Ил. Песнь двадцать первая

Троянцы бегут ища спасения за крепостной стеной Трои, Гера расстилает
перед ними туман чтобы их задержать. Ахилл пленит двенадцать юношей
для принесения в жертву за Патрокла. В одном из пленников Ахилл узнаёт
проданного им прежде в рабство. Если после ссоры с Агамемноном
Ахилл жаждал смертей своих же, ахейцев, то теперь Ахилл жаждет
смертей троянцев. Афина придаёт Ахиллу необыкновенных сил.

 

Бежали троянцы до берега Ксанфа, пучинного водами брода его,
Богом рождённого, Зевсом бессмертным, для замысла Ксанф он создал, своего.
Там разделивши бегущих, одних он, погнал по равнине, обратным путём,
Тем же путём, как ахейцы в смятеньи, бежали от города перед копьём.
5 Днём раньше свирепствовал Гектор, ахейцы, в день этот к судам убегали своим.
Теперь же в смятеньи бежали троянцы, бежали они к воротам городским,
Так они к городу мчались в испуге, в надежде укрытся за мощной стеной,
За ворота́ми себя уже видели внутренним зреньем в надежде большой.
Гера туман разостлала глубокий, густой пред ними, чтоб их удержать,
10 Ахилл половину теснил к шумным водам, сребристопучинной реки, чтоб загнать.
С шумом бросались в глубокие воды, в доспехах тяжёлых зубами стуча,
Вскипели спокойно текущие воды… и застонали вокруг берега.
Плавали с криком троянцы в потоке, крутясь в водовертях туда и сюда,
Как под напором огня трепыхаяся, мчится спастись у реки саранча.
15 Но жжёт её, вспыхнув огонь ненасытный и испепеляющий, сеющий прах,
И прыгает в воду, ища в ней спасенья, и тут погибает сама же в волнах.
Так же глубокие чистые воды, богатого рыбою Ксанфа, Пелид,
Все переполнил людьми и конями, и сам обнажив меч, на берег спешит.
Копьё прислонив к тамариску, оставил, тем необходимостью в битве, не счёл,
20 С одним лишь мечом, на троянцев, он к берегу, твёрдою поступью быстро пошёл.
И кинулся богу подобный, замыслив, жестокое дело, и начал рубить,
Рубить во все стороны, загнанных в воду, с горячим желанием всех истребить.
Поднялися стоны мечом поражённых, оттуда куда он мечом ударял,
Вода покраснела от крови, побитых, а он всё мечом одержимо махал.
25 Так же как крупным дельфином гонимые, рыбины разные в страхе спешат,
Спрятаться в тайные дна углубления, иль между трав, но те не защитят,
Жадно дельфин пожирает настигнув, какую, ни схватит – куда от него?
Так, под брегами троянцы таились, боялись Ахилла и мести его.
Руки свои утомивши убийством, Пелид из потока двенадцать парней,
30 Выбрал живых, ошалевших от страха… в осуществленье затеи своей.
Во искупленье за смерть Менетида, за друга Патрокла, желая воздать,
Вывел из волн их, как юных оленей, чтобы товарищам их передать.
Грубо им руки скрутил за их спинами, гладко крепкими, их же ремнями,
Что на одеждах из сученных ниток, они же носили, в одеждах шнурками.
35 Отдал товарищам их, к изогнутам, своим кораблям, в его стан отвести,
Сам же назад устремился пылая, желаньем убийства, и жаждой крови́.
Встретился сын Дарданида Приама, и не безызвестный ему Ликаон,
Он из воды выбирался на берег, когда подошёл было к берегу он,
Как раз в это время, Пелид и вернулся, и вот безоружный пред ним Приамид,
40 Когда-то в отцовском саду он попался, и вот он опять пред Ахиллом стоит.
Однажды для ручек своей колесницы, он ветви младые смоковниц срезал,
Причём, было ночью, в отцовском саду ведь, и там Ахиллес на него вдруг напал.
Тогда он увёл его в плен против воли, на Лемнос прекрасный тогда же продал,
Был куплен он сыном Язона наутро, и морем на остров его тот послал.
45 Там его выкупил гость его давний, известный имбросец, богач Гетион,
Большую отдал за него было плату, немалую сумму отдал было он.
Отправил его он тогда же в Арисбу, в своё там имение, раб был в цене!
Да скоро бежал он оттуда, вернулся, в отеческий дом, да на горе себе.
Он вместе с друзьями душой веселился, одиннадцать дней, на веселье ушло,
50 В двенадцатый день, как он Лемнос оставил, его же несчастного вновь божество,
Бросило в руки Пелида, который, в аидово царство, отправить умел,
И должен отправить его, умирать же, из всех юных сил Ликаон не хотел.
Тотчас заметил его быстроногий, Пелид богоравный, и был изумлён,
Голый тот был, без щита и без шлема, даже копья не имел бедный он.
55 Всё это сбросил с себя он на землю, бежав из потока, спасая себя,
Юношу пот изнурял, и усталость, сковала колени, дрожала душа.
Гневно сказал Ахиллес благородному, смелому духу тогда, своему:
«Боги, великое чудо, я вижу, своими глазами, поверил б кому?
Что это? Гордые духом троянцы, которых убил я, совсем не мертвы,
60 И будут на свет, из подземного мира, являться пред взором моим, во плоти.
Раз и вот этот явился нежданно, избегнувший тяжкой неволи своей,
Проданный мною на Лемнос священный, да здесь оказался, по воле – но чьей?
Не удержало глубокое море, его слабака, хотя многих других,
Держит однако, так пусть же попробует он моей пики, меж рёбер своих.
65 Чтоб убедиться я мог моим сердцем, увидеть своими глазами, что он,
Также сумеет вернуться оттуда, куда будет нынче мной препровождён?
Или он будет удержан землёю, землёй плодородной, что сильных берёт».
Так размышлял он и ждал Ликаона, а тот приближался, на пики полёт.
Чтобы с мольбою колени Ахилла, успеть до броска его пики обнять.
70 Всем сердцем стремился он сумрачной Керы, и смерти грозящей ему избежать.
Медною пикой Ахилл размахнулся, огромной своей – богоравный силён!
Тот же к нему подбежал, и нагнувшись, схватил за колени, успел было он.
Медная пика, над самой спиной, пронеслась и вонзилась, всем жалом ушла,
В землю воткнулась, желаньем пылая, насытиться плотью людской – не смогла.
75 Тот же одною рукою с мольбой, обнимал его ноги, пощады прося,
Острую пику другой ухватил, и держал не пуская, ударить себя.
Молвил слова обращаясь к Пелиду, слова окрылённые быстро твердил:
«Ноги твои обнимаю, молящего, сжалься, почти, о великий Ахилл!
Я, о великий питомец богов, тот молящий, достойный плененья,
80 Я у тебя ведь, у первого в доме, вкусил дар Деметры, почтенный.
В день тот, когда захватил ты меня, в кущах цветущего сада,
А после на Лемнос ты продал меня, достойную взял ты награду.
Меня оторвал от отца и от близких, я сотней быков откупился,
И нынче за цену тройную бы я… не постоял, не скупился.
85 Зорь лишь двенадцать минуло, как я, вернулся в родительский дом,
После страданий, несчастий моих, опять пред твоим я мечом.
Рок злой приводит меня в твои руки, знать стал ненавистен Крониду,
Раз он опять меня отдал тебе, отмерил же он мне планиду.
Недолговечным меня Лаофо́я, рождёная Альтом, на свет родила?
90 Альтом который народом лелегов, воинственных правит, свои все года.
Около Сатниое́нта, высоким, владеет Педа́сом, дворец его там,
Её среди многих совсем молодою, и взял себе в жёны, троянец Приам.
Двоих сыновей нас, она родила, обоих в один день лишиться,
В передних рядах Полидо́ра убил ты, что ты пожелал то свершится.
95 Обоих зарежешь, его умертвил ты, сразив своей острою пикой,
И та же беда здесь случится со мною, никак не унять гнев твой дикий.
Рук я твоих избежать не смогу, приблизил меня к ним сам бог.
Но слово другое скажу я, и к сердцу, прими как ты раньше то мог:
Не убивай меня! Гектор мне брат, но ведь не единоутробный –
100 Гектор, которым товарищ убит твой, могучий и богоподобный».
Так обращался блистательный сын, Приама, к ахейцу Пелиду,
Со словом мольбы но в ответ он услышал, неласковый голос в обиду:
«Что ты глупец мне про выкуп толкуешь! Чтоб я того больше не слышал!
Прежде, когда ещё день роковой, Патрокла, к несчастью, не вышел,
105 Тогда мне троянцев, приятней порой, миловать было, – ты знаешь.
Многих живыми я в плен забирал: ужель ты не припоминаешь?
Нынче ж никто не спасётся от смерти, и с этого дня уж не будет того,
Чтоб уцелел перед городом вашим, любой, кого в руки мне даст божество.
Будь это просто какой-то троянец, иль кто из союзников там,
110 Тем более дети Приама, уж тут я, по полной за друга воздам!
Так что и ты, умирай, дорогой мой! С чего тебе так огорчаться?
Жизнь хоть прекрасна, но всё же не стоит, за жизнь на земле так цепляться.
Жизни лишился Патрокл, а он ведь, на много был лучше тебя,
И я, как ты видишь, прекрасен, и статью, любого сродни божества.
115 Да и ведь рождён я бессмертной богиней, и знатного сын я отца,
Но смерть вот, с могучей судьбой поджидают, представь себе, даже меня.
Утром иль вечером, в полдень какой-то, в кровавом сраженьи умру,
Душу исторгнет какой-нибудь воин, из ваших конечно, мою.
Ударит копьём иль стрелой из тетивы, меня поразит, как врага».
120 У Ликаона, расслабли колени, поникла его голова.
Выпустил пику он тут, сел на землю, и руки свои распростёр,
Ахилл же свой меч обнажил знаменитый, что крепок и очень остёр.
Он около шеи ударил в ключицу, и в тело вонзил глубоко,
Ничком Ликаон повалился, из раны, ручьём полилась кровь его.
125 Чёрная кровь выливалась, и землю, под ним увлажняла собой,
Он за ногу труп взял, швырнул его в реку, тот скрылся тотчас под водой.
И похваляясь над ним он промолвил: «Вот там между рыб и лежи!
И их беззаботных ты кровью своею, из раны своей всех корми.
Мать не положит тебя, чтоб оплакать, на белое ложе льняное,
130 Скама́ндр же тело твоё унесёт, в широкое лоно морское!
Рыба играя в волнах, на поверхность, чернеющей зыби всплывёт,
Поесть ликаонова белого жира, насытившись лишь, уплывёт.
Все погибайте, пока в Илион мы, проникнем в ваш, через врата,
Я вас избивая, а вы убегая – напрасно спасенья ища.
135 И вам не поможет, поток в серебристых, сам в водоворотах текущий в моря,
Сколько б ему вы не резали в жертву, коней и быков, чтоб молить для себя.
Все вы погибнете злою судьбою, ведь я для того и пришёл снова в бой,
Мне за патроклову смерть оплатите, за прочих ахейцев, своей головой.
За тех кого вы близ судов быстроходных, в боях перебили, в крови утопя».
140 Так говорил он. Поток раздражился, Ахилла неправые слыша слова.
Стал он обдумывать, как бы заставить, Ахилла, его, ратный труд прекратить,
Труд смертоносный, и этим троянцев всех, от истребления лишь, защитить.
Сын же Пелеев меж тем со своею, наследною пикою, смерти предать,
Ринулся на Пелего́нова сына, задумал его ещё в русле застать.
145 Астерпея героя сразить он, хотел ещё в русле, глубокой реки,
Того что родили дочь Акессаме́на и А́ксий, широко текущий в тиши.
Старшая дочь того Акессаме́на, а звали её Перибо́я, она,
В любви сочеталась с могучим потоком, и Астеропе́я в любви родила.
Прямо к нему Ахиллес устремился, а тот из потока как раз выходил,
150 Ксанф ему сердце наполнил отвагой, за юношей что Ахиллес перебил.
Вышел навстречу две пики в руках нёс, и после того когда близко сошлись,
С речью к нему Ахиллес обратился, к вопросу слова любопытства нашлись.
«Кто ты вояка, откуда, что смеешь, навстречу мне выйти, ужель так силён?
Дети одних злополучных встречаются, нынче со мною, я в том убеждён!»
155 И отвечал Ахиллесу блистательный, Астеропе́й, славный Пелегони́д,
«А для чего ты пытаешь о роде… высокодушный отважный Пелид?
Из плодоносной Пео́нии родом я, край хоть далёк, но я видишь пришёл,
С длинными копьями храбрых пеонов, на помощь троянцам, недавно привёл.
Нынче, со дня что я прибыл к троянцам, одиннадцать зорь миновало всего,
160 Родоначальник мне Аксий широкий, так утверждают все до одного.
Сам Пелегон от широкого Аксия, воды несущего, происходил,
Тот Пелегон, что тебе неизвестен, мне, как ты понял, отцом родным был.
Ну так, сразимся, Пелид благородный, мы ж не родством похваляться же здесь».
Так он сказал. Ясень свой тут же поднял, блистательный в битвах, герой Ахиллес.
165 Только вот пиками раньше ударил всё ж, Астеропе́й, копьеборец, лихой,
Он двоерукий был, пикой Ахилла щит, он поразил, спас же слой золотой.
Золотом, даром бессмертных, была остановлена, пика в щите,
А вот другой оцарапал он локоть, Пелида, внезапно, на правой руке.
Алая кровь заструилась к ладони, копьё его дальше к земле понеслось,
170 Жадному телом насытиться жалу, лишь в землю вонзиться, всего ж довелось.
Ясенем, прямо летящим, потом уже, в Астеропея, метнул Ахиллес,
Смерти желая предать, быстроногий, наверно сказался его видно вес.
Но промахнулся, копьё угодило, в обрывистый берег, вошло глубоко,
До половины вонзилось в обрыв оно, там и полёт оборвался его.
175 Выхватив меч свой из ножен, направился, к Астеропею Пелид Ахиллес,
А тот, напрягая могучую руку, вдруг вытащить пику Пелида полез.
Только напрасно старался, из берега, вытащить пику не в силах он был,
Трижды раскачивать он начинал её, только напрасно старанье вложил.
Трижды при этом терял свои силы он, а на четвёртый же раз пожелал,
180 Переломить Ахиллесову пику, её перегнувши, и ведь бы сломал.
Раньше однако мечом Ахиллес ему, душу исторгнул, ударив с плеча,
Астеропея ударил в живот он, удар тот пришёлся в живот близ пупка.
Вылилась внутренность вся тут на землю, глаза затянулись и он захрипел,
Сразу обмяк весь, и руки повисли, с лица он сошёл, побелел словно мел.
185 Смертною тьмою глаза затянулись, Ахилл же к груди его бросившись стал,
С тела снимать боевые доспехи, хвалился при этом и громко вскричал:
«Здесь и лежи! Пусть все видят и знают, подумают видя тебя: каково
Биться с сынами могучего Зевса, кстати и с внуками также, его.
Знают пусть все, нелегко с сыновьями, даже и тем кто потоком рождён,
190 А ты говорил, ты потомок потока, и ты говорил что тебе предок он.
Я же породой горжусь, от великого, Зевса идущей, он сам прадед мой,
Я от Пелея рождён, он Эа́ком, а Зевсу Эа́к этот, сын был родной.
Многих племён мирмидонских владыкой, Зевесом рождённый Эак этот был,
На сколько могучей Зевес чем потоки, ты я надеюсь теперь уяснил.
195 На столько ж могучее дети Зевеса, могучей чем дети потоков, познал,
Нынче великий поток помогает, тебе, а вот ты вишь ли, не совладал.
Он же, навряд ли теперь чем поможет, иль сможет помочь, видишь, время ушло,
А против Зевеса-Кронида сражаться, так сил маловато, пока что ещё.
Сам Ахелой многомощный не в силах, и в лучшие славные годы свои,
200 Был, как и сила, глубокотекущего хоть Океана, хоть вод всех в глуби.
Оттуда все реки начало черпают, и воды колодцев всех в срубы текут,
Ключи, родники, что в широкое море, в пути собираясь потоком бегут.
Всё же трепещет и он перед молньей, великого Зевса, и громом его,
Ужасным, когда загрохочет он с неба, да так что подбросит из русла того».
205 Так он сказал, и из кручи он пику, свою медножальную вырвал легко,
Астеропея лежать бездыханным, оставил в воде и ушёл от него.
Чёрные воды потока на тело, его набегали и стаи рыб в нём,
Быстрые угри, вокруг суетились, и жадно плоть рвали на воине том.
Сын же Пелея пошёл на пеонов, на них, слывших мужеством, славных мужей,
210 На них, что ходили отважно в атаку, на них, укротивших немало коней.
Прячась у речки, глубокой пучиной, они увидали, что лучший из них,
Пал среди сечи от рук Ахиллеса, как жизни лишился, вожак смелый их.
Так Ахиллес, Фарсило́ха, Медо́на, Мне́са и Фра́сия в схватке убил,
И Астипи́ла, Эния за ними, и Офеле́ста копьём умертвил.
215 Много ещё бы пеонов погибло, многих ещё бы в Аид он низверг,
Если б поток не исполнился гнева, глубокой пучиною, громко изверг.
Смертного образ приняв, из глубокой, он крикнул пучины: «О, стой Ахиллес!
Ты силой и дерзостью дел превышаешь, любого из воинов, Трои окрест.
Тебя защищают бессмертные сами, уж если Кронид сдал троянцев тебе,
220 Так в поле гони их, и там своё дело, ужасное делай, на пыльной земле.
Доверху трупами светлые воды, тобою убитых троянцев полны,
И не могу пронести всем теченьем, к священному морю, я воды мои.
Трупы мне путь преграждают завалом, а ты всё убийства те дальше творишь,
Будет тебе, прекрати, питьевой ты, воды и своих ведь ты этим лишишь.
225 Ужасом, видишь я, страсть как охвачен, всего он меня до истока объял».
Тогда быстроногий ответил потоку. Пелид с примиреньем потоку сказал:
«Сделаю, как приказал ты, Скамандр, питомец Зевеса, но я прекращю,
Надменных троянцев мечом избиенье, не раньше чем их, в Илион загоню.
Не раньше чем в битве сойдясь, испытаю, насколько всё ж Гектор могуч и силён,
230 Иль он меня укротит своей пикой… иль сам моей пикой, убит будет он!»
Это сказав он вперёд устремился, похожий на бога всей статью своей,
Тут к Аполлону поток обратился, да в том обращеньи упрёк был скорей:
«Что это, сын сребролукий Зевеса, решенья Кронида, тебе нипочём,
Ты исполнять их, смотрю не желаешь, ведёшь себя праздно, уж ты ль ни при чём!
235 Тебе ж Зевс наказывал строго в сраженьях, стоять за троянцев, им помощь давать,
Покудова вечер не спустится поздний, и тенью полей не накроет, стоять!»
Слушал его Аполлон, Ахиллес же, копьём знаменитый, и славный мечом,
Прыгнул в средину потока с обрыва, и вздулся поток разъярённый, на том,
Ринулся, все взволновавши теченья, и множество трупов поднял,
240 Лежавших в реке пребитых троянцев, кого Ахиллес умерщвлял.
Стал он из вод своих трупы выбрасывать… и словно бык разъярённый ревел,
Вдоль берегов и прекрасных течений, живых, уцелевших, укрыть он хотел.
В водоворотах глубоких укрыл их, спасая их тем от Пелида-бойца,
И страшная вкруг Ахиллеса поднявшись, вскипела, потока большая волна.
245 С силою грянула в щит Ахиллеса, он хоть богу равен – не смог устоять.
За вяз ухватился рукою могучей, себя на ногах тем хотел удержать.
Он вывернул с корнем, листвой пышный вяз тот, и берег крутой обвалился к воде,
И ветки густые накрыли теченья, и стало то дерево гатью в волне.
Вяз поперёк перекинулся в русле он в воду упавши опорой служил,
250 И на него поднялся из пучины, почти утонувший в воде той Ахилл.
Он на проворных ногах на равнину, помчался спасаясь вперёд по стволу,
Он в страхе бежал, а поток же великий, его нагонял приближаясь к нему.
Весь почернев высоко он поднялся, чтоб сына Пелея скорее унять,
Чтоб труд боевой прекратил он немедля, троянцев чтоб он прекратил избивать.
255 Прочь отбежал Ахиллес торопливо, насколько копьё пролетает в броске,
Да быстро же так, как орёл чернопёрый, отважный охотник идёт вниз в пике́.
Он самый могучий и самый проворный, меж птицами всеми, и равных ведь нет,
Так и Пелид отскочил на груди его, крепкой зазвенела, брони красной медь.
Ужасно гремели доспехи когда он, от волн увернувшись бежал грохоча,
260 Но шла за Пелидом стремительно с шумом, потока, могучей стеною волна.
Как человек орошая растенья, свои, и к посевам он, от родника,
Путь пролагает лопатой, канаву, роет чтоб в поле стекала вода.
Он пролагает теченью дорогу, лопатой от всякого сора, и в ров,
Вода набегает, живительной влаге, свободен к растениям путь, и готов.
265 По дну за собою вода увлекает, все мелкие камни, журчит и бежит,
Бежит по наклонному ложу потоком, того обогнав, кто ей путь тот торит.
Так Ахиллеса всё время потока, волна настигала, хоть был быстрых ног,
И как ни проворен он был, но на много, сильнее во всём нас, любой даже, бог.
Несколько раз Ахиллес, быстроногий, пытался навстречу волне той пойти,
270 Выступить, чтоб убедиться, – не все ли, его уже боги, оставить могли,
Гонит поток его, с ним ли всё небо, вот так, ополчилось вдруг против него?
Тотчас поимого Зевсом потока, волна с силой в плечи, толкнула его.
С силою, сверху волна ударяла, c ног его будто пытаясь свалить,
Он же старался повыше подпрыгнуть, чтобы волна не могла его смыть.
275 Только поток подгибал ему ноги, бурно с боков ударял и валил,
Рвал из под ног его землю, в испуге, взглянувши на небо Ахилл возопил:
«Зевс, наш отец! Надо мною несчастным, не сжалятся ль боги, спасти из реки,
Потом, я готов претерпеть все несчастья, и бремя лишений, до смерти нести.
Из небожителей всех, предо мною, никто не виновен, мне милая мать,
280 Меня обольстившая ложью, напрасно, иль в шутку быть может взялась предсказать.
Мне говорила она, под стеной, меднобронных троянцев, я жизни лишусь,
От аполлоновых стрел быстролётных, придёт моя гибель, да вот усомнюсь.
Пусть бы убил меня Гектор, из местных, из выросших здесь наилучший боец,
Доблестный воин убил бы в сраженьи, и доблестный был бы убит наконец.
285 Нынче же жалкою смертью приходиться, мне как мальчишке, в воде погибать,
Как свинопасу-мальчишке, без силы, в воде бултыхаться, о помощи звать,
Переходившему реку зимою, снесённому ею, с его слабых ног!»
Так он сказал, а верней прокричал он, голосом громким насколько он мог.
Тотчас к нему подошло подкрепление, сам Посейдон и Афина, они,
290 Образ принявши мужчин, пред Ахиллом возникли внезапно, считай из воды.
За руки взяли его, и словами, его подбодряли, чтоб духом воспрял,
А Посейдон, потрясающий землю, сам в знак заверенья Пелиду сказал:
«Ты сын Пелеев чрезмерно не бойся, и духом не падай, мы всюду с тобой,
Мы тебе всюду опора-защита, и между бессмертных, ты многим родной.
295 Я и Палада с согласия Зевса, и полного кстати, пришли передать,
Роком тебе суждено не потоком, осиленным быть, и в бою смерть принять.
Скоро назад от тебя он отступит, увидишь и сам ты, дадим и совет,
Если прислушаться хочешь, что в пользу, а также подскажем, в чём проку вам нет.
Ты же сам в битве, всем равно ужасной, не складывай рук утомлённых, пока,
300 Войско бегущих троянцев не сгонишь, за стену их града, его ворота.
Гектора жизни лишивши, немедля, к судам возвращайся из боя, к своим,
Славу добыть тебе, эту возможность, в этом сражении, мы и дадим».
Так они оба сказали Ахиллу, и вместе вернулись к бессмертным в семью,
Он же словами богов ободрённый остался торить своей жизни стезю.
305 Кинулся было поспешно к равнине, а всю её сплошь заливала вода,
Множество медных доспехов в ней было, и юношей мёртвых в ней плыли тела.
Прыгал он вверх из воды поднимая, колени свои высоко на бегу,
И Ксанф не способен сдержать был Ахилла, Афина вдохнула сил резвых ему.
Но и поток не ослабил напора, он гневом сильнее к Ахиллу вскипел,
310 Собрал вод побольше, волну взгромоздивши, насколько в минуту такую сумел.
Стеною поднял он её над Пелидом, на помощь себе Симоента позвал,
«Милый мой брат! Хоть вдвоём обуздаем, того с кем никто ещё не совладал.
Скоро он город владыки Приама, разрушит великий, и не устоят,
В сумятице битвы троянцы отвагой, Пелида напор они не отразят.
315 Помощь скорее подай мне, теченья, с силой наполни приливом воды,
Горных ключей, и ручьёв, чтобы вздулись, водами всюду притоки мои.
Чтобы большая вода поднималася, брёвна и камни с собой подняла,
Чтобы они грохотали в воде той, и этим лишь, сможем смирить мы бойца,
Всех одолевшего, нынче готового, с богом равняться, уж так он силён,
320 Думаю же, не поможет наружность, и сила его, хоть и вооружён,
И дорогие доспехи прекрасные, в этом бою не помогут ему,
Их под водою затянет все илом, и в них там остаться ему самому.
Галькой обильно засыплю его я, и сверху его занесу я песком,
Так что ахейцы собрать его кости, не смогут никак, хоть всё взроют кругом,
325 Будут не в силах его отыскать они, илом его я накрою таким,
Будет могила ему так готова, не хуже чем прочим, героям каким.
Нужным не будет над ним какой холмик, людям его… насыпать,
Обряд похоронный всем войском ахейцев, тоже без надобности исполнять.
Кинулся Ксанф на Пелида неистово воды вздымая, высокой стеной,
330 С рёвом хлеща́ его пеной и кровью, телами убитых его же рукой.
Встала вздуваясь волна из поимого, Зевсом потока, отвесной стеной,
Вскрикнула Гера в испуге, страшилась, она, чтоб поток не накрыл с головой,
И не унёс бы Ахилла с собою, да в водовороты свои бы, не вверг
К милому сыну Гефесту, поспешно, она обратилась, так чтоб не отверг:
335 «Встань Кривоногий, дитя моё милое! В битве с тобою, достойным чтим мы,
Пучиной глубокого Ксанфа в теченьях, ты быстро Ахиллу на помощь приди.
И разожги-ка огромное пламя, гораздо огромней чем всякий пожар,
Я попрошу же, Эфира и Нота, чтоб пламя несли, будто огненный шар.
Чтобы тяжелою бурей от моря, они налетели, течению вспять,
340 Воды б обратно погнали бы с силой, и чтоб им свирепый огонь разжигать.
И разжигая огонь у троянцев, спалили бы головы и брони их,
Сам ты по берегу Ксанфа, деревья, спали, да до корня, всё ж лучше без них.
И на него ты с огнём устремися, не поддавайся, ни сладким речам,
И ни угрозам потока конечно, и сил не смиряй пока знака не дам.
345 Криком иль жестом, иль будет посыльным, к тебе кто-то послан, когда час придёт».
Так объяснила всё Гера Гефесту, и он воздвиг пламя, что воду сожгёт.
Прежде всего запылал по равнине, там трупы убитых Пелидом пожёг,
Всюду лежавшие кучи большие, немало троянцев Пелид убить смог.
Высохло всё на равнине и стихли, блестящие воды стихии слепой,
350 Быстро, как сушит Борей увлажнённую, землю на поле осенней порой.
Радость давая тому, кто ту землю, с любовью для сева зерна распахал,
Высохла всюду равнина, все трупы, сгорели до тла, тлен же, Нот разметал.
Сразу за тем, разливающий зарево страшного пламени, бог обратил,
Пламень на реку, по берегу вязы, и все тамариски, и ивы спалил.
355 Вспыхнули донник душистый, и кипер, и влажный ситовник, и прочее всё,
Росшее густо вдоль светлых течений, Скамандрова русла, в округе его.
Рыбы и угри в воде затомились, искали спасенья ложились на дно,
Туда и сюда всё метались напрасно в глубоких пучинах, течений его,
Жаром искусника-бога палимые, жгучим, Гефеста, все гибли они,
360 Сила потока горела и громко, возвал он к Гефесту, себя чтоб спасти:
«Нет, ни один из бессмертных тебя, не осилит, Гефест, им огня не унять,
Также и я, не желаю с тобой, огнедышащим биться, чего ж воевать?
Кончим вражду! Пусть Пелид хоть сейчас, всех троянцев из Трои прогонит,
Мне-то чего их, за что защищать… что меня-то за них в битву гонит?»
365 Молвил палимый огнём, и вскипали, прозрачные струи текущей воды,
Так над огнём разожжённым вскипает, котёл на треноге своей изнутри.
В нём растопляется сало откормленной, туши кабаньей, и жир тот кипит,
Под ним же сухие поленья пылают, чем суше полено, тем лучше горит.
Так же палило течения пламя, вода клокотала, и замер поток,
370 Терзал его жаром Гефест многоумный, Ксанф течь не решался и высох исток.
Взмолился поток устрашённый жарою, к владычице Гере моля за себя,
Словами крылатыми к ней обратился в своей безысходности мира прося:
«Гера за что! Между всеми богами, меня одного лишь, терзает твой сын,
Напал беспощадный, один я ль виновен, на прочих вина есть, я в том не один.
375 Все прочие боги троянцам дающие, помощь какую, повинны как я,
Но вот огнём изжигает-изводит, как видишь из всех, одного лишь меня.
Если прикажешь, то помощь троянцам, я буду немедленно всю прекращать,
А кроме того я клянусь от троянцев, погибельных дней уже не отвращать.
Даже когда Илион тот священный, кто-нибудь как-нибудь воспламенит,
380 Иль запылает в пожаре зажжённом сынами ахейцев – до тла пусть сгорит!
Пусть же и он перестанет немедля, ужасный огонь пусть в горно уберёт».
Лишь белорукая Гера богиня услышала это, так знак подаёт.
Милому сыну Гефесту немедленно Гера сказала: «Довольно сын мой!
Оставь многославный, поверь, не годится бессмертным показывать нрав свой крутой.
385 Так обижать из-за племени смертных, равного с нами, не стоит, поверь,
Да, ты в азарте, но всё же кураж свой, сын мой умелый, пожалуй умерь».
Он погасил бушевавшее пламя, и в тлеющих углях отправил в горно.
Волны вернулись обратно по руслу, прохладой своей охладили всё дно.
Только лишь ксанфова сила смирилась, как битву тотчас прекратили они,
390 Сдержала их Гера, хотя и сердилась, но всё же двоих увела из войны.
Но меж другими богами тяжёлая, вспыхнула распря, как кто разобщил.
В разные стороны будто развёл их, и… друг на друга коварно стравил.
Сшиблись они, сшиблись с шумом великим, под ними земля застонала,
Раскатами гулко им небо великое долго ещё отвечало.
395 Зевс на Олимпе сидящий их слышал, и сердце его засмеялось,
С радости лишь, как увидел богов… и что ими там затевалось.
Долго без дела они не стояли, и щитокрушитель Арес в бой пошёл.
Начал сражение, сам на Афину он, кинулся первый – душою орёл.
Выступил с пикою медной в руке своей, и ей обидное слово сказал:
400 «Снова ты, муха собачья, бессмертных, стравляешь в войну, хоть тебя я не звал.
Дерзостью буйной пылаешь надменная. Что тебе надо, забыла уже?
Как подстегнула Тидеева сына, схватиться со мною – нанесть рану мне.
У всех на глазах ты копьё ухватила, и на меня остриё навела,
Моё им пронзила прекрасное тело, но нынче тебе отомщу всё же я.
405 Будет тебе, за всё то что свершила, за всё что творила ты в прошлом со мной!»
Так он сказал. По эгиде бахромчатой, вдруг он обрушил удар мощный свой.
Ударил по страшной эгиде, которую, молния Зевса пробить не могла.
Чуть отступила Афина и камень, рукою могучей своей подняла,
Камень лежавший средь поля, – огромный, зубристый и тёмный, под руку попал.
410 Из древних времён водружённый на поле, как знак межевой он с тех пор и лежал.
Камнем тем в шею Ареса ударила, он от удара обмяк как мешок,
Семь он пелетров покрыл рухнув наземь, под звон своих лат, рухнул бог имярёк.
Пышные волосы с пылью смешалися и засмеялась Афина над ним
И похваляясь, слова дерзновенные, молвила чтоб было слышно другим:
415 «Видно, глупец, ты не взвесил насколько я, большею силою наделена,
Вот и тягаться надумал со мною, и это решенье – твоя же беда.
Так ты искупишь вполне все проклятия, матери, в гневе что злые дела
Всё на беду замышляла, как видишь ты, чтоб наказать ими только тебя.
Только за то что оставил ахейцев ты, чтобы надменным троянцам помочь».
420 Это сказавши, она отвратила, глаза свои ясные, светлые, прочь.
К тяжко стонавшему богу Аресу Зевесова дочь Афродита пришла,
На ноги встать помогла взяв за руку, и с места сраженья домой повела.
К нему же с трудом возвращалось сознанье, но лишь увидала их Гера двоих,
Тотчас к Афине она обратилась: «Смотри дочь Зевеса, ты глянь вон на них!
425 Муха собачья, ведёт мужегубца, убийце, как видишь на помощь пришла
Через сумятицу битвы жестокой. За это наказанной быть и должна.
Ты нагони их, нагнав, Афродиту, для вящей острастки-таки накажи.
Радостно вслед устремилась Афина нагнав нанесла ей удар по груди.
У Афродиты ослабли колени и сердце зашлось от удара её.
430 Оба с Аресом упали на землю… и предпринять не могли ничего.
Стала хвалясь пред ними Афина, сказала поверженным мысль свою:
«Если бы все из богов, те что нынче, стоят за троянцев, как я нахожу,
На бой выходя против храбрых ахейцев, были б отважны и стойки всегда,
Как Афродита, пришедшая биться, со мной за Ареса здесь, то уж тогда,
435 Давно б мы покончили с этой войною, и град что Приам для себя возводил,
Прекрасно построеный, очень ухожен, давно уже нами разрушен бы был!»
И улыбнулась в ответ белорукая, Гера богиня, от сцены такой.
Тут Аполлону сказал колебатель могучий Земли, Поседойн, бог морской:
«Что ж это Феб, не вступаем мы в битву? Пристойно ли это, другие в бою,
440 Бьются уже, чего ж мы выжидаем, не время ли нам поддержать их войну?
Позорнее будет без боя в зевесов дворец на Олимп, возвратиться одним,
Быть может сразимся, всех боем поддержим, да и уподобимся схваткой другим.
Ну, начинай! Ты рожденьем моложе, мне выступить первым – не хорошо!
Я раньше родился и опыта больше, а это уже много значит чего.
445 Как твоё сердце глупец, безрассудно! Ужели не помнишь, ужели забыл:
Сколько с тобою мы бед претерпели, как Лаомедонт нам за службу платил?
Мы лишь одни с тобой из всех бессмертных, на службу тогда поступили к нему,
Тогда, по приказу Зевеса служили мы, Лаомедонту, ему наглецу.
С ним ведь и плату мы обговорили, и стал приказания он нам давать,
450 Я для троянцев вкруг города стену, широкую, крепкую стал воздвигать.
Чтоб неприступен он был, я построил, и выше стены той не сыщешь нигде,
Пасти довелось его тучное стадо коров криворогих во те дни тебе.
Ты пас на богатой ущельями Иде, и в горных долинах лесистых её,
Но в срок платежа, что нам вынесли Оры, дающие радость, с нас после того,
455 Плату за труд целиком он насильственно, волей своею тогда удержал,
Лаомедонт нечестивый коварный, с угрозами прочь от себя нас прогнал.
Ноги и руки он наши при этом, обоим грозился покрепче связать,
И на какой-нибудь остров далёкий, кому-нибудь в рабство: забыл чтоль? Продать.
Был он готов нам и уши обоим своей острой медью отрезать тогда,
460 Так от него мы с тобой негодуя обратно пошли без оплаты труда.
Гневались мы на него за ту плату, что он обещал, да в итоге не дал,
И вот его-то народу ты милость, несёшь и не хочешь, чтоб он отвечал.
С нами не хочешь стараться чтоб гибель, настигла надменных троянцев за то,
Полная, злая, а с ними детей их, супруг их почтенных – пусть платят за всё!»
465 Тут Посейдону сказал дальновержец, сказал Аполлон Посейдону в ответ:
«Сам ты, Земли колебатель почёл бы, меня неразумным, каб принял совет.
Если б с тобою в борьбу я ввязался, за смертнорождённых, ничтожных людей,
Полною жизнью цветущих, живущих, плодами от самых обычных полей.
Жалких, похожих на листья, которые, есть как ты видишь, и вместе же с тем,
470 Завтра же жизни лишаясь исчезнут, как будто их не было в мире, совсем.
В бой не вступая, давай разойдёмся, а людям же мы предоставим самим,
Стоять за себя, в разных схватках сражаться, и пусть победит, тот кто непобедим».
Так он сказал. И назад повернулся, стыдился он сердцем, на брата отца,
Руку поднять, в сокрушительной схватке, семейная распря для Феба беда.
475 Гнев овладел Артемидой державной, владычицей дичи, лесов и полей,
Рыщущей по полю, стала корить она, брата за дело, как думалось ей:
«Прочь Дальновержец бежишь уступая, победу и славу, без боя ему,
Готов ты принесть Посейдону всё это, при чём незаслуженно всё одному.
И для чего тебе лук драгоценный, когда он без пользы, скажи дурачок?
480 Чтоб никогда я теперь не слыхала, твоей похвальбы гордой, горе-ты-бог.
Как прежде хвалился ты между богами, что будто способен один на один,
Ты, с Посейдоном сразиться, я вижу, кто верховодит здесь и господин».
Ей ничего Аполлон не ответил, но на неё рессердилась жена,
Почтенная Зевса, и на стреловержицу, с бранию кинулась Гера сама:
485 «Сука бестыжая! Против меня уже, выступить вздумалось как посмотрю,
Я тебе буду тяжёлой противницей, не за глаза это я говорю.
Хоть луконосица ты, и для женщин всех, львицею сделал тебя сам Зевес,
Право убить дал какую захочешь ты, да не прокатит тебе это здесь.
Лучше б тебе по горам за зверями, гоняться… да диких оленей стрелять,
490 Чем к нам, свою хилую немощь-силёнку, к более сильным богам примерять.
Если же хочешь сразиться, то скоро, увидишь на сколь ты слабее меня,
Чтоб впредь не решалась равняться со мною, уж я-то всегда постою за себя!»
Сказала и руку богини схватила, левой рукою своей близ кисти,
А правою с плеч Артемиды сорвавши и лук и колчан стала, ими трясти,
495 Бить вкруг ушей её стала со смехом, а та уклонялась и яро рвалась,
Рассыпались быстрые стрелы вокруг них, побои жестоки но всё ж не сдалась.
Плача, в слезах вся, бежала богиня, горной голубке подобная, ей,
Быстрой, от ястреба чтобы укрыться, в горной расщелине, да поскорей,
Пойманной быть ей судьба не сулила, участь другая судьбины её.
500 Так стреловержица с плачем бежала, оставивши лук свой, хоть и божество.
Аргоубийца Гермес как вожатый, к Лето между тем обратившись признал:
«В битву с тобою, вступать я не буду, не буду Лето, ни за что, я б сказал:
Страшно с супругами туч собирателя, в битву вступать за любые дела,
Ты же хвались средь богов, сколь угодно, что одолела ты силой меня.
505 Что победила меня ты могучею, силой своею в тяжёлом бою».
Молвил признанье. Лето подбирала, изогнутый лук, и колчан и стрелу,
В вихре поднявшейся пыли упавшие, всюду, а стрелы рассеялись все,
Их подобравши Лето повернула, обратно в чертог свой, на белой горе.
А Артемида пришла к меднозданному дому Зевеса в Олимпа дворец,
510 Плача навзрыд на колени родителя, села поплакать – любил дочь отец.
Платье на ней трепетало нетленное нежно Кронид к себе дочь прислонил,
И засмеявшись над быстрой слезою, Зевес о несчастии дочку спросил:
«Кто из Урана потомков неправо с тобой поступил и скажи почему,
Словно ты дочь моя, зло совершила, как-будто ты чем, навредила кому?»
515 Зевсу охотница-дева в прекрасном, нетленном своём отвечала венке:
«Отец, я побита твоею женою, Герой, что рада кровавой войне.
Из-за неё ведь, отец, из-за Геры, и распри и ссоры бессмертных кипят».
Так меж собою вели разговоры, бессмертные боги, что судьбы вершат.
Феб-Аполлон между тем удалился, в живущий опасностью войн Илион,
520 За стены, врата благозданного города, обеспокоен в день этот был он.
Он опасался что сила данайцев, судьбе вопреки, одолеет врата,
И стены разрушит ворвавшись с наскоку, он знал, мощь опасную Трои врага.
Прочие ж боги к себе удалились, понятно, что гневом пылали одни,
Победой над ними довольны другие, и этой победою были горды.
525 Там близ отца чернотучного сели, а сын же Пелея троянцев всё гнал,
С ними коней быстроногих и резвых, их и троянцев самих избивал.
Когда же клубится густой дым пожарища, к небу восходит, пожар в городах,
Зажжённый он божеским гневом, печали, приносит, а также заботы в трудах.
Так же троянцам труды и печали, могучий в сраженьях, отважный Ахилл,
530 Искусно владея мечом как и пикой троянцам нещадно урон наносил.
Молча стоял на божественной башне, смотрел на несчастье троянцев Приам,
Он увидал Ахиллеса в погоне, троянцев трусливо бегущих к вратам.
Не было в битве отпора Ахиллу, и не было больше отпора нигде,
Приам зарыдал и спустившися с башни сказал страже врат прислонившись к стене:
535 «Настежь воро́та! Пока не войдёт в них, бегущее войско, их настежь держать,
Не выпускайте из рук их, и дайте нашим же людям меча избежать.
Вон, Ахиллес уже их нагоняет, он бешено гонит троянцев к вратам,
Как только в стенах наши все очутятся, закрытыми быть надлежит воротам.
Тотчас ворота закройте и прочные, створы замкните уж страх правит бал,
540 Как бы несущий нам смерть не ворвался, да кабы ворота с петель не сорвал!»
Стража немедля сняла все запоры, настежь открыла для войск ворота́,
Свет беглецам распахнувшись явила, уйти от врага им возможность дала.
Тут Аполлон побежал им навстречу, злую чтоб гибель от них отвести,
Прямо к высоким воротам за стены чтоб войско троянцев спешило уйти.
545 С горлом иссохшим от жажды и пылью, покрытые мчались с равнины войска,
Гнал их нещадно Ахилл пред собою, мастер-умелец ударов копья.
Бешенством сердце кипело великим, на всём протяженьи сраженья пути,
Славы великой он рвался достигнуть, ахейцы тогда Илион взять могли.
Высоковоротную взяли бы Трою, если бы Феб-Аполлон не пришёл,
550 Если бы он не подвиг Агенора, Антенорида, его б в бой не ввёл.
Как человек, он могуч, безупречен, да в сердце ему Феб отваги придал,
А чтоб не настигнут был Керами смерти, он неподалёку сам рядышком встал.
К дубу древнейшему Феб прислонился, густейшим туманом себя сам накрыл,
Тот же едва увидал Ахилесса, крушителя башен, так сразу застыл.
555 Остановился и ждал; волновалося, антеноридово сердце в груди,
Смутясь, к своему он отважному духу, спеша обратился, совет чтоб найти.
«Горе какое! Коль я от Ахилла, могучего, тем же путём побегу,
Куда вот, в смятеньи бегут остальные, то смерть из его рук, как трус, получу.
Быстро меня он догонит и голову, срубит ударом, слетит как кочан,
560 Если же всем остальным предоставлю, ломиться в ворота как вражий таран,
А сам от стены побегу поскорее, перед Ахиллом, куда-нибудь прочь,
По полю какому, пока не достигну, предгория Иды, пущусь во всю мочь.
В ущелье исчезну, в кустарнике частом, укроюсь, а вечер наступит, и там,
Обмывшись от пота приведшись в порядок конечно же в Трою вернулся бы сам.
565 Но почему моё сердце волнуют подобные думы, ведь я их не звал,
Вдруг как от города в поле пущусь я… то он как окажется этого ждал.
Быстро настигнет меня заприметив, он резв, на своих очень быстрых ногах,
Уйти не удастся настигнет в два счёта, и чрез растоянье, копьём один взмах.
Будет тогда невозможно от смерти, от чёрной спастись, и от Кер мне уйти:
570 Больно силён Ахиллес хоть из смертных, ему сам Зевес благоволит – а мы!
Если ж однако пред городом выйти, навстречу ему, его встретить в штыки,
Тело его, как у всех уязвимо, и острою медью ранимо поди.
Смертным зовут его люди, одна лишь, в нём от рожденья героя душа,
Хоть и героя, и славу дарует, ему Громовержец, душа всё ж одна».
575 Так он сказал себе, весь подобравшися, ждал Ахиллеса пока подойдёт,
Сердце рвалось воевать и сражаться, а подвиг себе место в жизни найдёт.
Как на охотника смело из чащи, смело идёт леопард, без тревог,
Сердце его не трепещет пугливо, хотя б тот охотник убить его мог.
Хоть бы и лай он услышал, но думать, о бегстве не будет зверь верный себе,
580 Хотя бы летящим копьём его встретит, всё тот же охотник, на той же тропе.
То и пронзённый копьём не теряет, он в сердце отваги и рвётся вперёд,
Чтобы схватиться с врагом победить чтоб, или же смерть в этой схватке найдёт.
Так Агенор Антенора почтенного, сын богоравный, бежать не хотел,
Перед Ахиллом, не мерявшись силой, потом и себе ж не докажешь что смел.
585 Быстро он выставил щит пред собою, равный по кругу с любой стороны,
И закричал во весь голос Пелиду, нацелившись пикой, как в схватках враги:
«Сильно должно быть Ахилл благородный, надеялся до истечения дня,
Сегодня предать разрушению город, отважных троянцев но видимо зря.
Нет же глупец, ещё многих страдания, ждут из-за Трои в сражениях здесь.
590 Много нас в городе, сильных, отважных, могучих немало у нас ещё есть.
Чтобы детей и родителей наших, с ними супруг наших здесь защищать,
За Илион наш сражаться. Тебя же, судьба здесь настигнет, тебе не сбежать,
Как бы ты ни был ужасен, и как бы, отважно ни бился неся нам урон!»
Молвил и острую пику тяжёлую, кинул рукою, и следовал звон.
595 Не промахнулся, попал под колено, а пика, известно, не шило,
Страшный на новой поноже вкруг голени, олово звон испустило,
Медная пика ударив в поножу, её не пробила, отпала,
Поножа отменна, Гефест постарался, удар страшной пики сдержала.
После того Ахиллес в Агенора копьё своё также послал,
600 Но воина славой покрыться в той стычке ему тут же Феб помешал.
Он Агенору, окутав туманом, помог удалиться из боя,
Хитростью после того Ахиллеса отвлёк от троянцев собою.
Во всём Агенору свой вид уподобив, он перед Пелидом пустился бежать,
Пелид же в погоню за Фебом пустился, пытаясь его на равнине догнать.
605 Его оттеснить всё пытался к Скамандру, а тот убегая его завлекал,
Казалось, вот-вот Ахиллес уж догонит, и в этот же миг Феб опять ускользал.
Все остальные троянцы тем временем с радостным сердцем достигли ворот,
Вбегали стремглав, беглецами наполнился, город велик, но теснился народ.
Ждать остальных, чтоб разведать кто в поле, убитым остался иль ранен лежит,
610 Кто из товарищей спасся счастливо или ещё где-то в город спешит,
Нет не дерзали узнать, но стремились все, радостно в город стремились они,
Кого только ноги туда и колени, по пыльной дороге смогли донести.