Приближающийся шум боя тревожит Нестора. Обещание Гектора страшит
ахейцев. Агамемнон высказывается за снятие осады Трои. Гера вымаливает
у Афродиты влекущую прелесть и силу огромной любви. Гера посещает
Зевса на вершине Иды. Пулидамант поражает в бою Профоэнора. «Что
хвастуны! Хвастовства, я скажу… вам не ве́дома мера, повсюду в миру́,» –
говорит Акамант над убитым Промахом.
…

Нестор хоть пил в это время, но тоже, те крики услышал, тревожный их тон,
Асклепиаду же тотчас промолвил, с тревожными нотками в голосе он:
«Как повернутся дела эти дальше, думай мой друг Махаон и заметь,
Крики бойцов пред судами всё громче, в причинах бы мне разобраться успеть.
5 Ты оставайся, сиди угощайся, искристым вином, дожидайся меня,
Тёплую ванну тебе приготовит… вот, с пышной косой, Гекамеда моя.
Воду нагреет и с тела омоет, кровавые сгустки, настоем прижжёт,
Я же на холм поднимусь, разузнаю, что там за крики и кто там ревёт?»
Так произнесши, искуссно сработанный, медью блестящий, сыновний щит взял,
10 Коней укротителя, в ставке лежавший, а сын Фрасимед в бой с отцовским шагал.
Крепкое взял он копьё, повершённое, жалом острейшим пусть медным, но всё ж,
Кожаный щит даже медью покрытый, резким ударом и мощным, проткнёшь.
Вышел из ставки, – и вдруг недостойное, дело увидел – ахейцы бегут!
В полном смятеньи, троянцы за ними, преследуют резво, и не отстают.
15 Стены ахейцев, и все, опрокинуты, приступом взяты, враги их прошли,
Как море огромное, слабою зыбью, большая колышется площадь, воды.
Яростный путь над собою предчувствуя, воющих ветров, пока же ещё,
Они не бросают волны́ куда-либо, покуда нет сил у ветров на неё.
Ждёт, когда Зевса решающий ветер, внезапно нагрянуть в просторы решит,
20 И всё в напряжённом молчит ожиданьи, и в воздухе то напряженье стоит.
Так и старик разрывался душою, и колебался, на битву смотря,
Надвое как разорваться? Что делать? И надо б тут к войску, и звать бы царя!?
К Агамемнону бы, к сыну Атрея, надо скорее его известить!
Так он решил наконец, поразмыслив, он пастырь войска: ему и решить!
25 Он счёл за лучшее именно это, и у Атрида ж верховная власть,
А в битве меж тем убивали друг друга, в той битве кровавой, легко было пасть.
Медь под ударами громко звенела, звенела вкруг тел их от острых мечей,
Также от пик двуконечных звенела, и не было в мире ещё битвы злей.
Встретились Нестору трое идущих, от берега моря, ахейских сынов,
30 Вскормленных Зевсом царей, получивших, в сражении раны свои, от врагов.
Агамемнон это был с Одиссеем, третьим Тидид, ровным шагом при них,
Очень далёко вдоль берега моря, далёко от битвы, стоят суда их.
К берегу ближе, ахейцы на сушу, их извлекли когда к Трое пришли,
А стену воздвигли у тех что подальше, и эти остались тут все, без стены.
35 Берег залива, не мог совершенно, как бы широк, он бы ни был бы вглубь,
Все корабли те вместить, даже если б, их в два ряда бы, решили втянуть.
Очень теснились в заливе народы, там будто зубцами стояли суда,
Брег заполняя от мыса до мыса, залив был забит, до малого клочка.
Трое вождей на войну и сраженье, желая взглянуть, шли из стана к нему,
40 И каждый в печали, что дух их отважный, ему не поможет ввязаться в войну.
Им повстречался наездник геренский, им старец в груди дух испугом смутил,
К нему обратился владыка ахейцев, Агамемнон его сразу спросил:
«Нестор, великая слава ахейцев, рождённый Нелеем, зачем ты сюда?
Бой смертоносный, зачем ты покинул, ужель с плохой вестью ты ищешь меня?
45 Очень боюсь я, чтоб Гектор могучий, угроз не исполнил, а он обещал,
Тогда на народном собраньи троянцев, ясно и коротко он им сказал,
Что к Илиону, назад он вернётся, назад от судов, но не прежде того,
Чем перебьёт нас всех, перед судами, и их все сожжёт он, все до одного.
Так говорил он тогда, исполняется, нынче угроза его, на беду,
50 Горе мне, горе, ужель меж ахейцев, и верных мне нет, и уже не найду.
Злобу питают такую ж ко мне все, как и Пелид быстроногий,
И не желая сражаться сдадут, стан, корабли, брег отлогий.
Лягут здесь все, при кормах корабельных, лишь бы им в бой не идти,
Сделают всё чтобы, верх в битве взяли, злые ахейцев враги!»
55 Нестор, наездник геренский на это, Атриду, с согласием тут же сказал:
«Да, совершается всё, что троянцам, Гектор публично, тогда обещал.
И Кронион, нам всем в небе гремящий, не смог бы уже ничего изменить,
Пала ахейцев стена, а мы ждали, что нас от врагов бы могла защитить,
Несокрушимым оплотом она нам, будет надолго, и нашим судам,
60 Не послужила серьёзной преградой, нашим упорным, и страшным врагам.
Наши, не зная усталости бьются, перед судами в упорной борьбе,
Нельзя распознать и внимательно глядя, где брешь троянцы пробили в стене.
Как и откуда ахейцев испуганных, гонят троянцы, назад пред собой?
Там всё смешалось, в убийстве неистовом, крики до неба, не слышен прибой.
65 Следует нам обсудить это дело, как нам устроить и далее всё,
Если умом тут помочь ещё можно, то надо искать нам решение то.
Но вам мешаться в сражение это, я б не советовал, ни одному,
Бой не для раненых, и невозможно, будет уйти из него никому».
Снова ответил ему повелитель, данайцев, ахейцев и всех аргивян:
70 «Если сраженье идёт при судах наших – горький урок нам троянцами дан!
Раз оказалась без пользы стена нам, также без пользы был нам и наш ров,
Хоть и ушло на них столько стараний, хоть и ушло на них столько трудов!
Несокрушимым оплотом, казалось, будет нам фортификация та,
И мы все видим, что эта затея, лишняя слава, но в списке врага.
75 То очевидно, что Зевсу сверхмощному, хочется чтоб от отчизны вдали,
Здесь, погибали ахейцы бесславно, чтобы их здесь разгромили враги.
Было, что Зевс защищал благосклонно, было, что он защищал аргивян,
Но вот теперь, он подобно блаженным, предпочитает конечно троян.
Нам же он руки ослабил – все видим! Силой же, наших врагов наделил.
80 Что же, давайте-же дружно исполним, всё что я в эту минуту решил.
Все корабли, что ближайшими к морю, те что всех ближе стоят у воды,
Спустим сейчас же на волны морские, стащим, подальше от всякой беды.
На якорях высоко их укрепим, ночью безлюдною, коль до утра,
Троянцы отложат своё нападенье, если отложат, но только тогда.
85 Стащим мы на море и остальные, – нет стыда в том чтоб, от смерти бежать,
Пусть даже ночью, мы бегством спасёмся, лучше спастись, чем тут мёртвым лежать».
Мрачно взглянул на него Одиссей тут, и чуть подумав ему отвечал:
«Что нам за бредни ты только что выдал, что это ты нам сейчас лопотал?
Ты б над каким-нибудь, войском из робких, жалких, ничтожных людишек стоял,
90 Но не над нами, которым уж с детства, до старости самой, сам Зевс начертал,
Жизнь проводить в тяжелейших сражениях, в войнах тяжёлых, пока в них мы все,
Все как один без остатка погибнем, это запомнить бы надо тебе.
Значит ты с широкоуличной Трои, снимешь осаду, – мы ж из-за неё,
Множество всяческих бед претерпели, мы так же готовы терпеть их ещё!
95 Лучше молчи, чтоб никто из ахейцев, этой твоей, болтовни не слыхал,
Которой себе ни один не позволит, а ты и подавно бы не допускал.
Скипетр носишь, тебе повинуется, столько народов, великой страны,
Сколь нас, находится под твоей властью, – ты больше такого нам, не говори.
Слово твоё возмутило мой разум, что нам за речи ты тут говоришь?
100 Ты предлагаешь во время сраженья, спустить корабли… нет уж братец – шалишь!
Спустишь суда, чтоб свершилось полнее, всё по желанию тех и того,
Кто торжествует сегодня над нами, но и желает на завтра ещё.
Гибель над нами нависнет вернейшая, если увидят суда на волне.
Кто из ахейцев бой выдержит если, увидит лишь судно… одно… на воде?
105 Будут всё время они озираться, и битву покинут, и все побегут,
Вред, дорогой повелитель народов, вред лишь, советы твои принесут!»
Агамемнон ему тотчас ответил: «О, Одиссей, ты меня удивил!
Дух мой жестоким упрёком глубоко, очень чувствительно ты поразил.
Нет, я не думал давать приказания, чтобы ахейцы спускали суда,
110 На море против решенья и воли, совета вождей всех и не без меня.
Пусть нам предложат решенье получше, пусть что подскажет нам кто-то другой,
Он одиноково будет желанен, хоть он старик древний, хоть молодой».
Громкоголосый Тидид в их беседу, тут же вмешался, момент улучив:
«Здесь молодой этот, и своё скажет, мудрый совет старика предварив.
115 Если желаете выслушать слово, моё, безо всяких обид и вражды,
Из-за того лишь что всех я моложе, и вы в свои дни были так молоды.
Я похвалюсь, что рождён благородным, так же как вы, благородным отцом,
Славным Тидеем, покрытым землёю, могильною в Фивах, и он был бойцом.
Три у Порфе́я на свет народилось, он безупречных имел трёх сынов,
120 Жили в Плевро́не потом в Каледоне, скалистом, крутом, и открыт для ветров.
А́грий с Мела́ном могучие статью, и третий Иней конеборец лихой,
Доблестью он выдавался отменной, отцу моему, был отец он родной.
Там он и жил, но вот после скитаний, долгих и частых, отец мой осел,
Как пожелалось Зевесу, в Аргосе, воле богов, кто б противиться смел.
125 В жёны Адрастову дочь себе взял он, и в доме немалых припасов завёл
С нив хлебородных, садов плодородных, что на подаренных землях развёл.
Много имел разновидной скотины, и к ней он приставил своих пастухов,
Всех превышал он тогда в ратном деле, было такое, здесь нет лишних слов.
Впрочем вы сами слыхали, и скажете, правда ли это, иль я что приврал,
130 Знаете, что не худого я рода, как и не робкого, я бы сказал,
Вы не отринете с гневом презрения, слова хорошего, если скажу,
Необходимость, не глядя на раны, в бой нас зовёт, а вот в нём лишь к щиту.
Сами не будем учавствовать в битве, наше присутствие – помощь бойцам!
Станем подальше от стрел, чтобы раны… не приня́ть нам на рану, как глупым слепцам.
135 Будем всех робких, всех тех что доселе, битв рукопашных, пока избегал,
В бой побуждать, чтоб себя он спасая, в битве кровавой врагов поражал».
Высказал этим Тидид предложение, слушали все – согласились во всём!
Двинулись в путь, впереди шёл владыка, что в эти дни был верховным царём.
Не был на счастье Земли колебатель… в тот час равнодушен к ахейцам и слеп,
140 Следом за ними пошёл, уподобившись, древнему старцу, что двинулся в склеп.
Агамемнона он, сына Атрея, шаг свой ускоривши быстро догнал,
За руку, правую, долго не думая, лишь поравнялся, так сразу же взял.
И со словами к нему окрылёнными, он обратился, чтоб дух поддержать:
«Царь всеахейский, теперь восхищается, славный Пелид, он хотел созерцать,
145 Духом свирепым своим восторгается, видя убийство и бегство своих,
Нету в груди ахиллесовой сердца, нет никакого, зачем вам таких?
Пусть бы погиб он в какой-нибудь битве, пусть бы, какой-нибудь бог, ослепил,
Зла на тебя никакого не держат, блаженные боги, один ты им мил.
Скоро теперь уж, вожди и советники, войска троянского, щит повернут,
150 Спину покажут, пыль тучей поднимут – через равнину от вас побегут!
Сам ты увидишь как в город от ваших, судов и от стана, ударятся в бег».
Молвил и с криком могучим стремительно, полем понёсся, не взявши разбег.
Так же как девять иль десять бы тысяч воскликнуло разом могучих бойцов,
Сильных, отважных в войне начиная, Аресову распрю, под грохот щитов.
155 Голос такой земледержец могучий, как тронулся в бег, испустил из груди,
Каждому в сердце ахейцу вдохнувши, великую силу, для этой войны.
Златопрестольная Гера с Олимпа, с высокой, одной из вершин, своего,
Брата и деверя в битве узрела, своими глазами, в той битве его.
С бурною силой спешившего в схватку, славу дающую смертным бойцам,
160 Но от безделья, доставит забаву, тот промысел крови, бесссмертным богам.
Радость ей в сердце проникла, от вида, в картине сраженья, любимый народ,
Мало-помалу, врагов осажает, и сразу смелее отпор им даёт.
Зевса потом увидала, сидел он, на самой высокой вершине горы,
Иды, богатой туманом, ключами, чистейшей, хрустальной по виду воды.
165 Злоба её охватила и стала… тогда она думать, задачу решать,
Как бы эгидодержавного Зевса, от взгляда на битву, отвлечь, оторвать?
Чем бы эгидодержавного Зевса, ум отуманить, увлечь, обмануть,
Чтобы на всё, что увидеть он может, времени не было, даже взглянуть.
Ей наилучшим решеньем казалось, к Зевсу на Иду, немедля пойти,
170 Но, нарядившись как можно красивей, да видом прелестным с ума чтоб свести.
Настолько свести, чтоб горел он желанием, телом её насладиться… затем,
Сон на ресницы пролить ему сладкий, и ум проницательный, действием тем.
Тотчас пошла она в спальню, которую, выстроил милый Гефест, её сын,
К косякам прикрепивши надёжные двери, с тайным запором, и он не один.
175 И их лишь она из богов, отпирала, чтобы за прочные двери зайти,
В спальне своей отдыхать, прибираться, или в порядок себя привести.
Гера войдя, за собой дверь закрыла, грязь смыла с тела, будящего страсть,
Маслом приятного запаха полным, натёрла себя, надышавшись им всласть.
Стоило хоть бы немного встряхнуть его, в зевсовом доме, тогда аромат,
180 От него достигал, до земли и до неба, и всякий услышав его был тут рад.
Кожу прекрасную им умастивши, платье что Зевсу по нраву взяла,
Волосы мягко себе расчесала, в косы прекрасные их заплела.
И с головы их бессмертной спустила, и застегнула застёжками грудь,
Поясом тонкий свой стан охватила, и серьги взяла: не какие-нибудь.
185 Серьги подобные тутовой ягоде, вдела трехглазые, в мочки ушей,
Прелестью вся засветилась великой, и Зевс отмечал что к лицу они ей.
Сверху богиня богинь покрывалом, оделась прекрасным, и светлым как луч,
Только что сотканым, лёгким как воздух, как солнце, на фоне больших чёрных туч.
К светлым ногам привязала красивого, вида подошвы, на два узелка,
190 После того же как все украшенья, богиня надела, – к двери подошла,
Вышла из спальни, к себе Афродиту, совсем тихим шёпотом подозвала́,
К ней в стороне от богов обратилася, с просьбой о помощи… тихо прося:
«Милая дочь, не исполнишь ли просьбу, просьбу не сложную, коль попрошу?
Или откажешь ты мне, негодуя, и не исполнишь ты, просьбу мою?
195 Только за то что стою за данайцев, ты ж помогаешь троянцам своим?
А ведь вопросы семейные наши, все всё равно ведь решать нам самим».
Зевсова дочь Афродита, на это, ответила Гере, вопросом своим:
«Дочерь великого Крона, богиня, владычица Гера: чего мы хотим?
Что замышляешь? Скажи мне всю правду. Исполню немедля, коль это к добру.
200 Если исполнить то будет возможно, значит я это исполнить могу».
В сердце коварство тая, обратилась, владычича Гера, как за пустяком:
«Дай мне влекущую прелесть, и силу, огромной любви, той что можешь тайком,
Ты покорить и людей земнородных, как и бессмертных богов покорить,
Я отправляюсь взглянуть на границы, предкам внимания, чуть уделить.
205 Там Океан, предок наш, и Ти́фея, матерь нас всех, посетить их хочу,
В доме своём меня приняли крошкой, любовно вскормили, за то их люблю!
Когда громомечущим Зевсом под землю, низвергнут был Крон, и титаны за ним,
Меня Океан и Ти́фея вскормили, и воспитали, спасибо бы им,
Надо б сказать, и раздор бесконечный, надо б уладить, и как-то унять,
210 Долгое время совместного ложа, они избегают. С чего? Не понять.
Вражда что ль вселилась им в сердце, до веку, отсюда того я пока не пойму,
Ах если бы мне удалось убедить их, словами простыми, склонить их к тому,
Чтобы на общей постели обнялись, соединились на ней бы в любви,
Вечно б почтенной меня б называли, и милой меня б называли они».
215 Ей Афродита с улыбкой ответила: «Слово отринуть твоё не могу,
Мне не привычно такое, ты знаешь, а тут ведь ещё о любви на слуху.
Ты спишь в объятиях Зевса Кронида, меж всех наилучшего бога из нас,
Что ж, посети наших предков, любезно, попробуй привить им любви про запас».
С этим ремень она пёстроузорный, свой отвязала, легко на груди,
220 Чары вмещавший, любовь и желанье, слова обольщенья влюблённой души.
Те все слова что у самых разумных, ум отнимают, в миг краткий на век,
Гере ремень она в руки вложила, и этим план Геры пустился в свой бег:
«Вот, положи пёстрый сей ремешочек, между грудей своих, помни что в нём,
Неутолимость любви заключается, что полыхает в нас вечным костром.
225 Назад на Олимп, я тебя уверяю, ты не придёшь, не достигнув всего,
Что твоё сердце желает, и даже, не исключаю что боле того».
Коротко так, Афродита все свойства, ремня изложила, всё Гера учла,
Ей улыбнулась в ответ ясноокая, и из её рук, ремень приняла.
Этот ремень меж грудей положила, а Афродита вернулась к себе,
230 Гера же кинулась тотчас, с высокой, вершины Олимпа, в могучем броске,
Чрез Пиери́ю прошла и Эма́фию, милым ахейским тогда, северам,
Вихрем промчалась над Фракией горной, по её снежным, высоким горам.
Над высочайшими пиками бурей, вершин не касаясь она пронеслась,
В Ле́мнос, с Афо́на спустясь, на кипящее, волнами море, она ворвалась.
235 Там во владенье отца Гипсипи́лы, Фоанта подобного богу, она,
Сон повстречала что братом был смерти, он нужен был ей, потому и нашла.
В руку его как вросла… она сжала, в глаза посмотрела ему… и сказала:
«Сон, повелитель бессмертных богов, и смертных обычных, господ и рабов!
Помню, когда ты внимал моей речи, как проявлял в моём деле, себя,
240 Вечно я буду тебе благодарна, если сегодня поддержишь меня.
Светлые Зевса, глаза под бровями, знак как подам, я прошу усыпи,
Как только он ложе со мною разделит, в любовных объятьях, в горячей любви.
Кресло за то, золотое, нетленное, из моих рук ты получишь при всех,
А изготовит чудесное кресло, сын мой, искуссный художник Гефест.
245 Сделает сам для тебя, и скамейку, снизу приладит – удобство ногам!
Чтоб на скамейку ту, ноги ты ставил – удобство в пирах, то почувствуешь сам».
Сон усладитель немедля ответил владычице Гере, на просьбу её:
«Крона великого дочь и богиня, почтенная Гера – не будет того!
Всякого бога другого, средь прочих, всех небожителей, я б усыпил,
250 И даже теченье реки Океана, легко усыпивши, я б остановил.
Хоть от него всё что есть происходит, к Зевсу же я, подойти б не посмел,
Разве, что если бы сам он мне это, волю свою изъявивши, велел?
Было уж раз, ты меня проучила, подставив своим приказаньем меня,
Когда знаменитый, бесстрашный сын Зевса, к себе возвращался в родные края.
255 Домой на судах он к себе возвращался, он город тоянцев разрушил тогда,
Разум тогда усыпил я Зевесу, об этом ведь ты попросила меня.
Да, сын Кронида домой возвращался, и лёгкую резал корабль волну,
Ты измышлявши большие несчастья, наслала неистовый ветер ему.
Ты далеко от друзей его, сбивши, с дороги известной ему, отнесла,
260 В Кос ты его, град соблазном великий, скажи чего ради, тогда привела.
Проснувшись же Зевс, всех богов, разъярённый, всех по чертогу тогда разбросал,
Меня бы бесследно забросил бы в море, если б тогда он меня отыскал.
Если бы ночь не спасла, укрощает, всех она равно, я к ней и прибе́г,
Он усмирился, как ни был разгневан, пред ней и бессмертный, что тот человек.
265 Он быструю ночь оскорбить не решился, он хоть молневержец, а знает свой чин,
И вот ты теперь меня вновь приглашаешь, проступок свершить неприличный один».
Снова сказала ему ясноокая, Гера богиня, Зевеса жена:
«Сон, для чего ты сейчас вспоминаешь, вот это вот всё, или в том есть нужда?
Может ты думаешь, будет троян, защищать Громовержец, как сына когда-то,
270 Будет сердит как тогда за Геракла, обрушив свой гнев на богов, крутовато?
Ну же, иди, не теряй даром время, я из харит, самых юных, тебе,
В жёны отдам, ту что ты пожелаешь, выберёшь ту, что желаешь себе –
Возьмёшь Пасифе́ю, давно ты ведь хочешь, супругой своею её называть».
Радостью Сон загорелся, промолвил, желанием Геру на слове поймать:
275 «Ну так сейчас же клянись мне водою, Стикса водой, что в Аиде течёт,
Одною рукою земли ты коснися, другая пусть в воду морскую войдёт.
Все преисподние боги, живущие, около Крона, свидетели мне,
Что не позволишь, сегодня лукавить, и строить аферы как прежде, себе.
Что без обмана юнейшую выдашь, выдашь хариту, но ту, за меня,
280 Которую очень давно я желаю, и ты ж Пасифе́ю сама назвала».
Без промедленья, потребовал клятвы, хоть ломаный грошь всяким клятвам цена,
Как бы там ни было, Гера ж аргивская, Сну непослушной в тот час не была.
Как он просил назвала поимённо, живущих в Тартаре, при Кроне богов,
Которым названье – Титаны, от веку, и им приговор Эгиоха суров.
285 Ле́мнос и И́мбра покинули боги, когда Гера клятвенной речи слова,
Прежде чем облаком тёмным в дорогу, оделись вдвоём они, произнесла.
Прибыли скоро на Иду, зверей всех, животных каких, многоводную мать,
Море оставили против Лекто́на, и двинулись дальше, вопрос свой решать.
Сушею двигались дальше, когда же, вершины лесов, под ногами у них,
290 Заколебались; они разлучились; тая́сь от зевесовых взоров, Сон стих.
Сел на высокую ель, что в то время, самой высокой тогда там была,
С Иды чрез воздух, достигла Эфира, и выше расти уже вряд ли б могла.
Там уподобился он звонкой птичке, в горах обитающей, ей средь богов,
Блаженных – халкида, средь смертных – киминда, имя как имя для звонких певцов.
295 Там он уселся, и тенью еловых, ветвей укрываясь, знак Геры стал ждать,
Гера ж стремительно вверх поднялась, до Гаргарской вершины, Кронида искать.
С Иды высокой, её молневержец, лишь только увидел, так страсть ему в миг,
Ум затуманила, в сердце глубоко, и в душу соблазн, тут же Зевсу проник.
С силой, с какою впервые они, насладились любовью взойдя на постель,
300 От милых родителей втайне конечно же, не разводя пустых слов канитель.
Встал ей навстречу, окликнул по имени, самый обычный вопрос ей задал:
«Гера, куда, и зачем, собралась ты? Зачем ты с Олимпа сюда, иль я звал?
Я у тебя для дороги не вижу, коней с колесницей, иль путь не далёк?»
Зевсу, коварствуя сердцем, сказала, владычица Гера: «Да нет голубок,
305 Я отправляюсь взглянуть на границы, земли плодородной… проведать хочу,
Предка богов Океана, и матерь, Тифею, которых я очень люблю.
В доме своём, воспитавших, вскормивших, с большою любовью, когда-то меня,
Их я проведать иду, чтоб уладить, раздор бесконечный, любовь им неся.
Долгое время уже, избегают, любви и совместной постели они,
310 Вражда им вселилася в сердце, ужасно, как можно хоть день, провести без любви?
Лошади здесь, у подошвы обильной, потоками Иды, меня подождут,
Чуть позже по суше, а также по морю, они меня к предкам моим понесут.
Нынче ж к тебе от Олимпа, сюда я, спешила чтоб только, потом на меня,
Ты не сердился, как если б я молча, не известив к Океану пошла».
315 Ей отвечая, сказал собирающий, грозные тучи, Зевес Кронион:
«Гера! Туда ведь прекрасно, отправиться, можно и позже: сбежит что ли он?
Лучше мы ляжем сейчас, и любовью, с тобой насладимся, такою, скажу,
Какая не то что там смертную бабу, тебя обходила, богиню мою.
В грудь мне мою, не вливалась такая, и духом моим не владела пока,
320 Так не любил я, пленясь молодою, женой Иксио́на, в былые года.
Мне Пирифо́я, родившей красавице, не испытать было этой любви,
Той же Данае, чьи стройные ножки, меня на постель к ней на ночь привели.
Персея родившей мне, славного парня, славнейшего между героев больших,
Или же с дочерью славой покрытого Феникса в Крите, она мне двоих,
325 Тогда сыновей родила мне… Миноса и Радаманфа… под стать всем богам,
В Аиде они оба много лет служат, судьями служат они оба нам.
Так не пленялся Семелой прекрасной, и так не пленялся Алкменою я,
Алкменой из Фив, что когда-то Геракла, могучего духом бойца родила.
Так же Семелой на радость, народу, и мне же, в любви Дионис был рождён,
330 Так не любил я Деметры, поверь мне, хоть косами был её я покорён.
Так не любил я и славной богини, и ты её знаешь, богини Лето,
Да и тебя самоё даже, Гера, я никогда не любил так ещё!»
Зевсу коварствуя сердцем, сказала, владычица Гера, умысел блюдя:
«Ой, что за ужас, Кронид, говоришь ты, ах… что за странные слышу слова!
335 Здесь расточать мне ты хочешь сегодня, любовные ласки: с чего, милый друг?
Здесь на Идейских вершинах, открыто, для взоров открыто, увидят нас вдруг!
Что ж это было бы, если бы кто, из богов всеблаженных, увидел при том,
Пошёл бы и прочим бессмертным, поведал, и нас показал, было б стыдно потом.
Я бы потом и поднявшись с постели, домой возвратиться к тебе не смогла,
340 Был бы позор мне, что страшно представить, на вечные в будущем, наши века.
Если желаешь, и если тебе это, так уж приятно, есть спальня у нас,
Есть в ней и альков, в который мы можем, уединиться и даже сейчас.
Сын нам Гефест, её выстроил милый, и двери приладил для нас к косякам,
Если тебя нынче к ложу так тянет, не лучше ли в спальню отправиться нам?»
345 Ей отвечая, сказал громовержец: «Оставь свои страхи, тут речь о любви,
Никто из богов и обычных всех смертных, не видят сейчас нас, да и не могли.
И ведь не увидят, я нас золотистым, окутаю облаком, сам Гелиос,
Через него не проникнет, не сможет, хоть в прочее всё он просунет свой нос.
Светом пусть острым он видеть способен, повсюду и всё, куда бросит свой взор,
350 Он к нам не проникнет, не пустим конечно, и всё, прекращаем словесный наш вздор».
Он молвил и крепко своими руками, супругу свою охватил,
И тотчас под ними там луг распростёр он… цветущие травы, взрастил.
Густые цветы гиацинта, шафраны и донник росист, клевера,
Мягкие травы, Кронида и Геру вознесшие за облака.
355 Там улеглись и покрылись густым они… облаком… да золотым,
Капли росы с него подали наземь, блестя всем с Гаргарских вершин.
Там, на Гаргарской вершине, в объятья, жену заключивши, уснул Эгиох,
Любовью и сном побеждённый по плану, тот план для ахейцев конечно не плох.
Сладостный Сон же к судам устремился, спеша известить Посейдона,
360 Чтоб Земледержец, троянскому войску, нанёс, да побольше урона:
Стал перед ним, и слова окрылённые молвил, как Гера велела:
«Вволю теперь Земледержец данайцам, оказывай помощь, и смело!
Славу доставь им, хотя б ненадолго, пока почивает Зевес
Я сладким, глубоким его сном окутал, в траве что взросла до небес.
365 Гера его соблазнила, чтоб с ней он, в любви сочетался, от дел отойдя».
Молвил, и к славным людским племенам, торопливо умчался, покой им неся.
Сладостный Сон побудил Посейдона, данайцев к защите призвать, в том бою,
Немедленно вышел в передних ряды он… чтоб вдохновлять ахеян на войну:
«Что ж, аргивяне, ужели мы снова, победу уступим, у наших судов,
370 Троянцам и Гектору, радость доставим, и славу героев на много веков.
Он заявляет и хвалиться так лишь, с того что Ахилл, не выходит на бой,
Но если Ахилл не выходит в сраженье, нужды нашей нет в нём, и он не герой.
Если все дружно один за другого, стоять мы решимся, кому нас в бою,
Преодолеть, одолеть, разгромить нас – делайте то что сейчас я скажу!
375 Самыми лучшими в войске щитами, больше которых у нас не найти,
Покроем тела наши и шеломами накроется каждый поверх головы.
В руки же взяв, наиболее длинные, крепкие копья, мы двинемся все,
Я перед вами, тогда, я уверен, что Гектору будет тут, не по себе.
Не устоит, как бы в битву ни рвался, нас в битве страшной, не преодолеть,
380 Мы одолеем, у нас есть возможность, а будем стараться – нас не одолеть!
Стойкий в бою, но с щитом невеликим, так пусть его худшим отдаст, а себя,
Закроет большим, и ему предоставить, коль будет возможно, то, два бы копья.
Все ему жадно внимали и тотчас… во всём подчинились… пошли исполнять,
Воинов строили сами цари… забывши про раны, врага чтоб сломать.
385 Царь Диомед, Одиссей и владыка, верховный, ахейцев всех Агамемнон,
Строй обходя, заставляли менять, боевые доспехи – велел Посейдон!
Лучшее, лучший и брал, отдавая, худшее, худшим, на нужды войны,
После того как во всём поменялись, длиннющей шеренгой в атаку пошли.
Двинулись, шёл впереди Колебатель, земли Колебатель сам бог Посейдон,
390 Острый, в руке своей мощной, ужасный, меч очень длинный, держал к битве он.
С молнией схожий, к нему приближаться, средь бедственной битвы, простому нельзя,
Каждого он, поражал уже страхом, таким что уже не помогут друзья.
Строил блистательный Гектор троянцев, в шеренги на бойню с другой стороны,
После того как старейшая распря, была распростёрта, во все их ряды.
395 Бог Посейдон черновласый, и Гектор, блистающий шлемом, возглавили бой,
Первый из них, помогал всем ахейцам, противников их же, возглавил второй.
Пенные волны к судам и становьям, море вскипевшее гнало ревя,
С шумом пошли, с оглушительным криком, пошли в рукопашную вражьи войска.
С меньшим, о сушу, свирепые волны, гонимые с моря, дыханьем ветров,
400 Ревут заглушая, пожаров в ущелиях, гул, от горящих высоких стволов.
Меньше и ветер шумит, на высокие, если обрушится с силой, дубы,
Ветер дающий шумы, из сильнейших, но всё ж это слабые очень шумы.
Все они меньше шумят чем звучали, над полем сражения, клики бойцов,
Поднявшихся друг против друга в атаку, троян и ахейцев, как вечных врагов.
405 Первым, блистательный Гектор, копьё своё, бросил в Аякса, желая убить,
Шедшего Гектору прямо навстречу, хоть промаха не дал, не смог поразить.
Два перекрёстных ремня на груди… висят у бойцов на ремнях тех щиты,
С одной стороны, а с другой их мечи, по-разному лишь – у правши и левши.
Нежное тело ремни защитили, и два бы копья те ремни не пробили,
410 Разгневался Гектор – бездарное дело – медь бесполезно из рук излетела!
И видя опасность, герой поспешил, быстро к товарищам он отступил,
Но в отступавшего, бросил великий, Аякс Теламоний, вдруг камень безликий.
Судну подпорой служил этот камень, пустейшей породы, такой не даст пламень,
Таких у бойцов под ногами валялось, ни кем от них поле то, не убиралось,
415 Вот Теламоний один и схватил, да Гектора в грудь над щитом и хватил,
Кружащимся, камень волчком запустил, под самую шею ему угодил.
Падает дуб с таким грохотом наземь, когда под Кронида удар угодит,
Вырванный с корнем, и вьётся от дерева, запах ужасный, как будто смердит.
Тот кто вблизи это видит, никак уж, отваги не явит, уже ни кому,
420 И не испытает, тяжка ведь для всякого, молния Зевса, когда по нему.
Также и Гектор на землю свалился, выронив пику из рук, тяжело,
Шлем неудобный и щит его сверху… навалилися падая с ним, на него.
Броня загремела на нём распещрённая, много ударов терпела она,
К павшему, с радостным криком ахейцев, сыны побежали – добыча близка!
425 Бежали же чтоб утащить его быстро, к себе чрез шеренги, иль вроде того,
Но ни единый, не смог ни в ручную, ни пикою бросив, ударить его.
Храбрейшие тут же его окружили, и не подпуская ахейцев к нему,
Вожди из троянцев, его защитили, защиту представив царю своему.
Пулидамант и Эней с Агенором, Главк безупречный был, и Сарпедон,
430 Предводитель ликийцев, все там оказались, ими от плена и смерти спасён.
Не было рядом, к нему безучастных, и равнодушных к нему, никого,
По́дняты были щиты над упавшим, и ими от копий спасали его.
Гектора прочь из кипящего боя несли побратимы на крепких плечах,
К быстрым коням от войны и убийства, к возницам с вожжами в проворных руках.
435 К городу кони помчали стонавшего тяжко героя, но их скорый ход,
Был остановлен, как только достигли, струистого Ксанфа-реки чистых вод.
Как к броду реки, водовертью богатой, Зевесом рождённой, подъехали, там,
С колесницы на землю его положили, водою облили, оставив лучам,
Вздохнул было Гектор, глаза приоткрылись, и сгустками крови плеваться тут стал,
440 Он встал на колени, однако обратно, на землю сырую он снова упал.
Тёмною ночью, глаза вновь покрылись, оглуше́н ударом он тем ещё был.
Лишь увидали ахейцы что Гектор, рухнув на землю умерил свой пыл,
Как прочь увозили его из сраженья, и как к колеснице его понесли,
Бросились жарче на войско троянцев, пустили в ход копья, пустили мечи.
445 Вспомнив о битве, Аякс-Оилеев, там раньше других, самым первым, удар,
Нанёс острой пикой, и Са́тний поник вдруг, с того что он жала копья принял дар.
Он безупречною нимфой-наядой, рождён был Енопу… что на брегу,
Сатниое́нта… стадо коров пас… ну что ни на есть, он рождён пастуху.
В пах его сын Оилеев ударил, боец знаменитый, могучей рукой,
450 Не промахнулся, в себе был уверен, близко к нему подойдя, удалой.
Вздрогнул тут Сатний, назад повалился, над павшим вдруг рубка вскипела, сыны,
Троянцев, данайцев, вступили в сраженье, сверкали в руках их, лучами мечи.
Мстителем шёл Панфоид потрясатель, копья потрясатель сам Пулидамант,
За Сатния вышел, умелый боец он, он сам из себя был… силён что десант.
455 Он Профоэ́нора пикой ударил, ударил его своей пикой, насквозь,
Через плечо его, пику ту выгнал, она всё проткнула, как тряпочку гвоздь.
Пал Профоэ́нор, ладонями землю, хватая… раскрытыми её бия,
Пулидамант похвалялся ужасно, кричал, восторгаясь: «Видали, как я!?
Вот! Из могучей руки Панфои́да, великого духом, пошла пика в ход,
460 Принял её себе в тело ахеец, и с нею наверно в Аид он сойдёт».
Горе взяло аргивян услыхавших, как он похвалялся, и было ведь чем,
Более ж всех, Теламоний был мрачен, ведь тот Профоэ́нор был рядом совсем.
Быстро блестящую пику он бросил, вослед уходящему, но Панфои́д,
Сумел увернуться, и гибели чёрной, он сам избежал, но другой вот лежит.
465 Принял в себя Архело́х эту пику, сын Антено́ра – жестока судьба!
Ему предназначили боги погибель, никак он не мог защитить сам себя.
Где голова переходит в затылок, туда он ударил, рассёк медный шлем,
Верхний из всех позвонков раздробил он, рассёк сухожилия, оба, совсем.
Губы и ноздри его, голова вся, ударились в пыль, даже раньше колен,
470 Убит Архело́х был, ударом той пики, и пика прошла, не задев каких вен.
Громко Аяс закричал, безупречному, Пулидама́нту: «Ужель скажешь: нет?
Что за Профоэ́нора, пасть в отомщенье, достоин вот этот: каков твой ответ?
Не из простых он, сдаётся мужей мне, он не из низкого рода боец,
Он или брат, или сын Антено́ра, ты глянь какой статью-то был молодец.
475 Ближе всего с Антено́ром по виду, он родственно сходен, всем видом похож».
Пулидамант совсем кратко ответил: «И мы с тобой схожи… сам видишь! И что ж?»
Так он сказал, что сам знал хорошо, но горе троянцам, и будет ещё,
Пикой сразил Акама́нт беотийца, копьём что недавно забрал у фракийца.
Прома́ха сразил, тем за брата он мстил, которого за ноги тот волочил,
480 Громко вскричал Акамант над убитым, ужасно хвалясь, своим видом сердитым:
«Что хвастуны! Хвастовства, я скажу… вам не ве́дома мера, повсюду в миру́,
Вы для нас в том одни, и других не найти, не сравниться нам с вами, на что хвастуны.
Бранные, труд и страданья, на долю, выпадут нам, но не только, и вы,
Будете так же как мы, здесь убиты, будете так же как мы, сражены.
485 Вот, посмотрите, как спит перед вами, Прома́х укрощённый, лишь пикой моей,
Недолго мой брат дожидался, всем видно, выплаты пе́ни, сей мести моей.
Не даром же каждый желает, для мести, иметь рядом брата, и я бы хотел».
Горе ахейцев взяло услыхавших, как он похвалялся, и право ж имел.
Больше всего Пенеле́ю отважному, дух взволновали троянца слова,
490 На Акама́нта пошёл поквитаться, его ж в этот миг обступила толпа.
Илионе́я тогда повелитель, сына Форба́нта, сразил Пенеле́й,
Был он Гермесом любим средь троянцев, более прочих всех, смертных людей.
Форбант был стадами богат, и богатством, отличен сокровищем ценным своим,
Жена родила только Илионе́я, Форба́нт наделён был, лишь сыном одним.
495 Тот же под бровь, да во впадину глаза, в яблоко глаза копьём угодил,
Пробив ему глаз и затылок, ударом, он тут же и меч свой из ножен хватил.
Илионе́й же раскинувши руки, малость присел, тут отточенный меч,
В руке Пенеле́я по шее ударил, и голову в шлеме срубил напрочь с плеч.
Огромная пика в глазу и осталась, что стебель с головкою мака, одно,
500 Подня́л, показал, и кричал похваляясь: «А это троянцы, в ответ: каково?
Подите скажите родителям милым, славного Илионе́я, пускай,
Дома оплачут его, и рыдая, вспомнят, кого ждал домой Менелай!
Алегенори́да, уже не дождётся, радостно мужа-Прома́ха домой,
Не встретит его, на то вы постарались, она овдовела совсем молодой,
505 Не встретит, когда наконец из-под Трои, мы на судах возвратимся к себе,
Запомните, горе пришло в вашу землю, но только по вашей, по вашей вине!»
Дрожь пробежала по членам троянцев, и страх вдруг пробрался в их души, они,
Стали кругом озираться, куда бы, откуда ждать смерти, с какой стороны.
Музы живущие в замках Олимпа, в чертогах Олимпа, скажите теперь,
510 Кто из ахейцев, кровавые добыл, доспехи троянца, убив, но не зверь,
В день как удачу в сраженьи кровавом, на сторону их, Земледержец склонил?
Первым, Аякс Теламоний, отважного, Ги́ртия смелого, пикой убил.
Ги́ртова храброго сына низверг он, его, крепких духом мисийцев вождя,
Ме́рмера, тут Антилох опрокинул, и в Фа́лька с размаху, воткнул полмеча.
515 Гиппотио́н, как и Мо́рий убиты, убил Мерио́н их, бесстрашный боец,
Поверг Профоо́на и с ним Перифе́та, их Тевкр убил, удалой молодец.
А Атреид Гипере́нора пикой, в пах медножальной ударил – убил!
Пикой утробу его растерзал он, ударил в порыве, и насквозь пронзил.
Внутренность вырвал он через отверстье, и мраком покрылись бедняги глаза,
520 Рухнул на землю, по ней распластался, и вышла поспешно из тела душа.
Быстрый Аякс Оилид больше всех там, врагов уничтожил, он их догонял,
Когда Кронион напугав их, гнал в бегство, то он догоняя их всех повергал.