Подобно испуганным ланям троянцы бегут за городские ворота. Ахилл
Упрекает Аполлона: «Вражий Заступник! Меня одурачил! Ты меж богами
вреднейший из всех, В поле отвлёк от стены Илиона, а то б я троянцев убил
уже всех! Землю б глодало назад не вернувшись, воинство Трои, все до одного,
Славы великой меня ты лишаешь, спасти же троянцев тебе не дано…».
Гектор остаётся за воротами Трои.
…

В город, подобно испуганным ланям, в страхе троянцы вбежали,
Пот осушили, помногу все пили, все жажду свою утоляли.
К зубцам прислонившись, стояли в готовности, вдоль по стене городской,
Щиты наклонив над плечами, а следом, к Трое ахейцев шёл строй.
5 Гектора ж будто бы рок пред стеною, гибельный, пред городской оковал,
Там же, близ Скейских ворот одиноко, он пред стеною снаружи стоял.
Феб-Аполлон между тем обратился, к Пелееву сыну, с ехидцей в устах:
«Что так усердно Пелид меня гонишь, на быстрых своих и проворных ногах?
Смертный, бессмертного разве догонит? Как видно того не узнал ты боец,
10 Что пред тобою бессмертный и рвёшься, убить меня, но, разгляди наконец!
Против бегущих троянцев борьба уж, тебя не заботит, и то не секрет,
В городе скрылись они, а ты рыщешь, тут по равнине, где их вовсе нет.
Смерти ведь я не подвержен, ты знаешь, и не надейся меня умертвить!»
Вспыхнувши гневом, Ахилл быстроногий, осмелился Фебу в ответ заявить:
15 «Вражий Заступник! Меня одурачил! Ты меж богами вреднейший из всех,
В поле отвлёк от стены Илиона, а то б я троянцев убил уже всех!
Землю б глодало назад не вернувшись, воинство Трои, все до одного,
Славы великой меня ты лишаешь, спасти же троянцев тебе не дано.
То что ты сделал не трудно всё ж было, и ты не приложил к тому много сил,
20 Ах… кабы мне это было возможно, как бы тебе я за всё отомстил!»
Так он ответил и в бег устремился, жаром отваги горя боевым,
К городу снова, как конь с колесницей, награды берущий, на ноги лихим.
По полю быстро, легко над землёю, летит расстилаясь, во весь борзых мах,
Так же стремительно двигал ногами, Пелид в бег пустившись на крепких ступнях.
25 Первым увидел своими глазами, Ахилла бегущего, старец Приам,
По полю нёсся сверкая доспехом он, словно звезда, только вот по полям.
Словно звезда, что под осень восходит, и на горизонте всех ярче горит,
И в мраке ночном выделяется в небе, и ярким сияньем средь ночи слепит.
«Пёс Ориона» – такое названье, звезде этой дали, в прошедших веках,
30 Всех она ярче блестит, но знамением, грозным бывает, во многих краях.
И лихорадки с собою тяжёлые, смертным приносит, заметил народ,
Как та звезда на груди медь сверкала, бежал к Илиону, не бег, а полёт.
Вскрикнул старик и воздел к небу руки, начал себя бить он по голове,
Громко стеная любезного сына, с высокой стены зазывать стал к себе.
35 Он умолял его быть осторожней и за ворота немедля зайти,
Тот пред воротами так и остался, пылая желаньем, эксцесса судьбы.
Руки старик протянул было к Гектору, жалостно молвил, предчуя беду,
«Гектор! Не жди ты – дитя моё милое! Воина нет, в битвах равных ему.
Там, за стеной, вдалеке от родных своих, скоро ты гибель свою ведь найдёшь,
40 Ахиллом сражённый – он много сильней тебя – верную смерть за стеною найдёшь.
О, если бы так же как я, стал бессмертным, воин ахейский отважный Ахилл,
Дорог, любим, уважаем сердечно, и бесконечно конечно же мил,
Скоро б собаки и коршуны в клочья, в поле лежащего рвали его,
Страшная скорбь бы покинула сердце, я б даже не чувствовал где там оно.
45 В битвах кровавых лишил меня многих он, доблестных и дорогих мне сынов,
Иль умертвив иль пленив и продавши, на остров далёкий, купцам как рабов.
Да и сейчас, я в числе воротившихся, снова, не вижу двоих сыновей,
Нет Ликао́на и нет Полидо́ра, и нет колесниц их, и нет их коней.
Рождённых владычицей жён Лаофо́ей, двоих средь вернувшихся их, не видать,
50 Если ж в плену они, значит и живы, а время настанет и мне дадут знать.
Золотом выкуп и медью внесём мы, уж в доме довольно такого добра –
Выдал за дочерью Альт престарелый, когда я её брал женой для себя.
Много сокровищ приданым пришло с ней, что там об этом сейчас говорить,
Если ж погибли они и спустились, в жилище Аида, тогда не рядить.
55 Горе большое лишь матери будет, будет большое несчастье и мне,
Их породившим, а все остальные в бо́льших заботах всегда о себе.
Долго не будут скорбеть о них люди, каждого близкие ждут и семья.
Только бы ты не погиб усмирённый, копьём Ахиллеса, зайди за врата.
Ну же, войди же за стены дитя моё, чтобы остаться спасением нам,
60 Гражданам Трои, их жёнам-троянкам, и детям защита нужна, а врагам,
Славы большой не доставить, Пелид же, чтоб не лишил тебя жизни твоей,
Я ведь живу ещё, я ведь в сознании, ты ж и меня старика пожалей.
Жалкий, несчастный родитель погибших, ужас какой меня в день этот ждёт,
Какой мне на старости жребий ужасный, судьба злополучная, ещё пошлёт?
65 Ох же и много придётся мне видеть! Гибнущих видеть сынов, дочерей,
В рабство их всех уводимых врагами, из их домов, от родных их дверей.
Спальни громимые их и младенцев, ещё несмышлённых в ужасной резне,
Плачущих их, разбиваемых оземь, со злобой, в размахе во вражьей руке.
В гибельных видеть, невесток пленённых, в кровавых по локоть ахейских руках,
70 Алчные псы и меня перед смертью, потащат пред дверью моею в зубах.
Будут терзать меня псы напоследок, как кто-нибудь медью меня поразит,
Как кто-нибудь дух мой исторгнет из сердца, как-только я буду врагами убит.
Сторожевые собаки, которых, выкормил сам у моих я столов,
Крови напившись моей, одурелые, лягут у двери, где место их, псов.
75 Юноша павший, пронзённый губительной, медью пронзённый в ужасном бою,
Выглядеть будет гораздо пристойней, чем я, как представляю, что я там лежу.
Так иль ина́че лежал бы поверженный, юноша в схватке, ударом врага,
Где б ни открылось его крепко тело, он мёртвый прекрасней любого цветка.
Если ж седой подбородок и голову, срамные части вдруг псы осквернят,
80 Зрелища горестней, нет и не будет, для старых, для взрослых и юных ребят».
Сыну он так говорил, и за волосы, взявшись, седые их рвал с головы,
Но Гектора дух не склонил, он как воин, к несчастью остался один вне стены.
Мать, со своей стороны заливалася, в горе слезами, навзрыд голося,
Платье рукой распахнула другою, на грудь указала, ему говоря:
85 «Гектор! Мой сын, ты хоть это почти… над матерью сжалься, за стену зайди,
Если когда, что не раз и бывало, я детские слёзы твои прекращала.
Ты вспомни об этом сын мой, и с врагами, бейся, но лишь находясь за зубцами,
Бейся с врагом со стены городской, и не затевай ты один с ними бой.
Один не сражайся с врагом нападающим, если тебя, он жестокий убьёт,
90 Тело твоё он свезёт в стан ахейцев оставит, и выкупа ведь не возьмёт.
Не будешь на смертном ты одре оплакан, рожденье и отпрыск мой милый, ни мной,
Отцом как и сыном твоим малолетним, ни многодарной твоею женой.
Ты будешь, сын мой, пред судами ахейцев там съеден их резвыми псами!»
Так к Гектору речи свои обращали, в мольбах обливаясь слезами.
95 Жарко его умоляли родители, духа ж его не склонили,
Молча он ждал приближенья Пелида, как там на Олимпе решили.
Так же как путника горный дракон… в пещере своей выжидает,
Трав ядовитых наевшись он яростью, страшной, ко встречным пылает.
Грозным он взглядом глядит извиваясь у входа в пещеру свою,
100 Так же и Гектор стоял возбуждённый чтоб выразить ярость в бою.
Он ожидаючи щит свой блистающий, к выступу башни, поставил,
К сердцу отважному он обратился… к нему свои мысли направил:
«Горе мне! Если отсюда в ворота за стены я толстые скроюсь,
Первым же Пулидамант упрекнёт, от этого я не отмоюсь.
105 Он, всех троянцев, советовал мне, назад отвести к Илиону,
В ту злополучную ночь, как Пелид, прислушался к медному звону.
Пулидаманта не слушал тогда я, а было б намного полезней,
А так я народ погубил безрассудством, судьба его нынче над бездной.
Я и троянцев стыжусь поголовно, и в длинных одеждах троянок,
110 Чтоб не сказал кто из худших каких, или из рода поганых,
«Гектор народ погубил на свою, в пылу понадеявшись силу!»
Так говорить они будут, мерзавцы, от мысли одной уже стыну.
Было б гораздо мне лучше, когда… один на один, я сразил бы врага,
Вернуться домой умертвив Ахиллеса, вот тут на глазах, а не там, в чаще леса.
115 Иль от руки его, как подобает, но в честном бою свою жизнь положить,
Или быть может мне щит как и меч мой, и шлем мой блестящий, на землю сложить.
Пойти безоружным Пелиду навстречу, и то обещать, что Парис обещал,
Отдать Атреидам Елену обратно, лишь потому что Парис не отдал.
И вместе же с нею богатства большие которые с нею он в Трою увёз,
120 В полых своих кораблях, это было, и это ж войны всей острейший вопрос.
А кроме того предложу поделиться я, всеми богатствами что у нас есть,
Всеми что город хранит наш, и люди, а их невозможно за день перечесть.
Клятву со всех бы старейшин троянских, чтоб обязать их конечно бы взял,
Чтоб не скрывали богатств что хранятся в городе нашем, и каждый б отдал.
125 Богатства же все, что есть в городе нашем, на́ две делили бы части мы, все,
Но почему моё сердце волнуют, подобные думы, что толку в них мне?
Нечего мне к Ахиллесу являться! Мольбы не почтит он моей никогда,
Жалости в нём не найдётся нисколько, он даже и слушать не будет меня.
Только сниму я с себя все доспехи, так тут же он жизни лишит меня враз,
130 Не о чём мне разводить с ним тут речи, от дуба и камня, сие не для нас,
Как это делают юноша с девушкой, встретясь друг с другом, весной на лугу,
Между собою ведя разговоры, любовь изливают друг другу свою.
Лучше гораздо как можно скорее, сойтись нам с оружьем, а там поглядим,
Кого из двоих Олимпиец прославит, и кто наиболее Зевсом любим?»
135 Так рассуждая он ждал Ахиллеса… близко к нему Ахиллес подошёл,
Грозный боец, словно бог Эниалий, шлем потрясающий вид произвёл.
Ясень он свой пелионский на правом, привычном плече как всегда колебал,
Страшный свой ясень, и ярким сияньем доспеха от бога, отменно блистал.
Словно горящий костёр он светился, иль восходящего солнца лучи,
140 Гектора трепет объял как увидел, кругом никого, ни единой души.
Ждать не решился, пустился бежать он, бежал он оставив врата в стороне,
Ринулся следом Пелид полагаясь, на быстрые ноги – уверен в себе!
Также как сокол в горах между всеми, быстрейшая птица – настигнет легко,
И следом легко поспевает за робкой, голубкою горною – мощно крыло.
145 Мечется в стороны та, а уж сокол с пронзительным криком за нею летит,
Схватить её дух его рвётся, однако, он когти пустить в дело всё не спешит.
Так Ахиллес устремился за Гектором, Гектор же всё вдоль стены убегал,
Проворными двигал своими ногами, спешил на сколь мог и на сколь успевал.
Мимо холма, мимо дикой смоковницы, ветру открытой, из всех северов,
150 Мчались всё время, они под стеною, проезжей дорогою, до родников.
Два их, ключа там, источников Ксанфа, пучинного, там образуют исток,
Первый струится горячей водою, над ним постоянно струится парок.
Он будто окутан дымком весь, пожарным, а что до второго, так летом вода,
Схожа со льдом водяным, иль со снегом, или же с градом, на столь холодна.
155 Близко от них – водоёмы большие, прекрасные видом, а их берега,
Гладким обложены камнем прекрасным – трудилась заботливо чья-то рука.
Одежды блестящие мыли троянцев, их жёны и дочери но до войны,
В мирное время, когда ещё к Трое, ахейцев отряды с войной не пришли.
Мимо промчались – один убегая, другой нагоняя, что спринтерский бег
160 Сильный бежал впереди, но преследовал, много сильнейший, то смерти забег.
Быстро неслись, ведь не шкура там бычья, не жертвенный бык были призом в бегах,
То цели обычны, награды привычны, и кто б из-за них погибал в тех боях!
За душу бежали, коней усмирителя, Гектора душу – она на кону!
Как в состязании столб огибая, несутся лошадки в поту по лугу́.
165 Награды же при состязаньях обычны, там, женщина или треножник, как приз,
Такое на тризне по муже умершем, обычаев норма, никак не каприз.
Так они трижды кругом обежали, священную Трою на быстрых ногах,
Город великий владыки Приама… Гектора бегство у всех на глазах.
Все боги смотрели, на тех двух бегущих, и начал родитель свою о них речь:
170 «Горе! Я вижу своими глазами, того, кем никак не хотел пренебречь!
Гонимого вижу его, вокруг Трои, а ведь мне он дорог поболе других,
О Гекторе дух мой печалится тяжко, и ведь у меня очень мало таких.
Немало в мою честь быков круторогих, и бёдра их также немало сжигал,
Их жёг на вершинах ущелистой Иды, да и на равнинах он не забывал.
175 Не забывал на Акрополе в Трое, и даже в походах он жёг на судах,
Теперь его гонит вокруг Илиона, Ахил на своих очень быстрых ногах.
Ну-ка подумайте боги, все вместе, старательно всё обсудите: как быть?
Что нам – спасти ли его от Кер смерти, иль как бы он доблестен ни был, убить?
Позволим Ахиллу, войну чтоб закончить… чтоб город Приама сравнялся с землёй?»
180 И отвечала ему ясноокая, дева Афина: «Отец добрый мой!
Туч собиратель, отец ярких молний, ну что говоришь уважаемый, ты!?
Смертный он муж и уже обречён ведь… издревле причём, тяжким роком судьбы!
И вот его, ты избавить желаешь, от смерти печальной, ну как понимать,
Ну и зачем же, ему до рождения, раннюю смерть, для чего, предрекать?
185 Делай как хочешь. Но боги тебя в том, не все одобряют, вот тут нас прости!»
Ей отвечая, сказал Громовержец: «Не бойся дитя моё, шутку пойми.
Тритогене́я, ведь я не серьёзно, я так, к разговору, лишь мысль развивал,
К тебе дорогая моя, благосклонность, пока же ещё, я всегда проявлял.
Делай свободно, что в мыслях имеешь, что в мыслях имеешь, свободно твори!»
190 То что сказал он Афине, давно ей, самой ей желалось и многие дни.
Бросилась быстро богиня с высокой, вершины Олимпа, Ахиллу дать знать,
Тот яростно гнался за Гектором быстрым, и не напрягался – легко мог догнать.
Как на горах молодого оленя, из логова выгнав преследует пёс,
Несясь по оврагам, несясь по ущельям, куда б его быстрого страх не понёс.
195 Если и скроется тот, оторвавшись, замрёт где-нибудь притаившись в кустах,
Всё же его он находит и гонит, пока не окажется в острых зубах.
Так оторваться не мог от Пелида и Гектор… хотя и бежал во всю прыть,
Как только к Дарданским вратам направлялся, Пелид успевал его опередить,
Не раз под защиту стены крепкозданной пытался укрыться, туда где б могли,
200 Его защитить в Ахиллеса стреляя, троянцы одним попаданьем стрелы.
Пелид подрезал забежав стороною, и гнал его к полю, от города прочь,
А сам же стены городской всё держался, всё время поближе, и гнал во всю мочь.
Как человек, в сновиденьях, бывает, никак не поймает другого, а тот,
Никак убежать от него, всё не в силах, не то что сил нету, их недостаёт.
205 Также и Гектор, не мог убежать всё… Ахилл же настигнуть его всё не мог,
Гибельных Кер, Гектор не избежал бы, если б ему Аполлон не помог.
Если б в последний уж раз он на помощь, к нему не явился, его поддержать,
В нём возбудив, необычную силу, и резвости, быстрым ногам чтобы дать?
Войску ахейцев кивал головою, Ахилл богоравный тем всем запрещал,
210 В Гектора острые копья и стрелы, никто чтоб и в шутку бы, не запускал.
Чтобы кто славы, и даже случайной, случайным ударом бы вдруг не добыл,
А он чтоб вторым бы тогда не явился, и славы бы первого не получил.
Как до ключей они оба в четвёртый, уж раз, добежали, Зевес взял весы,
И бросил на чашки два жребия смерти, несущей страдания людям земли.
215 Гектора жребий один, а другой был, Ахилла Пелида – решалась судьба!
Взял в середине весы те и поднял, и гекторов жребий – напрасна борьба!
Вниз он поникнул, к Аиду пошёл он… и Аполлон от него отошёл,
К сыну Пелея Афина явилась, пришла поспешая, Ахилл и расцвёл.
Стала пред ним и со словом крылатым, к нему обратившись сказала ему:
220 «Милый богам Ахиллес, дорогой мой, с тобой я сегодня и быть по сему!
Славу великую мы к кораблям вашим, быстрым, сегодня с тобой принесём,
Гектора, как он в боях ненасытен, сразивши, доставим туда же вдвоём.
Нынче, никак уклонится не сможет он, это уже не удастся ему,
Как бы ему Аполлон ни старался, помочь как-то в этом, последнем бою.
225 Сколько бы он перед Зевсом отцом, на коленях не ползал, я знаю ответ,
Остановись, отдохни же немного, а я Приамиду сейчас дам совет.
Отправлюсь к нему, убедить его выйти, с тобою любимец Олимпа на бой».
Радостно ей Ахиллес покорился, желал перевесть уже было дух свой.
Остановился опёрся на ясень, медноконечный подарок отца,
230 Та же оставив его поспешила, к Приамову сыну, совет понесла.
Вид Деифоба, да с голосом звучным, она на себя по пути приняла,
Близко к нему подошла и сказала, всего лишь обычные к месту слова:
«Милый! Теснит тебя сын быстроногий, Пелея, жестокий, кровавый Ахилл,
Гонит тебя на проворных ногах, вкруг Приамовой Трои, из всех своих сил.
235 Но не отступим, останемся здесь, отразим нападенье, он видишь, устал!»
Ей же на это, подумав немного, дыша тяжело Гектор тут же сказал:
«Ты Деифоб, наиболее милым, и прежде всегда, среди братьев всех был,
Меж братьев которых родили, Гекуба, с Приамом… и я это, уж говорил.
Нынче же больше ещё начинаю, тебя уважать, и скажу я тебе:
240 Приятно, что ты этот бег мой хоть видел, но всё таки выйти решился ко мне.
Другие все там, за стеной остаются, а ты ко мне вышел, из стен городских».
Снова сказала ему совоокая дева Афина: «Нет мужества в них!
Милый! Почтенная мать и отец меня, долго молили, чтоб я не ходил,
Мне обнимая колени, товарищи, тоже молили, но я так решил.
245 Страхом они преисполнены все там, страхом жутчайшим, из всех тех что есть,
Но несказанным терзалась душа моя, там за стенами, с того-то я здесь.
Ну же, так прямо вперёд, и сразимся, вступим же в бой и как можно скорей,
Скупы не будем на копья, посмотрим, а будет удача увидим и чьей!
Посмотрим чем кончится, нас ли с тобою здесь, он умертвит, с тебя снимет доспех,
250 К полым судам отнесёт, или ты его, здесь усмиришь, может с нами успех?»
Гектора так, подстрекнула коварно, и с тем к Ахиллесу вдвоём подались,
После того как идя друг на друга, они до предельного было сошлись,
Первым сказал шлемом блещущий Гектор… Пелиду ахейцу такие слова:
«Больше, Пелид, как доселе я бегал, не буду, теперь уже я от тебя!
255 Город Приама, я трижды по кругу, пред взором твоих и моих обежал,
Встретить тебя в нападеньи – все скажут – даже попыткой одной не дерзал.
Дух мой теперь повелел мне сразиться, я ли убью, или буду убит,
Но привлечём предлагаю в свидетели, неба богов, их закон ведь вершит,
Лучше всего смогут боги блюсти его, как и хранить договор наш с тобой,
260 Тело твоё не предам я бесчестью, если победа в сраженьи за мной.
Если Зевес ниспошлёт мне победу, душу твою я исторгну в бою,
Только доспехи Ахилл твои славные, после победы с тебя совлеку.
Тело ж ахейцам верну я обратно, так поступить со мной должно тебе».
Грозно взглянув на него быстроногий, ответил Ахилл, но скорее себе:
265 «Гектор кровавый, навек ненавистный, оставь говорить об условьях,
Как невозможны меж львов и людей, клятвы, союз в предисловьях.
Как меж волков и ягнят не бывает, согласия малого, и никогда,
Друг против друга они замышляют лишь злое из злющего и ведь всегда.
Так и меж нас невозможно согласие или какой-то меж нас договор,
270 Быть то не может покуда один… второго на поле здесь, не распростёр!
Кровью своей не насытит Ареса, бойца-щитоносца во славу его,
Все добродетели вспомни, ты нынче, кровью своею почтишь божество.
Быть копьеборцем искусным, и воином, с духом бесстрашным тебе надлежит,
Бежать не пытайся, мгновенно Афина… пикой моею тебя усмирит.
275 Ты целиком мне заплатишь за горе, моё по друзьям, перебитым тобой!»
Так он сказал, и послал свою длинную, пику, взмахнув ею над головой.
Но уследивши её, увернулся, блистательный Гектор пригнулся к земле,
Быстро пригнулся, он слышал о силе, могучей силище, в Ахилла руке.
В землю вонзилась, над ним пролетевши, могучая пика как молния шла,
280 Пелееву сыну, от Гектора в тайне, Афина вернуть её быстро смогла.
Гектор сказал Ахиллесу Пелиду, царю мирмидонцев, злорадство явив:
«Промах ты дал, на бессмертных похожий, а что ты сказал, прежде мне заявив?
Не через Зевса узнал ты мой жребий, о чём говорил мне, ты просто болтал,
Речами меня обмануть домогаясь, чтобы тебя испугавшись, я сдал.
285 Чтобы про силу и храбрость забыл я, и чтобы душа трепетала моя,
В спину ты пику уже мне не всадишь, не побегу я теперь от тебя.
Пронзай меня в грудь если только сумеешь… я тебе прямо навстречу иду,
Даст тебе бог, может быть преуспеешь, пока ж берегись, пущу пику мою.
О, если б ты в тело своё её принял… всю эту пику мою, целиком,
290 Легче бы стала со смертью твоею, война для троянцев, сейчас и потом.
Ибо для всех величайшей бедою, большою бедою являешься ты!»
Так он сказал и взмахнул своей пикой, метнул её всей силой, правой руки.
Не промахнулся в щита середину, Ахилла ударил он, но далеко,
Она от щита отскочила обратно, такой щит копьё то, пробить не могло.
295 Он огорчился увидев что пика, без пользы из рук излетела, тогда,
Копья не имея другого, потупясь, остановился, подмоги ища.
Он Деифобу тогда, белощитному, громко о помощи голос подал,
Острый момент, не терять бы секунды, чтоб тут копьё Деифоб ему дал.
Только того уже не было подле, не было, всё, испарился, исчез,
300 Всё тогда Гектор в уме своём понял, не будет копья, хоть нужно позарез.
Молвил себе когда понял в чём дело: «Горе мне! К смерти я вижу зовут,
Боги к Аиду меня призывают, а я был в надежде врага призовут.
Я полагал Деифоб находился, здесь, близ меня, но он там за стеной,
Это меня обманула Афина – близко, зловещая смерть предо мной.
305 Не далеко теперь, где-то здесь рядом, и мне от неё уже не убежать,
Видно давно уже стало угодней, Зевсу и Фебу, врагу помогать.
Раньше всегда мне они помогали, сегодня как вижу, настигнет судьба,
Но не без славы приму я погибель, и не без борьбы – постою за себя.
Сделаю дело большое, чтоб знали, о нём и потомки мои, чрез века!»
310 Так произнёс он и выхватил меч свой, для всяких сражений его медь остра,
Крепкий, огромный на мощном бедре был, и в сильной руке с ним он двинулся в бой,
Сжавшись в комок как орёл на высотах, что канет сквозь тучи, да вниз головой,
Падает вдруг на равнину, готовый, в добычу какую свой коготь вонзить,
Нежного может ягнёнка ухватит, или трусливого зайца схватить.
315 Ринулся так же и Гектор махая, мечом своим медным, надёжным в боях,
И Ахиллес на него устремился, наполненный бурною силой в руках.
С духом окрепшим он двинулся было, прочным щитом себе грудь прикрывал,
Дивным на вид, а над ним колебался… четырёхгребенный шлем, и блистал.
Волосы в крепких тех гребнях златые над ним развевались, от ветра в лицо,
320 Они укреплённые густо Гефестом над шлемом Пелида стоят высоко.
Как между звёзд остальных среди мрака, ночного, сияет Геспе́р в небесах,
Которого в небе звезды не найдётся, прекрасней и ярче в лазурных лучах.
Так остриё на пелидовой пике, сияло, сверкая в огнища тонах,
Он её правой рукою качая, глядел замышляя худое в делах.
325 Не обнажится ли где от доспеха прекрасное Гектора тело, на миг,
Но всё его тело однако скрывалось, под медным доспехом, сверкнул бы хоть блик.
Славный доспех он добыл сняв с Патрокла он от Ахилла его получил,
В том только месте, где шею от плеч, отделяют ключицы, просвет малый был.
Горло белело его; для души там, быстрейшая гибель, ударом одним,
330 В это-то место копья Ахиллеса, удар был мгновенный и не отразим.
И остриё через нежную шею там, в тело вонзилось вошло глубоко,
Ясень ему с медным жалом гортани, не перерезал, дышал он ещё.
Чтобы с Пелидом он мог обменяться, предсмертное слово и волю сказать,
В пыль опрокинулся он, и затих вдруг. Ахилл торжествуя спешил чтоб сказать:
335 «Гектор! Убивши Патрокла ты долго… жить собирался на этой земле,
Ты и меня не страшился когда я, от битв удалялся на судно к себе.
Нет же глупец безрассудный! Товарищ, намного сильнее, его ещё есть,
Он за спиною Патрокла остался, вблизи кораблей, а теперь вот, он здесь.
Я это! Я! Я, тебя сокрушивший, товарищ Патрокла: узнал ли меня?
340 Труп твой, собаки и птицы растащат, с позором зароют ахейцы тебя!»
В изнеможеньи ему шлемом блещущий, сил всех остаток собрав отвечал:
«Ради души твоей, сердца бесстрашного, милых родителей, я б умолял;
В пищу меня не бросай умоляю, ахейским собакам – в том честь для тебя!
Множество меди получишь и золота, в дар от родителей ты за меня.
345 Выкуп немалый, который внесут тебе, старый отец мой и матерь моя,
Ты ж моё тело верни чтобы в Трое, могли бы троянцы оплакать меня.
Чтобы меня приобщили к огню там, троянцы и жёны троянцев, прошу!»
Мрачно взглянув на него быстроногий, ответил с великим презреньем ему:
«Пёс! Не моли меня ради души моей, ради родителей, пёс, не моли,
350 Если дам сердцу и гневу свободу я… то разорву я тебя на куски!
Нет, никому от собак не спасти твоей, Гектор, бездарной пустой головы,
Если б и выкуп несчётный хоть в десять, и в двадцать раз больше бы мне принесли.
Если б ещё обещали бы больше, и взвесили если б тебя самого,
Чтоб оплатить вес твой только лишь золотом, я не возьму за тебя ничего.
355 Чтоб не смогла мать твоя бы оплакать, я тело твоё никому не отдам.
Пусть хищные птицы тебя растерзают, собакам насытится, я тебя дам!»
Дух испуская, сказал ему Гектор: «Видя в лицо, я тебя познаю.
Думал тебя убедить, но напрасно, дух в твоём сердце, железный, скажу.
Но берегись, чтобы гнева богов, на тебя не навлёк я, сей просьбой моей,
360 В день тот, в который Парис с Аполлоном, твой путь оборвут у распахнутых Скей».
С тем испустил дух, и смерть наступила, в глазах вслед за этим потухла искра,
Тело покинув, к Аиду спешила, в забвенья последнюю пристань, душа.
Плачась на участь свою, покидая, и крепость и юность, теперь навсегда,
Душа не из Гектора стен уходила, она среди войска врагов отошла.
365 А Ахиллес умиравшего Гектора, словом последним своим проводил:
«Э, умирай! А уж я свою гибель, приму всегда там, где Зевес порешил.
Где и когда бы её ни послал мне, и там… где смерть грянет… её я приму!»
Так он сказал и из трупа копьё своё, вырвал дав крови стекать на траву.
Прочь отложил свою пику, доспехов, все сколь тесёмок там есть развязал,
370 Чёрною кровью залитые с тела он, очень легко и сноровисто снял,
Сбежались другие ахейцы, смотрели, пред ними поверженный враг их лежал,
На рост с изумленьем смотрели, на образ, и каждый оружьем своим ударял.
Каждый, удар наносил его телу, да спешно притом, тем что было в руке,
И не один говорил посмотрев, на стоящего рядом, но всё же себе:
375 «С виду он право же, сделался мягче, нежели был он, когда на суда,
Бросал пожирающий пламень, а страху, много нагнал он на нас ведь тогда!»
Многие с тем согласились, и многие, стынущий труп, протыкали копьём,
Снял Ахиллес с него медный доспех свой, и положил его рядом с щитом.
Стал средь ахейцев и к ним обратился он, о предстоящем войны говорил:
380 «О дорогие друзья и советники, я б на дальнейшее вам предложил;
Так как бессмертные дали повергнуть мне, самого сильного из всех врагов,
Больше принесшего зла чем всё войско, дальнейшего план мой примерно таков;
Мы попытаемся, город обложим, всем находиться с оружьем в руках,
Что теперь делать троянцы намерены, что замышляют на мощных стенах:
385 Раз уже Гектор погиб, то покинут ли, город высокий и выйдут из стен,
Или хоть Гектора нет, но желают, ещё оставаться отложив свой плен?
Но почему, моё сердце волнуют, подобные мысли мои отчего?
Мёртвым лежит у судов, неоплаканный непогребённый, товарищ ещё.
Друг мой Патрокл. О нём не забуду, пока меж живыми ещё нахожусь,
390 Пока ещё двигаться сам я способен, я память о нём сохранить обяжусь.
Если же мёртвые в царстве Аида, не помнят о мёртвых, то тут я скажу,
Что память о милом товарище, верьте, всё же и там, навсегда сохраню.
Нынче ж запевши пэ́ан, наши юноши, с ними все мы, воротимся к судам,
Тело захватим, доспехи добытые, всё заберём мы с собой к кораблям!
395 Славы большой мы достигли сегодня, божественный Гектор повержен в бою,
Он, на которого Троя молилась, теперь не опасен уже никому!»
Тут Ахиллес непристойность задумал… Гектору он на обоих ногах,
Взял, проколол сухожилья без слова, сам, у товарищей всех на глазах.
Между лодыжкой и пяткой прорезал, ремни продёрнул в итоге того,
400 Ремни он те привязал к колеснице и потащил в стан ахейцев его.
Тело он так привязал, голове же, он предоставил влачиться, потом,
По́днял доспех знаменитый, вошедши, со всем в колесницу, ударил бичом.
Тронул коней он хлопком бича громким, резво они взяли с места в карьер,
Тучею пыль над влачимым взвилася… обычаев войн это малый пример.
405 Волосы Гектора с грязью смешалися, грязью покрылася вся голова,
Билась в пыли она, прежде прекрасная… теперь же в грязи, что не видно лица.
Дал Громовержец в то время врагам его… в его же отчизне над трупом его,
Смеясь надругаться, и поиздеваться, и каждый не думал, что ждёт самого.
Так по земле голова его билась, и пылью густой загрязнялася вся,
410 Блестящее сбросив с себя покрывало, билась в истерике мать мертвеца.
Она отшвырнула своё покрывало, завыла на сына взирая и с тем,
Волосы все на себе истерзала, и в Трое тоскливо в тот день было всем.
Жалостно в горе рыдал и родитель, всюду протяжный по городу вой,
Вой разливался, звучали рыданья, как будто ветрище дул в рупор большой.
415 Но больше всего это было похоже, как если бы сразу, с верхов и низов,
Вся многохолмная Троя горела, вой пламени, гул, достигал облаков.
Еле могли удержать окружавшие, горем убитого старца-отца,
Он за Дарданские рвался ворота, и в исступлении плакал моля.
Он горячо умолял окружавших, к каждому просьбу свою обращал,
420 По грязи катаясь, слезой умываясь, он слёзно просил их, он всех умолял:
«Други пустите меня, умоляю, меня одного отпустите к судам,
Дайте мне выйти из города, люди, я незаметно пройду к кораблям.
Буду убийцу молить, нечестивца, злодея от всех благородных кровей,
Может быть годы почтит он, почувствует, к старости жалость немного, к моей.
425 Точно такой ведь как я, ожидает, отец его дома, царь Фтии Пелей,
Но больше всего самому мне он горя… доставил… убивши моих сыновей.
Сколько цветущих моих сыновей он, в боях уничтожил, чтоб просто убить,
Но никого… хоть печалюсь о всех я… не жаль мне как Гектора… и пережить,
Скорбь мне о нём, мне не хватит здоровья, как и не хватит мне старческих сил,
430 Скорбь меня эта, отправит в обитель, в обитель Аида, кто б предотвратил!
Если б хотя у меня на руках он, здесь бы скончался от раны своей,
Плачем тогда и слезами своё б мы, насытили сердце, в беде этой всей,
Мать горемычная сына родившая, я как отец бы беду пережил!»
Плача, стеная, врагов всех ругая, с надорванным сердцем, друзьям говорил.
435 И горожане все вторили плачу… Гектора мать этот плач начала:
«Сын мой любезный, к чему мне несчастной в страданиях жить, на миг дольше тебя.
Раз я тебя потеряла, зачем мне, всё что вокруг опостылело мне,
Славою был ты мои дни и ночи, защитою был ты, на нашей земле.
Чтили тебя словно бога троянцы, ты их великою славою был,
440 В дни твоей жизни, но смерть и судьбина, настигли тебя, и глаза ты закрыл!»
Плача навзрыд она так говорила, к жене ж вот о Гекторе весть не дошла,
Вестник ещё ей какой-нибудь верный, не сообщил, что случилась беда.
Не сообщил что супруг за воротами, в поле остался, один против всех,
Ткала она ткань свою в комнате дальней, двойную, багряную, слуг слыша смех.
445 Дома высокого весть не достигла, в нём пёстрых цветов, рассыпая узор,
Служанкам своим приказала, готовить, горячую воду, и к ванне набор.
Медный треножник поставить велела, большой, на огонь, чтобы грелась вода,
Чтоб Гектору в доме, когда он вернётся, тёплая ванна, готова была.
Не было мысли у глупой, что Гектор, вдали от купаний, копьём был смирён,
450 Чрез ахиллесовы руки Афиной, его ненавидящей, был умерщвлён.
Вой услыхала она и рыданья, около башни у Скейских ворот,
Затрепетала всем телом в испуге, и страх вдруг подкрался, за душу берёт.
Тут и челнок уронила на землю, к служанкам же всё ж обратилась она:
«Двое со мною идите, посмотрим, какая там всё ж приключилась беда.
455 Голос почтенной свекрови я слышу, в груди моей сердцу нет места: что там?
Я чувствую слабость в коленях, спешить бы, надо бы… надо б быстрее быть нам.
К детям Приама несчастье какое-то, близко подходит, а что тут ещё?
Будь, что скажу я, далёко от уха, но страшно боюсь я, что именно то!
Как бы Пелея божественный отпрыск, Гектора мне не отсёк от ворот,
460 И не погнал по широкой равнине, уж он быстроног: от него кто уйдёт?
Не укротил роковой бы отваги, какою он дышит, в пылу жарких сечь,
Ведь никогда, он в толпе оставаться, не хочет, с того и… легко ведь отсечь.
Рвётся далёко вперёд никому он, кураж не уступит в отваге своей!»
Сказала и тут из дворца устремилась, подобно менаде и даже быстрей.
465 Билось в ней сердце в великой тревоге… следом бежали служанки её,
Только на башню взошла и к стоявшим, толпою мужчинам, её привело,
Только взглянула, увидела поле, по полю уж Гектора прочь волокли,
Неслись быстролётные лошади-звери, всё прочь и всё дальше от града стены.
К полым ахейским судам его мчали, просто безжалостно труп волокли,
470 Чёрная, мрачная ночь тут покрыла, глаза Андромахи, потухли зрачки.
Выдохнув душу она повалилась… навзничь без слова, но было в ней сил,
Прочь с головы далеко отшвырнула, обруч прекрасный, что ярко светил.
Ленту блестящую, сетку с плетёной, мудрёною вязью швырнула за ним,
И покрывало, что от Афродиты, ей было подарком весьма дорогим.
475 Было подарено в день когда Гектор, свёл её от Гетиона с собой,
Неисчислимый оставил он выкуп, выкуп не малый, а очень большой.
Тесной толпою золовки, невестки, её окружали, чтоб лишь подбодрить,
Её устрашённую насмерть, держали, в самой серединке, и чтоб проводить.
Только очнулась и дух в её сердце, вернулся немедля, как не покидал,
480 И средь троянок навзрыд зарыдала, и сквозь её слёзы народ услыхал:
«Гектор несчастный, несчастная я здесь, мы с одинаковой долей судьбы,
На свет этот жуткий, жестокий, и страшный, чтоб хлебнуть горя, с тобой рождены.
Ты в Трое, в чертоге Приама рожден был, я в Фивах под Пла́ком была рождена,
Там Гетион меня малым ребёнком, воспитывал годы в дому у себя.
485 Страшно несчастную, лучше б мне было, на свет не рождаться бы этот, совсем,
Нынче спускаешься ты в обиталище, бога Аида, меня ж между тем.
Ты оставляешь вдовою в чертогах, мрачным сражённую горем большим,
Мал ещё сын наш младенец, несчастный, и что в этой жизни ещё будет с ним.
Ты ему мёртвый защитой не будешь, и он тебе также, вот то и беда,
490 Если и выйдет он цел из войны, так печали его ждут, и труд без конца.
Люди чужие межи все на пашнях его передвинут в угоду себе,
И годы сиротства лишают ребёнка, товарищей в играх, и помощь в беде.
Смотрят глаза его книзу и щёки, залиты слезами, а если придёт,
С нуждою к отцовским товарищам, в дом их, поддержки у них он уже не найдёт.
495 Тронет за плащ одного, у другого, коснётся хитона, и может быть кто,
Кубок протянет ему ненадолго, но смочит лишь губы ему в нём вино.
Нёба смочить он уже не успеет, и сверстник его у которого мать,
Есть при отце, они живы здоровы, он этот же кубок успеет забрать.
С пира прогонит, ругнёт и ударит: «Ты прочь убирайся, отец твой в пиру,
500 Здесь не участник у нас, отправляйся, скорей поди прочь, а то псов вот спущу!»
К матери, сирой вдове, он вернётся, заплакав, в обиде горючей слезой,
Наш Астиана́кт, до того на коленях, родителя евший, обед сладкий свой.
Если же сон его брал, и он игры… силы истратив усталый кончал,
Он на кровати в объятьях у няни… в мягкой постели своей засыпал.
505 Сколько ж теперь он претерпит лишений, отца дорогого лишившись сейчас,
Астиана́кт, так ребёнку троянцы, прозвание дали порадовав нас.
Ибо один защищал ты ворота, и стены один ты у нас защищал,
Нынче близ гнутых судов уже будешь, у тех что недавно ты сам штурмовал.
Ты вдалеке от родителей будешь, и хищники будут тебя там терзать,
510 Сколько одежд между тем и приятных, и тонких, красивых тебя будут ждать!
В доме лежат у тебя приготовленных, женской рукою, ухоженных, их,
Все я сожгу, их в огонь побросаю, тебе ни к чему, так и не для чужих.
Нет тебе пользы от них, не придётся, тебе в них на смертном кострище лежать,
Их в прославленье тебя, я сожгу все, хоть надо на то часть людей мне собрать!»
515 Так говорила вдова молодая, ей воплями вторили жёны кругом,
Каждая плакала ей в солидарность, и тут же стеная о чём-то своём.