Ил. Песнь третья
Менелай встречает в бою Париса, тот в страхе бежит от него пытаясь
скрыться за спинами боевых товарищей, Гектор видя это упрекает
брата, тот осознавая всю низость своего поведения предлагает для
решения вопроса войны провести бой между ним и Менелаем с тем
условием что победителю достанется Елена и возмещение ущерба.
Елену посещает богиня Ирида, богиня Афродита спасает Париса
от меча Менелая.
…
После того, как отряды с вождями построились к бою – в шеренги свои,
С шумом и криком вперёд устремились, троянцы, как птицы – в атаку пошли,
С криком, с каким журавли пролетают, под небом высоким, держа курс на юг,
Чтобы избечь, как дождей бесконечных, так и зимы грозной, гибельных вьюг.
5 С криком, с каким они стаей несутся, к сытым долинам, на тёплых югах,
Смерть так неся и погибель готовя, разбойным ахейцам, троянцы в сердцах.
В утренних сумерках, злую войну они, с ними заводят, надежду храня,
И приближались ахейцы к троянцам, в полном безмолвии, силой дыша.
С полной готовностью в сердце друг другу, помощь до зова подать, своему,
10 Так же как Нот на горе, от вершины, туман разливает под цвет молоку.
Вору приятнее ночи туман этот, для пастухов не желанный эксцесс,
Видеть в нём можно не дальше чем камень, брошенный падает, волен тут бес.
Так под ногами идущих густейшая, вихрю подобная, пыль поднялась,
Быстро они проходили равнину, строем неровным и больше толпясь.
15 После того, как идя друг на друга, сошедшися близко, вдруг встали стеной,
Вышел вперёд из рядов из троянских, боец боговидный… Парис-удалой.
С шкурой пантеры, и луком кривым, с мечом очень острым, висящим, большим,
Тут же в руке колебал два копья, с медными жалами, их два конца.
Всех вызывая храбрейших ахейцев, умельцев мечом, как и ловких копейцев,
20 Померяться силою в битве опасной, схватиться с ним в схватке смертельно ужасной.
Только успел Менелай царь отважный, увидеть Париса, в момент весьма важный,
Шагом вперёд выступающим гордо, широким таким, как ступать было модно.
Радостью вспыхнул, как вспыхнул бы лев, пред крупной добычей, лишь только узрев,
Вдруг повстречавшись с рогатым оленем, иль с дикой козою, иль с тем же тюленем.
25 Жадный от голода, он пожирает, сам всю добычу, хоть и окружает,
Кольцо быстрых псов, и удачных ловцов. В бою за добычу принять смерть готов.
Вспыхнула радость в глазах Менелая, к нему, к обольстителю местью пылая,
Приди сын Приама, приди же, приди, из боя живым, уж не сможешь уйти.
Быстро Атрид с колесницы на землю, спрыгнул с оружием, к цели идя,
30 Только увидел его перед строем, Парис боговидный – сошёл тут с лица.
Трепетной сердце в груди у него, лани, в тот миг трепетало.
В страхе к товарищам он отступил… от смерти – она ж подступала.
Как человек увидавший дракона, в ущельи кошмарном, причём наяву,
Членами всеми трепещет, и быстро, назад отступает, так страшно ему,
35 И с побледневшими страшно щеками, в панике он устремляется прочь,
Так и Парис, в горделивых троянцев, толпу погрузился – тут духу невмочь.
В ужас придя перед сыном Атрея, Парис боговидный, бежал хрящ тряся,
Гектор увидев – кто празднует труса – ругал оскорбительной речью коря:
«Горе-Парис! женолюб, обольститель, ты лишь по виду храбрец был всегда,
40 Лучше бы ты не рождался бы вовсе, безбрачным погиб, не позоря себя.
Это и я бы хотел, я признаю, тебе это лучше бы было, мой друг,
Чем поношеньем таким, и позорищем, быть перед всеми сегодня, вокруг,
Длинноволосых ахейцев ты слышишь, язвительный хохот – не стыдно тебе?
Видя твой образ, они полагали – красивый – знать храбрый, а ты не в себе.
45 Ты без отваги в душе и без силы, ты первым быть должен, а трусишь, бежишь,
И вот такой-то, посмел ты однако, напакостить всем, а ведь скверно шалишь.
В племя чужое, с толпой переплывши, товарищей верных, ты шёл будто шпик,
Чтоб в жёны красавицу, стран отдалённых, у мужа увесть, ты коварно проник.
Невестку свирепых бойцов, весьма сильных, ты дерзко с собою, посмел увезти,
50 В горе отцу, государству, народу, и вот ты от кары желаешь уйти.
Теперь в довершенье, себе в поношенье, и этим же сразу на радость врагам,
Что ж не остался ты ждать Менелая, любимца Ареса, иль не по плечам?
Увидел! Какого ты мужа владеешь цветущей супругой, руками вора,
И не помогли бы тебе ни кефара, ни дар Афродиты, ни жалость отца.
55 Ни пышные кудри, ни вид твой картинный, когда б Менелай тебя с пылью смешал,
Уж робки троянцы, иначе давно бы, ты в каменно платье одетым лежал.
За горе, несчастья, в которых лишь ты, виновник из похоти и красоты».
Гектору быстро в ответ возразил, Парис-Александр, ведь брат не шутил:
«Я признаю, что меня не напрасно, бранишь Приамид, да и враг ведь опасный.
60 Слово крепко твоё, и нерушимо, сердце твоё, как топор некрушимо,
И бьёт по бревну он, удар усиляя, размахом руки, тем итог утверждая.
Тем кто бревно то, своим мастерством, для корабля мастерит топором.
Так же и сердце в груди у тебя, твердо́ неуклонно, за правду стоя́.
Но не порочь мне, прелестных даров, златой Афродиты, ругательством слов.
65 Ведь нет меж даров всех божественных славных, даров недостойных почтенья,
И боги их сами дают по желанью, их не заработать трудами из рвенья.
Пусть все усядутся наземь немедля, теперь, если хочешь, чтоб я воевал,
И Трои сыны, и ахейцы-пришельцы, я делом крепить буду, то что сказал.
Я ж в середине сойдусь с Менелаем, любимцем Ареса, на весь белый свет,
70 Вступлюсь за Елену, её все богатства, взятые с нею, в бою дам ответ.
Битва покажет, возьмёт верх сильнейший, сильнейший в смертельном бою победит,
Он женщину пусть уведёт за собою, с богатствами всеми, и к ним второй щит.
Вам же останеться клятвой заверить, священною, дружбу с ахейцами, и,
В Трое жить мирно, а им же в конями, гордящийся А́ргос, спустить корабли.
75 В славную жён красотою, Ахайю, пусть уплывают, не век воевать».
Выслушал Гектор его с восхищением – слова Александра не сложно понять.
Гектор копьё ухватив в середине, вышел вперёд, пред шеренгою встав,
Строй удержал он троянцев, они ж все, замерли разом всего ожидав.
Вмиг натянули ахейцы кривые, луки тугие, пустив тучу стрел,
80 Против него, полетели каменья, и острые копья, но он уцелел.
Громко вскричал на ахейцев владыка, племён, и их армий, сам Агамемнон:
«Стой аргивяне, стрельбу прекратите, давайте послушаем, что скажет он.
Слово какое-то хочет сказать нам, шлемом сверкающий Гектор-боец».
Тут присмирели ахейцы, уняли, горячку немедля – велел царь-отец.
85 И Гектор сказал между ратями стоя, слушали молча его, с двух сторон:
«Слушайте Трои сыны и ахейцы, готовые к бою все, что сказал он,
Вот он – Парис. Он, вражду между нами, и умысла без, возбудивший войну,
Он предлагает, троянцам с ахейцами, мира возможность, изведать одну.
На плодородную землю доспехи, как и оружия наши сложить,
90 Сам же, один на один с Менелаем, любимцем Ареса, здесь в битву вступить.
Он вступит в бой, за Елену, богатства, взятые с нею, из ваших краёв,
Сильнейшего, что победит в этой битве, признать я как вы, буду тут же готов.
Женщину пусть уведёт за собою, с богатствами всеми, по праву его,
Мы же взаимную дружбу заключим, и клятвой заверим, в итоге того».
95 Так он сказал, и кругом все затихли, молча стояли, и ждали царя.
Громкоголосый тогда Менелай к ним, троянцу в ответ, обратил же слова:
«Слушали вы – и меня вы услышьте. Горесть пронзает мне сердце моё,
Да, нам пора, нам пора примириться, об этом и я помышляю давно.
Трои сынам, и ахейцам – довольно. Довольно вы бед претерпели, допрежь.
100 За преступленье Париса, за распрю, разжжённую мною же, через кутеж.
Тот между нами двумя пусть погибнет, кто на погибель судьбой обречён,
Вы ж, остальные, миритесь скорее, всем надо чтоб мир был, скорей заключён.
В город пошлите за белым барашком, и чёрной овечкой, чтоб в жертву принесть,
Солнцу, земле, мы ж другого для Зевса, доставим сюда и свершим обряд, здесь.
105 Также и силу Приа́ма приложим, клятву он вашу, заверил чтоб сам,
Знаем, его сыновья вероломны, и наглы, что впрочем известно и вам.
Чтобы никто, не нарушил бы клятвы, данной Крониду, из обыкновенных,
Ветренных вечно, людей молодых, в помышленьях горячих голов дерзновенных.
Если ж учавствует старец при этом, он смотрит вперёд и назад, и всегда,
110 Чтоб для обеих сторон наилучше, решилося дело, тут все будут – «за!»
В словах его радость была для троянцев, и для ахейцев – все мира хотят –
Вера явилась, что близко злосчастной, войне окончанье, уж виден откат.
Ретивых поставили в ряд лошадей, со всех колесниц соскочили,
Сняли доспехи, и тут их на землю, от вражьих в близи все сложили.
115 Их разделяла полосочка поля, узкая в несколько метров, межа,
Гектор немедля послал двух посланцев, послал в Илион, чтоб позвали отца.
Пару ягнят принести, и Приама, призвать на равнину, союз утвердить,
Агамемнон, царь ахейский Талфи́бию, дал приказание, с тем же спешить.
Ко гнутым бортам кораблей поспешая, оттуда ягнёнка доставить, на круг,
120 И непослушеным он кстати ведь не был, владыке народов Атриду, как друг.
С вестью меж тем к белорукой Елене явилась с Олимпа Ирида,
Образ принявши золовки жены, храброго Антенори́да.
Знатного Геликао́на сестры, женой он имел Лаоди́ку,
Между Приамовых всех дочерей, краше её нету лику.
125 За ткацким станком та, Елену застала, ткала на досуге она,
Плащ темнокрасный двойной, а на нём, картины сражений ткала.
Сражения между троянцами в латах и в медных доспехах эллины,
Где за Елену друг друга побили, другой той войне нет причины.
Вставши вблизи, посмотрев на работу, сказала Ирида Елене:
130 «Выйди подруга моя дорогая, взгляни, всё идёт к перемене.
Там между воинствами, толкованья, толкуют о мире похоже,
Их друг против друга Арес вёл недавно, а это как раз им негоже.
И жаждали ж в битвах жестоких сходиться, всего ж погодя, на равнине,
И вот все безмолвно стоят. Что решают? С чего? По какой всё ж причине?
135 Опё́рлися воины все на щиты, и копья их в землю воткнуты,
А Приамид с Менелаем сейчас, в бой за тебя видно вступят.
С длинными копьями, в бой за тебя они: кто-то кого-то убьёт!
А победитель супругой тебя, милой к тому ж, назовёт».
Так говорила, и дух ей наполнила, сладким желанием встреч,
140 Первого мужа увидеть, родителей… в милый их город сейчас бы убечь.
Тонкою белою тканью покрылась привычным движеньем… поспешно пошла,
Горькие слёзы обиды роняя, из комнаты вон, устремилась она.
Шла не одна она; следом за нею, шли две служанки, спешили ей вслед,
Э́фра, Питфе́ева дочь с ясноокой… Климе́ною статной, имевшей секрет.
145 Вскорости все они места достигли, где Скейские были врата,
Там над воротами, в башне с Приамом, сидели желавшие видеть врага.
Был Панфое́м там, Фиме́т был и Ламп, Укалего́н с Антено́ром и Кли́тий,
От ветви Ареса был Гикетао́н, без рангов они все, и все без отличий.
Достопочтенные старцы из лучших, старейшин народа, троянской семьи,
150 Старость мешала принять им участье, в баталиях этой ужасной войны.
Красноречивы они и подобны, цикадам что сидя на ветках дерев,
Приятнейшим голосом лес оглашают, в коленцах мелодий своих нараспев.
Все таковые вожди тех троянцев, собрались на башне на поле глядя,
Только увидели старцы Елену, идущую к башне, с прислугой спеша,
155 Начали тут меж собою шептаться, и подмечать как она хороша:
«Нет невозможно никак осуждать нам, ни тех же троян, ни ахейцев пока,
Что за такую жену, непрестанно, беды выносят, себя не щадя,
Страшно похожа лицом на богинь она, вечноживущих, у Зевса-отца.
Но какова б ни была, уплывала б, домой поскорей, и причём, навсегда,
160 Не оставалась бы с нами и часу – нам на погибель и детям беда».
Приам подозвал к себе громко Елену: «Поди ко мне милая, сядь предо мной,
Мы потолкуем об общеизвестном, и на поле брани посмотрим с тобой.
Первого мужа увидишь, родных, друзей твоих близких, знакомых своих.
Ты предо мной не виновна ни в чём, боги одни виноваты во всём.
165 Боги с войной на меня ополчились, подняли ахейцев, в них гнев возбудив,
И привели их сюда, через море, жажду до крови усердно привив.
Сядь же сюда, назови мне того вон, огромного воина, кто он такой?
Что за ахеец высокий могучий? Там есть и повыше. И он не малой.
Нет, никогда и нигде я не видел, такого красавца как этот щегол,
170 С видом почтенным таким, выступает, осанкой в царя, и в движеньях – орёл».
И отвечала Приаму Елена, богиня средь женщин, своей красотой:
«Ты мне мой свёкор внушаешь почтенье, и вместе с ним ужас… да ещё какой.
Лучше бы горькую смерть предпочла я, в то время как с сыном твоим я пошла,
Из брачной я спальни ушла вероломно, и Трою семье своей я предпочла.
175 Близких, родных, как и малую дочку, пленительных сверстниц оставила там,
Но не случилось, живая как видишь, и горе ещё приношу здесь я вам.
То что спросил и узнать ты желаешь, конечно же это тебе я скажу,
Там пред тобою властитель державный, сам Агамемнон, он Атрид по отцу.
Он и копьём и мечом из умельцев, и доблестный царь вместе с этим, представь,
180 Деверь он был мне собаке, ты знаешь, прошу тебя, эти вопросы оставь».
Старец дивясь на Атрида, воскликнул вдруг: «Агамемнон, ты отмечен судьбой,
Отличен с рожденья и с благословенья, сияет и крепнет, во веки трон твой.
Сколько ахейских сынов под началом, твоим я тут вижу, их не сосчитать,
Было когда-то, пришлось во Фриги́и, богатою лозами мне побывать.
185 Видел фриги́йцев на быстрых конях там, их рать превеликой была, я б сказал,
Я видел народы Отре́я, Мигдо́на, и не догадался, их не посчитал.
У берегов сангари́йских скалистых, тогда они станом стояли,
Я средь их воинства там находился, в союзниках был, как они приглашали.
В день тот отбили они амазонок, мужчинам подобны, как вепрь же злы,
190 Столько ахейцев там не было, помню, как их всё ж много: откуда они?»
Дальше, вторым разгядев Одиссея, спросил её старец тут: «Ну-ка скажи,
Об этом, дитя моё милое, кто он? Что о нём знаешь, мне всё расскажи.
Будет пониже он, Агамемнона, на голову может, а всё ж посмотреть,
Пошире его он плечами и грудью, и без доспехов, пожалуй на треть.
195 На благодатную землю доспех свой, сложил боевой, и обходит ряды,
Он кажется мне густошёрстным бараном, которому дело до каждой овцы.
Будто баран, чрез обширное стадо, овец белорунных проходит своё,
Не подражаем он, первое место, за пастухом будет, точно, его».
И отвечала Приаму Елена, рождённая Зевсом: «Известен вождь сей,
200 Воин о коем спросил ты, из знатных, Ахеи мудрец – Лаэрти́д Одиссей,
Он в каменистой стране, на Итаке, на острове вырос, он там господин,
Мудр в решениях, в хитростях всяких, такой средь ахейцев, пока что один».
Тут подтвердил её речь Антено́р, своей информацией встрял разговор:
«Очень всё правильно ты нам сказала, слушал я речь его, да уж, бывало.
205 Некогда ради тебя приезжали, посланцами в Трою, зондаж провели,
Был Менелай твой, любимец Ареса, герой Одиссей, я запомнил те дни.
Я их тогда, как гостей у себя, принимал, угощал и приют им давал,
Разум, способности смог их узнать я, и это уже я тогда, подмечал,
Вместе когда на троянцев собраньях, они появлялись, то я бы сказал,
210 Если стояли, то плеч шириной… Менелай выделялся, как я отмечал.
Если сидели, казался видней, Лаэрти́д ваш премудрый, герой Одиссей.
В час же когда, перед всеми в слова, они излагали раздумья тогда,
Быстро Атрид Менелай говорил, но коротко, будто канаты рубил.
215 Очень отчётливо, не многословен, по зодиаку, наверное овен.
Нужное слово умел находить, хоть он и моложе, но что говорить?
Но вот Одиссей если с места вставал, если решительно он слово брал,
Тихо стоял и потупясь глядел, под ноги молча как-будто в нём зрел,
Вывод какой, или дума какая, слушал внимательно слову внимая,
Скипетром попусту он не махал, стиснув в руке его, крепко держал.
220 Как человек с непривычной судьбою, ты бы сказал что брюзга пред тобою,
Неумный к тому же… но лишь начинал, звучать его голос могучий, как в зал,
Будто не речь его, снежная вьюга, из уст у него устремлялась упруго.
С ним состязаться не мог бы тогда, никто из всех смертных, и речь не длинна.
И после того мы уже убедились и прежнему виду его не дивились».
225 Вновь обратился в Елене Приам, заметив Ая́кса большого:
«Кто тот гигант вон, высокий могучий? Нигде не видал я такого.
Он головой и плечами широкими, всех превышает с обеих сторон?»
И отвечала Приаму Елена, отвесив ему, лёгкий дамский поклон:
«Это оплот и защита ахейцев – Аякс! Славный витязь – Аякс великан!
230 А тот, на другой стороне, мощный воин, как бог выделяется между критян –
Идомене́й! Вкруг него и другие, вожди их толпятся, над войском своим,
Частым он гостем бывал Менелая, любимца Ареса, он многими чтим.
Он в доме у нас, как с далёкого острова, с Крита, я помню, проездом бывал,
Вижу я с ним остальных всех ахейцев, всех тех кто его тогда сопровождал.
235 Всех я б узнала легко и по имени, всех назвала бы, кого ни спроси,
Я лишь двоих из строителей рати, найти не могу, мне пока не видны.
Коней укротителя Ка́стора – нету, с кулачным бойцом Полиде́вком крутым,
Братья они мне, рождённые общею, матерью как и отцом с ней одним.
Либо из Спарты прелестной с другими, они не приплыли, быть может, сюда,
240 Либо, сюда и приплыли со всеми на быстрых судах, только в стане пока?
Иль в битву пока не желают мешаться, упрёков и срама желая избечь,
Таких, что мне пали на горькую долю, от всех не желающих тем пренебречь?»
Она так сказала, поскольку не знала, что братья покойны в родной их земле,
В Лакедемо́не, далёкой отчизне, их прах был развеян в родной стороне.
245 А уж посланцы несли через город для клятвенной жертвы, ягнят и вино,
В козьих мехах полных, полем взращённое – дух веселит человеку оно.
С кубками шёл золотыми и кратером, ярко блестящим, от солнца лучей,
Первый глашатай, из всех быстроногий, громкоголосый, троянец Иде́й.
Став перед старцем Приамом-владыкой, он огласил ему армий двух весть:
250 «Лаомедонти́ад, встань и ступай же, тебе оказали два воинства, честь.
Между коней укротителей Трои и в медных доспехах ахейцев, сейчас,
Чтобы священные клятвы заверить, сойди на равнину, ведя следом нас.
Ибо твой сын, сам Парис-Александр, сражаться с самим Менелаем взялся́,
С длинными копьями в бой беспощадный, вступят за женщину, смерть в нём ища.
255 Кто победит из двоих, тот получит, Елену с богатством её – навсегда!
Мы же взаимную дружбу заверим, клятвой священной на многи года.
В Трое останемся жить, те же в гордящийся, всеми конями, Арго́с уплывут,
В славную жён красотою Ахайю, туда куда ветры суда все несут».
С тем приглашенье глашатай Идей, Приаму при всех передал: тот скорей,
260 Товарищам тотчас велел запрягать, чтобы пред воинствами, там предстать.
Проворно приказ был исполнен друзьями, старец взошёл и за вожжи взялся,
Возле него к нему, на колесницу, встал Антено́р – ординарец царя.
Быстрых коней, на равнину они, пустив через Скеи погнали,
Прибыли к месту, где рати троянцев, с ахейцами там уже ждали.
265 На плодородную землю сошли, с колесницы, Приам с Антено́ром,
И посредине остались, внимание, всех привлекая к себе разговором.
Тотчас поднялись сам Агамемнон… с Одиссеем премудрым навстречу,
Вели к ним барашков для клятвенной жертвы, их славные вестники с речью.
Владыке ахейцев вина намешали, в кратер блестящий налили,
270 Руки водой родниковой хрустальной, холодной обильно полили.
Вытащил после того, ножик свой, ахейский владыка, отважный,
Подле меча что носил, чтоб свершить, акт ритуала всем важный.
Он волосы срезал с голов тех ягнят, глашатаи их все раздали,
Лучшим из лучших троянцам, ахейцам, чтоб их как вещдок сохраняли.
275 Руки воздевши усердно молился, богам, царь ахейский владыка:
«Зевс, наш родитель, на Иде царящий во веки преславный, великий.
Солнце, – о ты, что по целой вселенной всё видишь и слышишь, на нашей земле,
Реки, Земля и подземные боги, людям почившим отмщают везде,
Людям коварно нарушившим клятву, всюду они воздают по делам,
280 Будьте свидетели нам, охраняйте, клятвы священные, данные нам.
Коль Менелая убьёт Александр, в равном бою – значит быть по сему,
Пусть он себе и Елену оставит с богатствами всеми, с тем всё к одному.
Мы же обратно домой уплывём… на судах мореходных и будет на том.
Если ж в бою Александра убьёт… Менелай русокудрый, то он всё возьмёт.
285 Пусть возвратят нам троянцы Елену, с богатствами всеми, таков уговор,
Пусть аргивянам и пеню заплатят, приличную только: всё прочее – вздор.
Так чтобы память о ней и у дальних, потомков осталась, на много веков,
Если ж падёт Приамид Александр, Приам пени выдать не будет готов,
И дети его по условью платить мне, готовы не будут, иль не захотят,
290 Здесь я останусь, войну продолжая, и дальше упорно, пока возместят.
Буду за эту пеню здесь сражаться, пока не достигну конца я войны,
Молвил и горла ягнят перерезал, губительной медью, лишил головы.
Дух испускающих в судоргах бьющихся, он их на землю тотчас положил,
Силу они потеряли от меди, так нож в ритуале том, службу служил.
295 После, вина зачерпнул он из кратера, в чаши блестящие и всем раздал,
Начали все совершать возлиянья, богам, и молиться им, каждый шептал.
И не один говорил, и в ахейских, как и в троянских рядах из солдат:
«Зевс многославный, великий, и все вы, бессмертные боги – служить я вам рад.
Первых, которые, клятвы нарушив, проявят враждебность, к другой стороне,
300 Пусть, как вот это вино разольются, их клятвопреступных, мозги по земле,
Их, и детей их; а жён пусть другие, взведут на постели, в потребу себе!»
Так говорили, однако молитв их, Кронид не исполнил – был склонен к войне.
Тут сам Приам обратился к молившимся, сам Дардани́д, волю давший словам:
«Слушайте, Трои сыны и ахейцы, в красивых доспехах и латах к мечам,
305 Я удаляюсь к себе в Илион, в открытый ветрам всем, большой бастион.
Сил у меня не достанет смотреть, как может быть сыну, дано умереть.
Он будет с самим Менелаем сражаться, любимцем Ареса, я должен признаться,
Что знает один только Зевс наш, Кронид, кто в этой схватке, кого победит,
Смертный конец в поединке кому, из них предназначен двоих, одному.
310 Царь в колесницу ягнят положил, и сам на платформу её заступил,
А заступив сам за вожжи взялся, и Антено́р вслед за ним поднялся,
Возле него, он на прочную встал, и тут же под локоть царя поддержал.
В родимый они Илион возвращались, и сдав колесницу, на стену поднялись.
Гектор меж тем, Приами́д с Одиссеем, с ним, с Лаэрти́дом – большим мыследеем,
З15 Для поединка божественно место, отмерили всех потеснив – было тесно.
После же, бросили в шлем медяной, жребии, и потрясли над собой.
Чтобы решилось: кому взять копье, и первым пустить во врага своего.
Оба ж народа бессмертным молились, и руки вздевали, и им поклонились.
Все как один из ахейских рядов, и из троянских, сказать был готов:
320 «Зевс, наш родитель, над Идой парящий, преславный, великий, над нами царящий,
Дай торжеству справедливости быть, виновного в этой войне победить.
Сделай чтоб смерть он свою здесь нашёл, сражённый в жилище Аида сошёл.
Мы ж меж собой утвердили бы дружбу, тем клятве священной служили службу!»
Так все молили бессмертных богов, до тех пор пока был тот жребий готов.
325 Гектор великий те жребии тряс, и выпал Парису, подать первый пас.
Все после этого сели рядами, где латы оставили, копья с мечами,
Быстрых своих лошадей, колесницы, возмездие видеть хотели десницы.
Парис бесподобный, причина измены, новый супруг пышнокудрой Елены,
Стал между тем облекать свои плечи, доспехом прекрасным, шепча себе речи.
330 Он прежде всего по блестящей поноже, на каждую голень как шины наложил.
И застегнул на серебряны пряжки, чтобы не вышло с защитой промашки,
Следом за этим и грудь защитил, он её панцырем крепким закрыл.
Брат Ликао́н, подсобил тут ему, приходившимся в пору, один к одному.
Меч свой набросил на плечи для схватки, с серебрянной клёпкою на рукоятке.
335 С медным коротким, но острым клинком, и некрушимым огромным щитом.
Мощную голову шлёмом закрыл, сработанным прочно, о том сам просил.
Гривою конской она украшалась; страшно над шлёмом она развевалась.
Крепкое взял и копьё, по руке, тщательно выбрав средь многих себе.
Так и герой Менелай же, совсем, снаряжался на битву, оружием тем.
340 После того как в толпе средь своих, к бою оделись они, их двоих,
На середину меж ратей враждебных, ряды расступилися выпустив их.
Вышли противники грозно сверкая, и взглядами, в ужас бывалых ввергая,
Конников храбрых, троян и ахейцев, виды видавших, но потрясены,
Близко друг к другу, по правилам схваток, к разметке на поле, они подошли.
345 Копья в руках, сотрясая и злобясь, один на другого – поддал куражу
Первым Парис свою длинную пику, послал как приветствие злому врагу.
В щит во все стороны равный ударивши, меди она всё ж прорвать, не смогла,
Жало согнулось, не тронув Атрида, и стала с тем пика в бою не нужна.
В твёрдом щите Менелая согнулось. За этим пришёл Менелая черёд,
350 Медную пику занёс и взмолился, к Зевсу в надежде, что с ним повезёт:
«Дай отомстить человеку что гостем, худое мне сделал, жену уведя,
Дай о владыка, чтоб мною сражён был, Парис бесподобный, ударом копья.
Чтоб ужасался и каждый из позже, родившихся смертных, в его же роду,
Гостеприимному злом воздавать, за радушье, за дружбу, и за доброту».
355 Так прошептал и взмахнувши послал он, длинную пику, в обидчика щит,
В круглый с орнаментом, и барельефом, могучим ударом тот щит был пробит.
Насквозь сверкающий щит пробежала, могучая пика, удар был силён,
Также пронзила, сработанный панцырь, прорвала у самого паха хитон.
Панцырь пробил Ликао́на блестящий, Гектора брата сверкающий щит,
360 Парис увернулся, и этим избегнул, погибели чёрной, а то б был убит.
Грозный, свой меч тут извлёк Менелай, чтоб бой завершить, одним махом,
Грянул с размаху по гребню на шлеме, но вдруг его меч пошёл прахом.
В три иль четыре куска развалился, из рук его меч этот выпал,
И возопил Менелай в небеса, словами обиды он сыпал:
365 «Нет никого средь бессмертных зловредней, тебя, Кронион, и нет смысла искать,
Я отомстить жаждал здесь Александру за низость – и что же, позволишь мечтать?
Меч у меня разломался без пользы, в руках, на куски: аль хотел ты того?
Пика моя щит и панцырь пробила, не там куда бросил – вмешался что ль кто?»
Ринулся он на Париса внезапно, за шлём ухватил коневласый,
370 И потащил повернувшись к ахейцам, точившим о битве балясы.
Нежную шею тут стиснул Парису, узорный ремень шлёма прочный,
Под подбородком его проходивший, эффект столкновенья побочный.
И дотащил бы его Менелай, к ахейцам, в толпу бы забросил,
Каб не следила за всем Афродита, и взгляд у богини был острый.
375 По́двязь из кожи быка порвала, легко, улучить могла случай,
Шлём лишь один оказался в руке, в руке Менелая, могучей.
В воздухе шлём Менелай закружил, швырнул им в ахейцев с досады,
Шлём тот друзья подобрали, немедля, и были добыче той рады.
Бросился с медным копьём он вперёд, сразить Александра желая,
380 Но унесла Афродита его, ему из любви помогая.
Сокрывши под облаком тёмным Париса, легко, чудной силой его унесла,
В сводчатой спальне его усадила, в душистой, уютной, и быстро пошла.
Пошла чтоб Елену сыскать, сообщить ей, нашла её вскоре, к тому ж не одну,
В башне высокой; вокруг же троянки, толпою сидели, вели речь свою.
385 Дёрнула тихо богиня Елену, за платье нектарное, без лишних глаз,
Древней старухе, обличьем сподобясь, в привычку ей это, не в первый уж раз.
Пряхе, которая в дни, когда в Спарте, Елена ещё безгреховной жила,
Шерсть ей пряла, превосходно и очень, Елену любила, как мать ей была.
Облик приняв этой пряхи богиня, сказала Елене, неслышно другим:
390 «Тебя призывает Парис, возвращайся, ступай поскорее, тебе бы быть с ним.
Он уже в спальне сидит на кровати точёной сияя, своей красотой,
Но и одеждой, и ты б не сказала, что он из сраженья, явился такой.
Сказала б, что хочет пойти хороводы, водить с молодёжью, в зеленом лугу,
Иль с хороводов… пришедши присел… отдохнуть от гулянья, а там и ко сну».
395 Душу в груди взволновала Елены, словами своими, богиня любви,
Лишь увидала она Афродиты, прекрасную шею, наклон головы,
Прелести пышные, полные груди, блистание глаз её ярких, без дна,
В ужас пришла, обратилась к богине, ей голосом нимфы вопрос задала:
«И для чего, обольстить меня снова, жестокая хочешь, всё мало тебе?
400 Вдаль ли меня, или в город какой-то, меня переправить угодно тебе,
Что, во Фриги́ю, прелестной Мео́нии, хочешь увлечь в закаулок какой,
Там средь людей, предназначенных к смерти, милый тебе там нашёлся другой?
Аааа, побеждён Александр Атридом, мощна его длань и сильна и верна,
Хочет домой Менелай возвратиться, меня же мерзавку в оковах ведя.
405 Вот почему ты ко мне заявилася, с кознями в мыслях, как можешь лишь ты,
Шла бы сама ты к Парису-красавцу, ведь ты же богиня, любви и красы.
Место ж свободно, поди отрекися, оставь путь бессмертных, и больше ногой,
Вершин олимпийских вовек не касайся, и пусть Александр всегда будет твой.
Оберегай его вечно, красавца, терпи от него, и в награду за то,
410 Будешь женой иль наложницей только, а я не пойду к нему – не до него.
Очень позорно, совместное ложе, мне для спанья с ним, ему оправлять,
Уж, надо мною смеются троянцы, страдания в сердце моём не унять».
Глас повелительный гневом исполненный был ей ответом и сутью приказ:
«Дерзкая смолкни! Не иронизируй, иль я тебя брошу, и весь на том сказ.
415 Возненавижу с такою же силой, как прежде любила, и ведь разожгу,
Лютую злобу, у тех и у этих, и всех на тебя, как с цепи псов, спущу.
Спущу на тебя и троян и данайцев, и злою ты смертью погибнешь средь них!»
Речи её испугалась Елена, от этих угроз и герой бы притих.
Под серебристо-блестящим покровом, накинутым наспех, Елена пошла,
420 Скрытно от женщин троянских в молчаньи, богиня её за собой повела.
Вскоре пришли они к дому Париса, прекрасен был дом его, со всех сторон,
Быстро опять за работу взялися, служанки её, теребившие лён.
В спальню высокую, молча вступила – богиня средь женщин! Но к смертным близка.
Улыбколюбивая, стул Афродита, чтобы подать в свои руки взяла.
425 Перенесла и, – богиня! – поставила, близ Александра, – великая честь,
Дочь Эгиоха-Зевеса Елена, на стул этот поданый – просим вас сесть.
И потупивши глаза упрекала, супруга словами – нещадно коря,
«С боя пришёл ты, а лучше б погиб там, я б рада была, жизнь дожить без тебя.
Прежде ты хвастал, что силой своею, копьём и мечом, превосходишь его,
430 Ты был бы сражён, моим бывшим супругом, если бы ты, не сбежал от него.
Трезвонил ты всем: ты сильней Менелая, любимца Ареса – ты самый крутой,
Что ж ты, давай же герой, возвращайся, иди, вызывай Менелая на бой.
Ну так поди же, сойдись в поединке, но впрочем советую малость, трухнуть,
Повоздержаться, и от Менелая там, за горизонт далеко улизнуть.
435 Не воевать безрассудно войною, и боем не биться, – кишка ведь тонка,
Иначе быстро тебя укоротит, его крепка пика, – уж очень остра!»
Парис отвечая Елене промолвил, слова полудетской наивной души:
«Не отягчай мне жена, оскорбленьями, тяжкими, душу, прошу, не томи.
Нынче меня при поддержке Афины, пускай Менелай победил – повезло!
440 Но и у нас в покровителях боги, и завтра уж я, одолею его.
Ну а теперь, мы с тобой на постели, любви предадимся, как можем лишь мы,
Со страстью такой, чтобы ум помутился, которая сразу отключит мозги.
Страстью, сильней той с которой впервые, на острове каменном, помнишь тогда,
Как Лакедемо́н мы, прелестный покинув, на остров направили наши суда.
445 Там пред сои́тием, помнишь как била, лихая трясучка, в охотке меня,
Нет, и в то время такой страсти не было, с коей сейчас, полюблю я тебя».
Высказав это, к постели пошёл он, за ним и супруга, оставив дела,
Рядом друг с другом в постель улеглись они, к этому уж трепетала душа.
Сын же Атрея метался по толпам, как зверь разъярённый: и рвал и метал,
450 Взоры бросая кругом во все лица, в последней надежде Париса искал.
Но ни единый из храбрых троян, иль союзников славных, не мог указать,
Где б Менелай мог Париса-трусишку, для правой расправы при всех, отыскать.
Прятать из дружбы никто бы не стал его, если б увидел бы – сразу бы сдал!
Всем одинаково был неприятен, как чёрная смерть, ненавистен он стал.
455 К троянцам тогда, повелитель ахейцев, Агамемнон, молвил эти слова:
«Слушайте люди; троянцы; дарданцы; и рати союзных: что вам скажу я
Видите все, торжество Менелая, любимца Ареса, Париса же нет,
Вы аргивянку Елену верните, с богатством её, как решил весь совет.
Выдайте нам, заплатите нам пеню, достойную нас, обязались вы, в том…
460 Так чтобы память о ней у потомков, осталась надолго, об этом вот всём».
Речь его дружно одобрив ахейцы, чинили доспехи, точили мечи,
Сидели где были, побег осуждая и разбирая вопросы свои.