можешь прослыть, защитой троянцам не можешь ты быть.
645 Ты бросил Лики́ю, напрасно и зря, и будь ты хоть много могучей меня,
Ты всё ж отойдёшь, этой пикой сражённый, к воротам Аида, мной препровождённый!»
Сыну Геракла сказал Сарпедон… предводитель ликийцев, храня ровный тон:
«Так Тлеполе́м – разорил твой родитель, священную Трою, да не победитель,
Из-за безумного дурня-царя, Лаомедо́нта, легли люди зря.
650 Геракл добра ему сделал немало, да совести б Лаомедо́нту хватало,
Он за добро его, и разбранил, лошадей не отдал, за порог проводил.
А тот за конями шёл издалека, за них и творил он так много добра.
Тебе же отсюда уже не уйти, и смерть здесь от пики моей получи.
Поверженный пикой моей, дашь мне славу, Аиду же душу, ему на забаву!»
655 Друг другу сказали они что хотели, и руки их с пиками в воздух взлетели,
И разом из рук у обоих бойцов, пошли во врага пики из-за щитов.
Пики огромные, острые длинные… и витязи в общем-то, оба былинные,
В шею попал Сарпедон Тлеполе́му, ему нерешимую за́дал проблему.
Чёрною, мрачною ночью покрылись, глаза Тлеполе́ма, – навеки закрылись.
660 А Тлеполе́м своей пикой в бедро, поразил Сарпедона, да так что его,
Из тесноты на руках выносили, и пику из тела-то вынуть забыли.
Тело пронзившее острое жало, в кости́ бедра крепко, на горе застряло.
Только, покамест отец защитил, от гибели сына, на время хранил.
Друзья Сарпедо́на из сечи несли, и пику огромную вслед волокли.
665 Никто не подумал, и где тот догада, ту пику излечь из кости́-то ведь надо.
Но не догадались – влачилась та пика, а боли такие, что сил нет для крика.
Все так торопились. А вытащить бы? Быть может он смог бы со всеми идти?
Так же как здесь – на другой стороне, ахейцы несли Гераклида к себе.
Из тесноты его труп выносили, и пику из шеи уже удалили.
670 Когда это всё увидал Лаэртид, чьё милое сердце за войско болит,
Он стал колебаться умом и душою, тут надо б подумать: Арес не с тобою:
Настигнуть ли сына громами гремящего, Зевса-Кронида, с Олимпа разящего,
Или ликийцев, простых рядовых, уничтожить побольше – чтоб не было их.
Но не Одиссею дано было роком, и не упреждён он был в тот миг пророком,
675 Низвергнуть могучего Зевсова сына, дано не ему, и не в нём всё ж причина.
Мысли его на ликийский народ, обратила Афина, а там сам пойдёт.
Кайра́на он первого пикой убил, Ала́стора следом, Алька́ндра сразил.
Хро́мия, Га́лия, и Ноемо́на… Прита́ниса к ним, чтоб побольше урона,
Ещё бы немало ликийцев убил, Одиссей богоравный – хватило бы сил.
680 Но издалека вдруг увидел его, шлемом блещущий Гектор – хватило того.
Ринулся он сквозь передних шеренги, доспехов сияющей медью блестя,
Ужас данайцам, простым их солдатам, и беспокойство вождям их неся.
В радость пришёл Сарпедон и печальное, вымолвил слово он слёзно просил:
«Гектор, не дай, умоляю, лежать мне, добычей данайцев, совсем я без сил.
685 Я попрошу, защити, и пусть в вашем, городе, знаю, надежды мне нет,
Жизнь моё тело покинет, и я с тем, оставлю навеки, родной белый свет.
В дом возвратиться к себе не смогу я, в отцовскую землю уже не вернусь,
Радость прине́сть и супруге любимой, и малому сыну, я не соберусь».
Но Гектор ему ничего не ответил, сразиться с ахейцами очень спешил,
690 Наверное сам догадался и делал он, именно то, о чём друг и просил.
Прочь отогнать, кровожадного ворога, души исторгнуть копьём им своим,
Равного ж вечным богам Сарпедона, из боя друзья унесли чуть живым.
В поле, под дуб он прекрасный, Зевеса, эгидодержавного, был отнесён,
Там же от пики ясеневой острой, был осторожно он освобождён.
695 Могучий Пела́гон, товарищ из верных, вражины копьё из бедра удалил,
И отлетела душа Сарпедона, глаза свои воин удалый, закрыл.
Вскоре однако вздохнул он, и ветра, Борея дыхание, дух его вновь,
Вернуло, вдохнуло и тем оживило, к лицу его снова вернулася кровь.
Перед Аресом и Гектором в латах, бегущих ахейцев не видел никто,
700 К своим кораблям возвращаться, нет смысла, пока не добыли они ничего.
Но и вперёд не бросалися в бой они, медленно шли, отступая назад,
Как только узнали: Арес меж троянцев, уж очень не нравился этот расклад.
Кто же был первым и кто был последним, оружье которых в тот день довелось,
Снять как с повергнутых, в этом сраженьи, Аресу и Гектору что удалось?
705 Тевфра́нта сразили подобного богу, Орест был убит в тот же миг вместе с ним,
Трэх, этолийский копейщик и Ге́лен… Энома́й с Энопи́дом: мечом все одним.
И опоясанный пёстрой, блестящей, повязкой, Оре́сбий, был всем наделён,
Ги́ли, усердный стяжатель богатства, был брошеной пикою насмерть сражён.
Около озера жил он Кефи́сского, где беотийское племя жило,
710 И прочих владельцев богатых участков, под стены священные Трои несло.
Но не укрылось от глаз белорукой, богини, супруги Кронида, беда,
Как аргивяне лишаются жизни, от Гектора острого жала меча.
Быстро она обратилась со словом, к Афине-Палладе, тревогу бия́:
«Непобедимая дочь Эгиоха! Известно ль тебе, что пришла к нам беда?
715 Напрасно с тобой Менелаю мы право, внушили надежду… и веру ещё,
Что разрушителем Трои высокой, домой он вернётся – напраслина всё!
Раз позволяем свирепствовать яро, Аресу – убийце ахейских мужей.
Надо бы нам предпринять, наши меры, и предпринимать надо что-то скорей!»
С ней согласилась Алалкомени́да, в том, что пора что-то, предпринимать,
720 А Гера пошла, и коней златосбруйных, не мешкая часу взялась запрягать.
Богиня старейшая, Гера аргивская, дочерь великого Крона, сама,
Впрягает коней в колесницу, а Геба, доставила матери два колеса.
Они по оси, по железной ходящи, они восьмиспи́чны, и этим прочны́,
О́боды их – золотые, нетленные, медные шины на них, и плотны́.
725 Для красоты по бокам окаймлённые, ступицы их серебром с двух сторон,
Кузов же сам на ремнях золотых, и серебряных крепких, к оси прикреплён.
Прочно лежит на оси, и дугою, поручни сверху стоят по бокам,
Дышло же из серебра, и укосы, к оси под углом с двух сторон к колеса́м.
Всё это связано с кузовом прочно, он инкрустирован платиной весь,
730 Сделано лично Гефестом навечно, чтоб колесница служила не днесь.
Геба ярмо золотое надела… к окончанию дышла… нагрудник златой,
Лошадей подвела под ярмо своих Гера, пылая желаньем вражды и войной.
Дочь между тем, Эгиоха-Кронида, Афина-Паллада, в чертоге отца,
Мягкий свой пеплос на пол опустила, струёй его с плеч своих белых сняла.
735 Пестроузо́рный, который был ею, сготовлен само́ю, на праздничный день,
Вместо него же, хитон молневержца, надев на себя застегнула ремень.
Для многослёзного страшного боя, в доспехи она облеклась, для войны,
Плечи себе облачила эгидой, богатой кистями – Гефеста труды.
Ужас её обтекал отовсюду, и над головою он был ей венком,
740 В ней леденящая душу погоня, сила, напор в ней, и распря, во всём.
В ней голова и Горго́ны чудовища, страшного видом, для смертных людей,
Зевса эгидодержавного чудо, страшная грозная: где же Персе́й?
Шлём свой надела, имевший два гребня, четыре султана, и сто образо́в,
Ста городов разрушителей шлём тот, златой украшали – гроза городов!
745 В яркую став колесницу, огромным, вооружилась, тяжёлым копьём,
Крепким, сражавших фаланги героев, из многих шеренг, будто билась с тряпьём.
Всех, навлекавших могучеотцовой, богини безудержный гнев на себя,
Всех поражала, а Гера тем временем, быстрых лошадок, бичом погнала.
Сами собой распахнулись у неба, ворота где Оры, стоят на часах,
750 Где вверено О́рам, нести караул, для охраны Олимпа у врат в облаках.
Вход открывать и опять загораживать, облаком плотным, обязанность Ор,
В эти ворота богини коней своих, быстрых погнали, в небесный простор.
Вскоре нашли они Зевса, один он, вдали от бессмертных, в раздумьях сидел,
На высочайшей, из многих вершин, олимпийских, один он, как будто без дел.
755 Там удержала коней белорукая, Гера богиня, ретивых своих,
И к высочайшему Зевсу-супругу, она подошла, вся на нервах одних:
«Не негодуешь ты, Зевс, на такие, злодейства Ареса, за нашей спиной?
Скольких мужей – и каких! – погубил он, в ахейском народе, такой он сякой!
Не по-хорошему, даром, скорблю я, тогда как Киприда и Феб-Аполлон,
760 Он, сребролукий, душой веселятся, и нам неугодным, помог только он.
Он в бой подстрекнул дурака, над которым, не властны законы, лишь слово твоё,
Зевс, наш отец! На меня осерчаешь ты, коль прогоню я из битвы его?
Коль прогоню я его из сражения, и исхлестаю позорно при всех?»
Ей отвечая сказал Кронион тут, из деликатности сдерживал смех:
765 «Лучше пошли на Ареса добытчицу, деву Афину, уж ей не впервой,
Привыкла она, повергать его в скорби, в тяжкие скорби, проблемой земной».
Тем белорукая Гера довольна, послушно назад, к колеснице пошла,
Хлестнула лошадок, бичом своим тонким, и колесница ушла в облака.
Между землёй и усеянным звёздами, небом, неслышно богини паря,
770 На сколько проникнет в пространство, воздушное, взор человека, во дали глядя,
В дали свинцового моря глядящие, с вышки обычнейшей сторожевой,
Столько захватят в прыжке, громкоржущие, кони бессмертных, летящие в бой.
Прибыли вскоре они к Илиону, к струящимся рекам, к ахейцам в войска,
К месту где струи Скама́ндр сливает, свои с Симое́нтом, в одни берега.
775 Там белорукая Гера богиня, коней удержала, и вкруг их туман,
Разлила́ непроглядный, и их распрягала, и ворох им сена, огромный в корм дан.
На берегу Симое́нт им амвро́сию, вырастил в пищу, густых трав покрой,
Двинулись обе, походкой подобные, робким голубкам, на голос им свой.
Жарким пылая желаньем на помощь, придти к аргивянам, как можно скорей,
780 Прибыли к месту они, где всех больше, было как раз, из их лучших мужей.
Было их там, и стояли данайцы, вокруг Диомеда, вопросы в глазах,
Коней укротитель он, диких и страшных, выросших где-то в далёких степях.
Они же подобны все львам плотоядным, или же злющим большим кабанам,
Образ могучего Сенто́ра Гера, приняв на себя: не под силу то нам.
785 Как он лишь умел, своим голосом медным, так и она, в его образ войдя,
Будто зараз человек пятьдесят… кричало бы глоток своих не щадя:
«Стыдно ахейцы! Вы тру́сы я вижу! Лишь с виду достойны вы чести смотрю!
Смелы когда с вами Ахилл благородный, тогда пойте славу его лишь мечу!
Нет, не дерзали троянцы доныне, нос показать из Дарда́нских ворот,
790 Боялись его сокрушительной пики, и все трепетали, и что теперь вот?
Нынче ж далёко от стен пред судами троянцы воюют, их не удержать,
Их же союзников в помощь зовите, быть может они будут вам помогать?»
А совоокая дева Афина, пошла к Диомеду: его убеждать,
Близ колесницы с конями стоял он, был вынужден рану свою, охлаждать.
795 Рану которую острой стрелою, нанёс ему Па́ндар, она знала то,
Пот изнурял под широким ремнём, на котором держался щит круглый его.
Щит надоел и рука уставала, кровь вытирать, и тут пот изнурял,
Из-под ремня всё сочилась кровища, он ею был занят, и всё вытирал.
Облокотясь о ярмо колесницы, сказала богиня, стараясь поддеть:
800 «Сын у Тидея родился не очень, с родителем схожий. Иль как посмотреть?
Был среднего роста пониже Тидей, но боец несравнимый, кремнёвый скорей.
Даже когда я ему запрещала, с кем-то и где-то за что воевать,
Или стараться меж прочими, в чём-то, когда-то, зачем-то, сиять и блистать,
Как и в то время когда появился, один он послом, в Фивах от ахеян,
805 Я пировать ему с ними велела, открыв ему тайный кадмейцев изъян.
Но и тогда, как и раньше, был духом, могуч он безмерно, и очень силён,
Во всяких легко победил состязаниях, вызвав кадмейских всех юношей он.
Он их легко победил, я б сказала. Откуда мне знать? Я ему помогла!
Также и возле тебя пребываю, стою и тебя от всех бед храню я!
810 И побуждаю тебя всей душою, биться с троянцами, не за меня.
Но в твоё тело, проникла усталость… от многих трудов, и их много осталось,
Или же робость тобой овладела, она бессердечна, всегда не без дела.
Ну и какой же ты сын Инеи́да, храброго в сечах Тидея?»
Ей отвечая сказал Диомед, что в битву вступал не робея:
815 «Дочь Эгиоха-Кронида, тебя, в любом я обличьи узнаю,
Всё я охотно, богиня скажу, как есть, ничего не скрываю.
Нет, не устал я, не робость конечно… в бою меня одолевает,
Все приказанья, что ты мне дала, я выполнил как подобает.
Против блаженного бога, ты мне, сражаться при всех запретила,
820 Кто бы он ни был, и только Киприду, разить медью ты разрешила.
В том только случае, если Киприда, в битву кровавую встрянет,
Вот почему отступают ахейцы, и духом от этого вянут.
Я приказал им всем здесь собираться, сюда каждый и прибывает,
Нам надо бы битву скорее оставить, ведь ею Арес заправляет».
825 Слово сказала ему совоокая, дева Афина-Паллада:
«Ты больше всех мне приятен, Тидид, бояться теперь же, не надо.
Больше не бойся теперь, ни Ареса, ни бога какого другого,
Вот я сегодня какой тебе буду, помошницей дела большого.
Прямо гони своих резвых коней, гони на Ареса: давай, веселей!
830 Бей, не страшись сумасшедшего бога, до этой минуты он был недотрога –
Зло что себе приготовили люди, души перемётной и трупы их в груде.
Владычице Гере и мне обещал, да вот обещания он, не сдержал,
Ахейцам он помощь подать обещался, с троянцами ж против ахейцев сражался,
И приложил сколько может старанья, напрочь забыл своего обещанья».
835 Так говоря согнала́ с колесницы, Сфене́ла на землю, сняв вожжи со спицы,
За поручни взявшись на землю ступил, и место Афине, своё уступил.
Она в колесницу взошла к Диомеду, его подбодрив перед тем на победу,
Боем горящая, местью дышащая, взглядом глаз чёрных вокруг всех разящая.
Тяжко колёса под ними стонали, могучего воина с богом держали,
840 В руки и вожжи и бич вобрала́, и колесницу вперёд погнала́.
Коней погнала на Ареса Афина, к троянцам её нелюбовь в том причина.
Арес Перифа́нта огромное тело… обнажал от доспехов – военное дело!
Труп лучшего из этолийцев лежал, от лат бог войны его, освобождал.
Кончилась воина славы стезя, лежал бездыханный добычей врага.
845 Чтобы не видел Афины он вида, Паллада покрылася шлемом Аида.
Как только Арес Диомеда узрел, к заботе, кровавых прибавилось дел,
Он труп Перифа́нта оставил лежать, на Диомеда пустился бежать.
Он устремился на встречу Тидиду, быть может хотел отомстить за Киприду,
Иль просто ахейцев героя лишить, тем что его, на глазах их, убить.
850 После того как идя друг на друга, Арес не смотрел кто Тидида подруга.
Он пикой ударил своей, над ярмом, и над вожжами, пробил бы шелом,
Душу желая исторгнуть Тидида, да рядом воинственна дочерь Кронида.
Пику рукою она ухватила, толкнула к земле, меж колёс и пустила.
Вот тут и Афину он сразу узнал, и понял что пику напрасно, метал,
855 После того Диомед размахнулся, тому что сам делал он, не ужаснулся.
Его пика медная многих сразила, теперь же Афина её устремила.
Вниз живота, где был по́вязью медной, Арес опоясан, Афиной же вредной,
Пику туда он свою и вонзил, прекрасную плоть растерзавши пронзил.
Выдернул пику обратно, Арес, заревел меднобронный, как взвинченный бес.
860 Так же как если бы девять иль десять, воскликнуло тысяч сильнейших мужчин,
На войне зачиная аресову распрю, имея на это сто веских причин.
Дрогнули в ужасе все в войсках разом, в дружинах троян и ахейцев, все враз,
От рёва Ареса, на всё поле битвы он жадный до войн, заревел в первый раз.
Так же как воздух, под тучами нам, представляется мрачным, но лишь по утрам,
865 Знойною летней порой приходящий, удушливым ветром, дыханье разящим,
Взору Тидида таким же и медный, Арес показался, но только не вредный.
В небо широкое вверх, поднимавшийся, с тучами вместе, к себе убиравшийся.
Быстро влетел он в бессмертных жилище, к себе на Олимп он, в высокий храмище.
Сел возле Зевса-Кронида с душой, огорчённой безмерно, родною сестрой.
870 Рану ему показал с вытекавшей, бессмертною кровью, повя́зь пропитавшей.
И обратил к нему слёзное слово, жалуясь горько, почти что до рёва:
«Не негодуешь отец, на злодейства, ну вот посмотри – это смертного действо!
Вечно страшнейшие беды единственно, друг из-за друга конечно, бесчинственно,
Претерпеваем мы, боги бессмертные, людям на радость, они ж потусветные
875 Все на тебя негодуем, мол ты, безумную дочь породил, с ней беды…
Гибель несущую всем, лишь с одними, злодействами в мыслях, и только с плохими.
Прочие боги, какие ни есть, на высоком Олимпе, их не перечесть:
Все мы послушны тебе и готовы, во всём покоряться – законы не новы.
Только её никогда не смиришь, ни словом, ни делом, лишь благоволишь.
880 Все позволяешь зловредной богине, ахейцев, данайцев, их злой берегине,
Нынче Тидеева сына она, на бессмертных богов, подстрекнула сама.
С ярой напасть наглеца Диомеда, со злобой, подбила ещё до обеда.
Богине Киприде он руку поранил, у кисти он кожу и плоть протаранил.
Она его против меня привела, и жало копья на меня навела.
885 Только проворные ноги спасли, а то бы и вовсе меня не нашли.
Там бы простёртый меж трупов лежал, никто бы меня там вовек не сыскал.
Иль под ударами гибельной меди, живой изнемог, за отсутствием снеди!»
Грозно взглянул на него Эгиох, сбирающий тучи, когда кто-то плох:
«Будет сидеть и скулить тут отважно. Душа перемётная, смолкни сейчас же!
890 Всех ненавистней ты мне из богов, на Олимпе живущих. Ещё кто таков?
Милы тебе распри и распри и только, кровавые войны и битвы… уволь-ка!
Буйно строптивый же дух у тебя, в мать уродился ты, но не в меня.
Дух необузданный Геры тебе, достался, а сколько ж хлопот с вами мне?
Я видеть не в силах однако тебя, страдающим дольше, не терпит душа.
895 Ищи на вопрос свой по-больше ответов, ведь ты пострадал от её же советов!
Тебя вот такого мне мать родила, и ты происходишь ещё от меня.
Если б зловредный такой ты прибился, и от другого бы бога родился,
Был бы давно ты уже под землёй, и глубже чем все Урани́ды, родной.
Тотчас он дал приказание с трона: Ареса лечить! Звать скорей Пэео́на!
900 Пэео́н утоляющим средством на рану, посыпал , и враз, обвязав её рвану.
Ареса легко Пэео́н излечил, от раны что злой Диомед причинил.
Если смоковничий сок наливаешь, один к одному в молоко, и смешаешь,
Жидкое вмиг молоко то свернётся, кислой гуслянкой оно обернётся,
С той же Арес быстротой исцелился, от раны гнетущей той освободился.
905 Ге́ба омыла его, облачила, красивой одеждой – сама ему шила.
Он близ Кронида воссел в осознании, радостной славы, с земли же стенания
Там на Олимпе богам не мешают, и до их ушей, они не долетают.
Снова в жилище Кронида вернулись, богини что в битве с Аресом схлестнулись.
Гера аргивская с девой Афиной, которым езда в колеснице рутиной,
910 Заставив Ареса прервать людобойство, на этом закончилось их беспокойство.