.
.
.
.
Поведай богиня о гневе Ахилла,
славного сына Пелея,
О нём, учинившем страданий жестоких –
ахейцев разя не жалея.
Послал он немало, душ смелых героев,
прямою дорогой к Аиду,
Туда, в преисподнюю, в мир чахлый мрака,
навеки в обитель к Крониду.
5  Тела тех ахейцев, оставил он птицам,
голодным в окрестности псам,
На то громовержца согласие было,
со дня, что наметил он сам.
В тот день сын Атрея с Пели́дом расстались,
без веской причины врагами,
Кто ж из бессмертных богов расстарался?
Вражды не сыскали бы сами!
Сын Лето и Зевса… сам Феб сребролу́кий…
царём раздражённый навёл,
10  Из злейших, болезнь, на ахейскую рать…
чем немало народу извёл.
А всё потому что, Атрид обесчестил,
какого-то Хриса-жреца,
Старик к кораблям быстроходным ахейцев,
явился с бедою отца.
Из плена желая дочь вызволить, выкуп,
ахейцам старик сам принёс,
На жезле златом, Аполлона повязку,
как знак замирения нёс.
15  И он обратился к ахейцам с мольбою,
о горе своём говоря,
Но больше к Атридам, он всё ж обращался,
Атридов же там было два:
«Ахейцам отважным, в роскошных доспехах,
и детям могучим Атрея,
Дай Боги бессмертные, всех вам успехов
и славных побед вам… скорее,
Вернуться в Отечество ваше со славой,
разрушивши город Приа́ма,
20 Верните мне милую дочь, вот вам выкуп,
я стар, – мне не выдержать срама».
Ахейцы согласие криком всеобщим
и громким ему проявили,
Тем Зевсова сына, далёко разящего,
Феба, все разом почтили.
Готовы приня́ть были выкуп от Хриса,
и Фебу тем честь оказать,
Но Агамемнон свой строптивый характер,
назло всем решил показать.
25 Надменно прогнал он жреца восвояси,
ему приказавши сурово:
«Не тешься надеждой, проваливай старый,
не смей приходить сюда снова.
Чтоб я никогда, не видал тебя в стане,
особенно меж кораблями,
Ни жезл, ни повязка, тебе не помогут,
и вкупе о всеми богами.
Состариться дочь твоя в рабстве, в неволе,
в моей это власти, я вижу,
30 Я в Аргос её увезу к себе, в дом мой,
там честь окажу иль обижу.
Ткачихою будет, постель разделяя…
со мною, пока молода,
Меня не гневи, убирайся скорее,
ступай старина от греха».
Старик испугался, послушный приказу,
он сделал как царь приказал,
Он брёл по песку, вдоль шумящего моря,
и горькие слёзы ронял.
35 Он от кораблей удаляясь, молился,
взывая в слезах к Аполлону,
Внимательно слушал с Олимпа бессмертный,
внимая молящему стону:
«Услышь меня боже, услышь сребролукий,
о ты, что всем сирым защита,
И Хрисы и Киллы священных, правитель,
к тебе дверь всегда, всем открыта.
О, если Сминфе́й, я когда-либо в радость,
тебе какой храм возводил,
40 Упитанных коз и быков, в жире бедра,
сжигая тебе угодил.
Коль слышишь бессмертный, исполни желанье,
пусть стрелы твои полетят,
За слёзы, за горе, и за униженье,
пускай все данайцев разят».
Старик говорил и молился усердно,
и внял Аполлон сребролукий.
С вершин олимпийских спустился он в гневе,
идя разминал свои руки.
45 С движеньями бога, крылатые стрелы,
в колчане закрытом звенели,
Он шествовал ночи подобно, бесшумно,
лишь листья дерев шелестели.
Нёс лук за плечами, пылая желаньем,
воздать всем за старческий стон,
Вдали от ахейских судов он присел,
там к стрельбе приготовился он.
Серебрянный, страшно звенел лук стреляя,
в могучих руках Аполлона,
50 Он быстрых собак пострелял и всех мулов,
животные гибли без стона.
Посыпались меткие стрелы за этим,
на стан без разбору в людей,
Пылало повсюду костров погребальных,
считай девять дней и ночей.
Носились все дни аполлоновы стрелы,
разили людей не щадя,
В десятый же день, Ахилле́с звал данайцев,
сзывал всех к шатру у себя.
55 Ему то внушила жена громовержца,
для всех белорукая Гера,
Скорбила она, видя смерти данайцев,
не видя конца беспредела.
Сбирался народ, на собранье сошлися,
к палатке что вместо чертоги,
Ахилл перед ними поднялся, взял слово,
и ясно сказал быстроногий:
«Атрид, по всему, после долгих скитаний,
обратно, придётся убраться,
60 Людей что остались, домой бы вернуть нам,
хоть этих сберечь постараться.
Нас гибельный мор и война истребляет,
и мрём без болезней до срока,
Причину беды, у жреца бы узнать нам,
иль может спросить нам пророка,
Спросить толкователя снов также можем,
его тоже Зевс посылает,
Пусть скажут они нам, с чего Аполлон…
вдруг рассержен и гневом пылает?
65 Разгневан ли он на нас за гекатомбу,
иль в том что нарушен обет,
Порока же в дыме от коз и баранов,
насколько мы знаем, ведь нет?
Что требует он, чтоб от мора избавить,
костёр каждый день наш горит?»
Тогда пред собраньем ахейцев поднялся,
достойный Калха́с Фестори́д.
Всю силу гаданья ему дал владыка,
ему Аполлон её дал,
70 С тем ведал премудрый, о том всём что было,
и то всё что будет, он знал.
Калхас превосходный гадатель по птицам,
он за их полётом следил,
И он по просторам морским все галеры,
всегда в Илион приводил.
Когда он взял слово, и стал говорить,
из добрейших намерений лишь,
Сказал: «О Ахилл, ты любимец Зеве́са,
я всё объясню как велишь.
75 В чём гнев Аполлона, далёко разящего…
бога-владыки, я знаю,
И я объясню, но пойми и меня,
я за это защиты желаю.
Меня защитишь ты рукою и словом,
тогда, когда я позову,
Мне мужа придётся разгневать,
и сильно, той речью что произнесу.
Ахейцы ему все послушны покорно,
Арго́сом он много лет правит,
80 Для низшего царь, если злобу возбудит,
ужасен, он властью задавит.
Он вспыхнувший гнев, лишь на время смиряет,
и это всегда до поры,
Таит в своём сердце он, злобу на мщенье,
уж сколь не снесло головы.
Скажи мне Ахилл, дай ответ быстроногий:
защита ль ты мне от него?»
Калхасу, Ахилл заявил отвечая:
«Вот меч мой, и слово моё!
85 Открой нам веление бога, ведь люди,
ни сном и ни духом не знают,
Клянусь тебе Фебом, Зеве́са, любимцем,
его слышать все тут желают.
Когда уповаешь в молитвах на Феба,
он через тебя говорит,
Пока я живу, и пред всеми судами,
мой меч за тебя постоит.
Никто на тебя, своих рук не поднимет,
хоть будь это Агамемнон,
90 Не важно что он над Арго́сом владыка,
и прочими правит пусть он.
Пусть властью гордиться над войском ахейским,
мы знаем, как он на трон сел».
От слов тех Калхас, безупречный гадатель,
всем сердцем своим осмелел:
«Не сердиться Феб на нас, за гекатомбу,
и мы все обеты блюдём,
Но к Агамемнону, пришёл Хрис за дщерью,
достойный был выкуп при нём.
95 Вернуть Хрису дочь, сам Атрид отказался,
и выгнал жреца за порог,
За эту надменность, бессмертный карает,
и будет карать ещё бог.
Данайцев, постыдной он гибели прежде чем…
дочь мы вернём, не уймёт,
Пока быстроглазую деву, воитель,
отцу-старику не вернёт.
Без выкупа, даром, святой гекатомбы,
ему старику привезти,
100 Только тогда на бессмертного милость,
можем надеяться мы».
С тем речь и закончил Калха́с прорицатель,
и сел на валун Фестори́д.
Тут Агамемнон, сын Атрея, поднялся,
сердито поверх всех глядит.
Пылающий гневом держав покоритель,
известный смиритель химер,
В груди его мрачное сердце ужасной,
наполнилось злобой сверх мер.
105 Зловеще взглянувши ответил Калха́су:
«Скажу тебе прежде всего:
Ты бед предвещатель, хорошего ты мне,
пока не сулил ничего!
Приятно тебе, вечно бедствия людям,
пророчить… найдёшь аргумент,
Ты доброго слова, не вымолвил в прошлом…
всегда, как и в этот момент.
Вот и теперь, как всегда, ты свой бред,
объявляешь речением бога,
110 Что мой отказ, Дальновержца решенья,
в немилости только подмога.
Что за прекрасную Хрисову дочь…
я старческой просьбе не внял,
Хочу я её, и желаю конечно,
с того я тот выкуп не взял.
Предпочитаю её Клитемнестре,
законной супруге, законной жене,
И станом своим и лицом и делами,
что лебедь прекрасная – нравится мне!
115 Но с вами согласен, её возвращу я,
но вы и меня все понять ведь должны,
Верну Хрису дочь, но ущерб мне восполнить,
за эту утрату обязаны вы.
Не гибель конечно, желаю ахейцам:
спасения каждому, кто верит мне,
Готовьте награду, мне здесь же, на месте…
ведь думает каждый из вас о себе.
Прилично ли мне одному, без награды,
остаться меж вами, домой воротясь,
120 Готов дорогим поступиться, в надежде,
что будет оценено каждым из вас».
Так он сказал Фестори́ду торгуясь,
ответил ему, быстроногий Ахилл:
«Сын славный Атрея, мы все убедились,
корыстнейший ты… из всех тех кто им был!
Где взять простодушным ахейцам награду,
великую, как ты желаешь себе?
Нет общих сокровищ, что мы б сохраняли,
и ты это знаешь, и то знают все.
125 Что мы в городах разорённых добыли,
мы всё поделили как впрочем всегда,
А отбирать у народа добычу,
такого не помню, чтоб было когда.
Ты деву верни в угождение богу,
чтоб милость его к нам, снискать, а потом,
Мы втрое и вчетверо вместе заплатим… тебе…
чтоб и ты… был всегда при своём.
Если поможет нам Зевс крепки стены,
Трои разрушить, мы все будем: за!»
130 Сыну Пелея парировал тут же…
Агамемнон, заявляя в глаза:
«Доблестен ты, на бессмертных похожий,
только не сможешь меня провести!
Полно лукавить, склонить не сумеешь,
не доверяю всем – если: и – бы
Хочешь, чтоб сам обладал ты наградой,
а я обойдённым чтоб был среди всех,
Вот и велишь мне, чтоб деву я отдал,
да чтобы сидел без неё всем на смех.
135 Я удовольствуюсь, если ахейцы,
мне новой такой же, наградой польстят,
Столь же приятною сердцу мужчины,
и равноценной, я буду лишь рад.
Если же мне в том откажут, то сам я,
сам я приду, и награду возьму,
Или твою заберу, иль Аякса,
иль Одиссея, но то что хочу!
Рад тот не будет к кому я явлюся,
я всё что мне надо, заставлю отдать,
140 Впрочем, мы после обдумать всё можем,
а нам ту проблему, придётся решать.
Нынче же чёрный корабль мы спустим,
на шумное море, чтоб к Хрису нам плыть,
Выберём лучших гребцов осторожных,
и гекатомбу в него загрузить.
Румянощёкую девицу красную,
мы на корабль внесём на себе,
Кто-нибудь пусть, из разумных в советах,
будет на том корабле во главе.
145 Идоменей поведёт ли корабль тот,
иль из божественных сам Одиссей,
Храбрый Аякс корабли тоже водит,
Пелид ли… ужаснейший из всех людей?
Жертвою б Феба подвигнуть на милость,
в том флотоводец имеет свой вес».
Гневно взглянул на него быстроногий,
тут же с упрёком сказал Ахиллес:
«Эх же, в бесстыдство правитель одетый –
только о выгоде думы твои!
150 Кто из ахейцев пришёл сюда слушать,
шкурные речи твоей болтовни?
В путь отправляться, твой грех исправляя,
или сражаться сюда мы пришли?
Я за себя ли здесь, против троянцев,
копьекрушители мне ли враги?
Нет, предо мною они не повинны,
я хоть и здесь – в них не вижу врага!
Ни лошадей, ни коров, ни овчины,
не воровали они у меня!
155 Во Фтии счастливой моей, многолюдной,
плодами богатой, богатой скотом,
Нив не топтали, сёл не разоряли,
от них мы за лесом, за горным хребтом.
Бескрайние нас разделяют равнины,
меж нами бездонна пучина морей,
Сюда для тебя мы, бесстыдник явились,
мы из-за корысти ведь все здесь твоей.
Честь Менелая блюдем мы как мужа…
твою точно так, пёсья морда твоя,
160 Ты ж ни за что это всё почитаешь,
к тому ж презираешь людей как всегда.
Мне вот грозишь как и прочим,
добычи, нам присуждённой, добытой мечом,
Подвигов тяжких награды сражений,
отнимешь… абы настоять на своём.
Я никогда не имею награды,
равной с твоею – беру что дают,
Если ахейцы какой-нибудь город,
штурмом ли, приступом где-то возьмут.
165 Чаще всего нас приводит к победе,
чрез битвы и сечи в руках моих меч,
А вот как трофеев делёж наступает,
за долю твою все рискуют здесь лечь.
Дар богатейший – тебе – все согласны,
а я ведь и малым доволен всегда,
В свой стан возвращаюсь к судам утомлённый,
в доспехах валюсь, и в них сплю до утра.
Еду теперь же во Фти́ю, довольно!
Гораздо приятней вернуться домой,
170 Со всеми с кем убыл, пускай посрамлённым,
особенно же посрамлённым тобой.
Не собираюсь тебе умножать я,
богатств и запасов и славы в боях».
Агамемнон оборвал Ахиллеса,
надменно, цинично на этих словах:
«Что же, беги, если хочешь, свободен,
тебе путь-дорога свободна всегда,
Остаться, тебя умолять я не стану,
другие попросят тебя за меня.
175 Другие останутся: честь мне окажут,
особенно Зевс, он со мною всегда,
Ты всех ненавистней мне, между царями,
не верил тебе я ещё, никогда!
Только раздоры, война и сражения,
кровопролитья… удел страшный твой,
Но это богами дано, не земное…
ты ж от бессмертных могучий рукой.
В дом возвращайся к себе с кораблями,
с дружиной своею, и там замирись,
180 Правь мирмидонцами, я не в печали,
вложи меч свой в ножны, и угомонись.
Нет, не страшит меня гнев твой, вояка,
но упреждаю, угрозой зачти,
Феб-Аполлон Хрисеиду отнимет,
значит меня друг мой, в гости и жди.
На корабле, и с моею дружиной,
я отошлю её, к Хрису-отцу
Но я к тебе заявлюсь, Брисеиду,
я у тебя, в тот же день заберу.
185 Сам уведу, чтобы ты ясно понял:
пусть Брисеида награда твоя,
Каждый чтоб видел, и каждый усвоил,
насколько я силою, выше тебя.
Ставить себя наравне… ты со мною…
будешь тягаться! Не слишком ли хил?»
Так говорил он, и яростный гнев вдруг,
почувствовал в сердце могучий Ахилл.
Сердце в груди волосатой в сомненьи,
меж двух колебалось решений в тот миг;
190 Острый ли меч обнажить на мгновение,
или копьё применить вдруг как штык;
В разные стороны слуг Атреида,
мне разбросать и ударить мечом;
Или же гнев прекратить мне смирённо,
сердце смирить, иль ударить копьём?
В миг, как подобными думами разум
и сердце волнуя решался Ахилл,
Страшный свой меч он могучей рукою,
за рукоять уж из ножен тащил.
195 Тут и явилась богиня-Афина,
послана Герой в миг острый, с небес,
Сердцем обоих любила их равно,
чтоб примирить их, горячих повес.
Став позади Ахиллеса, Афина,
коснулась рукою волос смельчака,
Видима только ему, но всем прочим,
видимою, в этот миг не была.
Быстрым движеньем Пелид изумлённо,
глянул назад и узнал сразу он,
200 Палладу-Афину – защиту ахейцев,
глазами блестела и взгляд возмущён.
Громким ей голосом он восхищённые, молвил узнав изумлённо слова:
«Дочь Эгиоха, с Олимпа спустилась, что за тревога, зачем ты сюда?
Иль пожелалось самой здесь увидеть, Агамемнонову наглось и спесь,
Но говорю я тебе, не намерен, долго ещё я терпеть это здесь.
205 Скоро он дух свой надменный загубит, он уже всех здесь ахейцев достал!»
Но ясноокая дева Афина ему заявила, чего он не ждал:
«Бурный твой гнев укротить, я явилась, будь же послушен, от ссоры уйди,
Послана я белорукою Герою, этой богине, вы оба милы.
Любит богиня вас сердцем обоих, и об обоих в заботах она,
210 Ссору заканчивай, и успокойся, и не касайся рукою меча.
Словом ругайся, каким сам захочешь, все что захочешь ему говори,
Но что я скажу, то исполнится точно, а потому, ты свой меч придержи.
Скоро тебе здесь дарами заплатят, намного прекраснее тех что возьмут,
Только сейчас ты сдержись, повинуйся, за оскорбленье дары принесут».
215 Молвил Ахилл быстроногий в ответ ей… отро́ка смирение вдруг проявил:
«Вашего с Герою слова богиня, я слушаться должен, каким бы ни был.
Так оно лучше, решенью внимаю, как бы гнев духом моим не владел,
Боги послушным всегда помогают, я отступлюсь, от того что хотел».
На рукоятке тяжёлую руку, стиснул с досадой отважный Пелид,
220 Но покоряясь, он меч свой огромный, в ножны убрал, как Афина велит.
С тем на Олимп она, в дом Эгиоха, в собранье бессмертных, вернулась назад,
К прочим бессмертным, к своим братьям, сёстрам, где её любят, где каждый ей рад.
Страшный Ахилл, со словами суровыми, к Агамемнону свой взор обратил,
Гнева же в сердце своем не удерживал, и негодуя ему заявил:
225 «Пьяница жалкий, с глазами собаки, ты с сердцем оленя, но нрав подлецов,
Ты никогда ещё в битве с народом, не находился, средь первых рядов.
Ты и в засаде, сидеть не решался, в тягость тебе, мол других много дел,
Сердцем труслив ты, и смерти боишься, как враг подступает: так ты уже бел.
Ты смелый, по стану ахейцев гуляя, это легко, да и лучше в сто раз,
230 Грабить того, кто тебе прекословит, всё отбирать, что увидит твой глаз.
Ты – царь презренных, и царь пожиратель! Ты – расхититель народных богатств!
Будь всё иначе, то ты б уже нынче, нахальничал здесь бы, в последний бы раз.
Но говорю я тебе, и клянуся, клятвой великой, и не на мече,
Этим жезлом, что ни листьев, ни веток, но больше меча, власть несёт на себе.
235 Однажды в горах, от ствола отделённый, зелени больше, во век он не даст,
Медь удалила все листья с корою, зная чем выйдет, ей это контраст.
Носят теперь его в тёплых ладонях, мудрые судьи, ахейцев сыны,
Зевса уставы блюдящие строго, власть предержащие, и все цари.
Клятвою, пусть этот жезл моей будет, что этот спор увенчается днём,
240 Грянет тот день, возжелают ахейцы, видеть Пелида, Ахеи царём.
Когда под ударами Гектора в битвах, толпами будут бойцы погибать,
Ты сокрушаяся горькой бедою, помощь не сможешь бойцам оказать.
Ты истерзаешься скорбью напрасной, сам ты найдёшь, чем себя упрекать,
Вспомнишь ахейца, храбрейшего в битвах, и наглость, с какой его смел оскорблять».
245 Златом украшенный жезл тут в порыве, бросил на землю могучий Ахилл,
Речь свою длинную разоблачений, Агамемнона, он тем завершил.
Сидя напротив Атрид расходился, он брызгая руганью рвал и метал,
Но сладкоречивый тут Нестор поднялся и голосом звучным его оборвал.
Нестора, слаще пчелинного мёда… речи, с его языка все текли,
250 Два поколения сгинуло люду… а он вот, не впишется всё в старики.
Все с кем родился и с коими вырос, в богами хранимом Пило́се, давно,
Умерли-вымерли силой природы, уже поколение третье его.
Чувством добрейшим, исполненый Нестор, сразу к обоим, слова обратил:
«Горе и скорбь на нас, в земли ахейские, этот разлад между вами родил.
255 Как ликовал бы Приам видя это, дети и внуки, и двор его, – все!
Все из троянцев за прочной стеною, и стражники все, что стоят на стене.
Знали б троянцы какую вы распрю, затеяли оба, и из-за чего?
Вы, меж данайцев в собраниях первые… в битвах не прячетесь ни за кого.
Не отвергайте совет мой, вояки, вы все намного моложе меня.
260 Знал я мужей, и сильней и храбрее… и, эти воины знали меня.
С ними я дело имел, и знавался, и ведь они не гнушалися мной,
Нет, им подобных людей я не видел, и не увижу, уж смерть за спиной.
Воинов как Полифе́м, иль Эскади́й, или Дриа́нт, мне уже не видать,
Как Перифо́й или тот же Кеи́ей, воинов храбрых, священная рать.
265 Или Тезе́й нарождённый Эгеем, был на бессмертных ужасно похож,
Слава сынов земнородных, могучих, нет им подобных, и вряд ли найдёшь.
Были могучи, с могучими в битвы… было… бесстрашно вступали они,
Горных чудовищ, сражали ввергая, в гибель, отважно рубя на куски.
Был я конечно… я с ними был в дружбе, Пи́лос оставив, я к ним уходил,
270 Издалека к ним пришедши, позвали, их же совет меня и пригласил.
Да, побеждал я чудовищ бесстрашно, молод я был, и как все, смерть презрел,
С ними сражаться, из ныне живущих, не вижу того, кто на то был бы смел.
Слушали речи мои и советы, слушали люди, что я говорил,
Они принимали, и вы их примите, я вам скажу, от них толк всегда был.
275 Ты Атреид… хоть и властью сильнее, Ахилла… девицы-таки не лишай,
Ахейцы в награду ему её дали, а ты уж обычай… изволь, соблюдай.
Ты ж Пелеид, хоть из самых отважных, оставь пререкания с главным царём,
Чести подобной, какой он достоин – ищи, не отыщешь в Ахее с огнём.
Царь венценосец, которого Зевс… возвеличивал славой над нами,
280 Пусть ты силён и богиней рождён… но мы не управимся сами.
Атрид тебя выше и с этим смирися: подвластно ему много больше людей,
Но ты, Атреид, усмири своё сердце, не гневайся боле и будь поскромней.
Свои на Ахилла нападки сдержи-ка, оплотом он войску, и дух боевой,
Сильнейший пример он, хоть ты повелитель, но он уж присутствием, правит войной!»
285 Агамемнон повелитель Ахеи, Нестору как в благодарность сказал:
«Ты справедливо подметил мудрейший, только не я тут скандал затевал.
Вот человек, что желает превысить, себя… чтоб на всех свысока лишь смотреть,
Хочет начальствовать только над всеми, править лукавя, а нам чтоб терпеть.
Хочет указывать, а подчиняться, вряд ли желается здесь одному,
290 Думает может он… или надеется, что за всем этим, никак не пойму.
Создали ль боги его копьеборцем, чтобы он бранью здесь всех осыпал?»
Речь перебив его… чуть успокоясь, твёрдо Ахилл ему тут отвечал:
«Трусом ничтожным, меня справедливо бы, все называли, каб я промолчал,
Если б во всём, что ни скажешь ты походя, я бы безмолвно тебе уступал.
295 Этого требуй себе от другого, мне же не вздумай хоть в чём указать,
Я подчиняться тебе не желаю, и не пытайся мне в чём приказать.
Слово иное скажу, и обдумай, но хорошенько, тебе ведь решать,
В бой из-за девушки, я не намерен… нет… и не буду руками махать.
Против тебя иль кого-то другого, все взяли что дали, тому так и быть,
300 Но ничего из другого такого, трогать не вздумай и можешь забыть.
Воли моей супротив что захватишь – с места не сможешь на шаг унести!
Если же хочешь, попробуй, дерзни-ка, пусть это видят все люди твои.
Чёрная кровь из тебя заструится, вдоль истекая по древку копья».
Так меж собою словами сражаясь, они разошлись, как два старых врага.
305 С места поднялись, собранье ахейцев, они распустили к своим всем судам,
В ставку свою, к кораблям равнобоким, шёл и Ахилл, как навстречу ветрам.
С ним мирмидонцев дружина, Патрокл, все в напряжении нервном ещё,
На море судно спустил сын Атрея, скорое, лёгкое словно перо.
Двадцать гребцов Атреид сам назначил, и гекатомбу велел погрузить,
310 Дар Аполлону, а Хрисеиду, с хорошим подарком отцу возвратить.
Сам на корабль взвёл, девицу красную, а Одиссея назначил старши́м,
С тем и отправилось судно в дорогу… а эта дорога путём им морским.
Сын же Атрея, отдал всем народам, приказ: очищать всё кругом и себя!
Всё очищали они, нечистоты ж, за борт свалили все в море свезя.
315 У беспокойного моря же Фебу, жертву они в тот же день принесли,
Коз и быков без порока забили, всю гекатомбу у моря сожгли.
Запах горящего жира, до неба, клубился в дыму, уходя в облака,
В стане трудились дружины Ахеи, а Агамемнон же всё злобу тая,
Думал над тем чем Ахиллу грозил он, ссоры с Ахиллом кончать не хотел,
320 Он Евриба́ту с Талфи́бием, к трону срочно явиться приказом велел.
Были проворны его порученцы, были немало в походах при нём:
«В стан отправляйтесь скорее к Ахиллу, и мой приказ исполняйте вдвоём.
Дочерь Брисея, отменную статью, за руки взять и ко мне привести,
Если ж откажет он вам, то тогда мне, за его девой самому идти.
325 Хуже ему тогда будет намного, сам я приду, и с немалым числом».
Так он сказал и послал их к Ахиллу, но чтоб приказ исполняли вдвоём.
Вдоль беспокойного моря шли оба, в очень глубоком смятеньи они,
В стан к мирмидонцам из солнечной Фтии, там и Ахилла посланцы нашли.
Пред кораблём чернобоким он в ставке, в тяжких раздумьях на троне сидел,
330 Их увидал пред собою, в глазах их, стыд безысходности только узрел.
Оба смутились они пред Ахиллом, взоры потупив стояли стыдясь,
Не обращаясь с вопросом к Ахиллу, сло́ва не молвя… как бы, провинясь.
Их в своём сердце он понял и принял, и обращаясь к ним мирно изрёк:
«Вестники Зевса, и смертных всех други, радуйтесь, день мой уже не далёк.
335 Ближе идите, не вы предо мною, Атрид ненасытный во всём виноват,
Он посылает сюда вас за девой, он всё что видит у всех отнять рад.
Богорождённый Патрокл, иди же, и Брисеиду сюда приведи,
Дай увести без помехи к Атриду, и пусть мне свидетели, будут они.
Перед лицом всеблаженных бессмертных, перед лицом всех богов и твоим,
340 Перед царём бессердечным, коварным, перед царём вседержавцем самим.
Будет конечно же надобность снова, будет же надобность снова во мне,
Чтобы избавить от смерти позорной, ахейцев увязших по уши в войне.
Как пред судами своими сражаясь, ахейцы проигрывать будут войну,
Агамемнон, сам придёт извинится, но я воевать, за него не пойду.
345 Он прежде и после связать не умеет, не сможет придумать как войско спасти!»
Так он сказал и Патроклу напомнил, что Брисеиду пора привести.
Вывел из ставки Пелида Патрокл, девицу нежную, отдал послам,
С ними пошла поневоле девица, в ставку Атрида, к его кораблям.
Тотчас покинул Ахи́ллес дружину, в горьких слезах удалился от всех,
350 Сел близ седого прибоя у кромки, на море взор обратил без утех.
Руки вперёд протянул и взмолился, к матери милой взмолился своей:
«Недолговечным меня родила ты, и я же лишён теперь чести моей.
Чести не должен ли был даровать мне, сам громовержец, всесильный Зевес?
Так он и малой меня же лишает, от этого дня остаюся я без.
355 Агамемнон, самодур-самодержец, безумец коварный, меня оскорбил,
Он у меня отобрал и присвоил, деву-награду, что я заслужил».
Так он в слезах говорил-изливался, владычица мать, услыхала его,
В пучине морской возле трона сидела, она у Нерея, отца своего.
Облаком лёгким из моря седого, порхнула на зов и на голос спеша,
360 Близ проливавшего слёзы Ахилла, села внимательно слушать она.
Нежно ласкала рукой его лохмы, перебирая их и теребя:
«Что же ты дитятко плачешь-страдаешь, какая печаль посетила тебя?
Сердце твоё исстрадалось, я вижу, ты расскажи, будем оба то знать».
Матери, тяжко вздыхая, Ахи́ллес, с болью в душе своей стал отвечать:
365 «Знаешь сама всю историю тяжбы, что тебе знающей мне говорить?
Мы на священную Фиву ходили, много трофеев смогли там добыть.
Мы разгромили её, и добычу, всю к кораблям мы, в наш стан принесли,
Всё хорошо меж собой поделили, как прежде делили ахейцев сыны.
Хриса прекрасная дочь, Хрисеида, Агамемнону подарком была,
370 Хрис же, известный священнослужитель, Феба, Зевесова сына-стрельца.
К быстрым пришёл кораблям он Атрида, вызволить дочь из неволи свою,
Выкуп принёс за неё он немалый, знал цену дочери в нашем плену.
Шёл, на жезле он своём нёс повязку, нёс Аполлона верительный знак,
К собранью ахейцев, с горячей мольбою… жрец обратился, а не рыбак.
375 Больше всего же, он к братьям Атридам, речь обращал, в ней мольбу изъявив,
И ведь ахейцы согласие дали, криком всеобщим его подтвердив.
Выкуп принять всем собраньем решили, Хрису тем честь оказать,
Агамемнону же то не по сердцу… он в просьбе Хрису… решил отказать.
Нехорошо, оскорбительным словом, Хриса-жреца он прогнал,
380 В гневе подался старик восвояси, в молитвах он к Фебу взывал.
Принял молитву его, Феб бессмертный, был Аполлону он мил,
Злая стрельба началась по ахейцам… толпами он их разил.
Всюду носилися божии стрелы… гибли ахейцы за зря,
С края на край по широкому стану… мор это, а не война.
385 Знающий точно глагол Стреловержца, гадатель по птицам, его нам сказал,
Первым я подал совет всем ахейцам… к милости бога я их призывал.
Злоба Атрида взяла. Он поднялся, хоть и виновник он нашей беды,
Стал мне словами грозить принародно, и ведь исполнил угрозы свои.
С девушкой к Хрису подались ахейцы, в быстром своём корабле,
390 Везут быстроглазую, с нею подарки, по утренней лёгкой волне.
В ставку ж мою, приходили недавно, Агамемнон посылал,
И увели Брисеиду мне данную… что сход мне ахейцев отдал.
Если ты можешь… вступись же за сына… слово в защиту скажи,
К Зевсу сходи на Олимп, как по делу, дорогу ты знаешь, помочь умоли.
395 Если услугу, ему ты в чём-либо, от сердца, когда оказала,
Ты же ребёнком в чертогах отцовских, помниться мне рассказала.
Помню хвалилась, что только тобою, одной из бессмертных спасён,
Зевс Громовержец, от бед и позора, тобою лишь был охранён.
В день когда Гера с Палладой-Афиной, да Посейдон, возмутились,
400 С ними другие бессмертные боги, Зевеса сковать вдруг решились.
Ты в день суровый ему испытаний, пришла и ему помогла,
Сторукого в помощь призвала немедля, и с ним на Олимп ты пошла.
Имя ему Бриаре́й, у богов, Эге́оном люди зовут,
Он силой отца превосходит намного, его очень многие чтут.
405 Пришёл он к Крониду, сел рядом в сознании, празднично-радостном силы своей,
В ужас пришли, его боги увидев, и сковывать Зевса не стали – посмей!
Напомни ему то, моли обнимая, колени его, и как знать,
Не пожелает ли он свою помощь, в скором троянцам подать.
И избивая, ахейцев прогнать, гнать их до самого моря,
410 Гнать до судов, чтоб царя своего, прознали они через горе.
Чтобы узнал самодержец Атрид, пьяница Агамемнон,
Как погрешил обесчестив ахейца, храбрейшего, жадностью он».
Слёзы обильно из глаз проливая, ему отвечала Фетида:
«Горе мне сын мой, тебя родила я, чтоб ты пострадал от Атрида?
415 Если бы ты, пред судами своими, без слёз, в безопасности полной,
Мог оставаться, ведь век твой недолог, конец его близок как волны.
Нынче средь прочих, ты всех злополучней, недолговечный цветочек,
Не на весёлую долю, в чертогах, тебя родила я сыночек.
На многоснежный Олимп я отправлюсь, к метателю молний, ему расскажу,
420 И если удастся, его убедить мне, быть может тебе помогу.
Ты же теперь оставайся пока… при судах быстроходных своих,
Гнев на ахейцев питай, как задумал, и в битвах оставь их одних.
Зевс к Океану вчера, к беспорочным, на пир к эфиопам далёким отбыл,
А следом все вместе, другие все боги. Запомни родной мой… и чтоб не забыл.
425 Что, на двенадцатый день, на Олимп, семейство опять возвратится,
К медным порогам палаты Кронида мне бы тут не припозднится.
Отправлюсь к нему, умолить постараюсь, к коленям его прикоснусь –
Сказала Ахиллу, его оставляя – пора мне сынок, удалюсь».
С сердцем исполненным негодованья, остался у моря в раздумьях Ахилл,
430 За взятую силой и против желания… женщину… что Одиссей увозил.
Хрисы достигли все благополучно и всю гекатомбу с собой привезли,
В гавань глубокую с ветром попутным, умело как все мореходы вошли.
Якорный камень ахейцы крепили, и рею спустив и свернув паруса,
Мачту к гнезду притянули поспешно, и парус уложили вдоль корабля.
435 Сели за вёсла и дружно нажали все, к пристани судно своё привели,
Якорный камень за борт опустили, причальный канат укрепили они.
Вышли на берег кипящий прибоем, берег шумящий прибоя волной,
С судна свели гекатомбу для Феба, всё поголовье на берег крутой.
Следом сошла Хрисеида на берег, берег родимый, пределы отца,
440 Сам Одиссей, из мудрейших, был с нею, он проводил её, до алтаря.
В руки отцу передал он девицу, слова́ в знак приветствия, вымолвил он:
«Меня посылает к тебе с замиреньем, правитель данайцев всех, Агамемнон –
Вернуть тебе дочь и принесть гекатомбу, бессмертному Фебу, что в гневе своём;
Послал на нас беды; и смерть одноликую; тяжкий недуг, о любимце своём!
445 Чтоб был он к нам милостив силой владыки. Теперь из ахейцев тебе каждый друг!».
Так он сказал и вручил Хрисеиду, Хрису-отцу из своих крепких рук.
Радуясь принял отец дорогую, дочь ненаглядную, в руки свои,
Быстро вокруг алтаря разместили, ахейцы для Феба, свои все костры.
Руки умыли, ячмённые зёрна, по́дняли в чашах они, над собой,
450 Жрец между ними, воздев свои руки, с ними за них, подаёт голос свой:
«Ты, о великий, стоишь на защите, и Хрисы и Киллы, хранишь Тенедо́с,
Слух преклони сребролукий, услышь нас, помилуй ахейцев… какой теперь спрос?
Ты на молитву мою благосклонно, на днях отозвался, восстав за меня,
По воле твоей, неразумных ахейцев, разила все дни, твоей кары беда.
455 Так и теперь, я молю дальновержец, на просьбу мою, ты на нас снизойди,
И отврати от ахейцев все беды, от них смерть позорную, ты отврати».
Так говорил он молясь исступлённо, и Дальновержец его услыхал,
С ним и ахейцы усердно молились, за ним его, каждый слова повторял.
Зёрнами жертвы осыпали густо, шеи им вверх всем подняли,
460 Скот закололи весь по ритуалу, и шкуры с животных содрали.
Вырезав бёдра, обрезанным жиром, в два слоя кругом обложили,
Мяса кусочки насыпали сверху, багряным вином окропили.
Сжёг их старик все, вином окропляя, юноши рядом стояли,
Стояли пока эти бёдра горели, в руках пятизубцы держали.
465 Жертвы отведавши от потрохов, остатки всех туш разделили,
Воздели кусков тех, часть на вертела, изжарили, часть их сварили.
Кончив работу накрыли столы, там мест… больше чем приглашённых,
Все пировали, на равном пиру, и не было там обделённых.
Питьём и едой утоливши желание, Бахуса время грядёт,
470 Юноши в кратерах носят напиток, по кубкам кто их позовёт.
По кубкам вино приглашённым разлили, сразу же за возлияньем,
Пели ахейские юноши день весь, уважили бога стараньем.
В честь Аполлона прекраснейшим хором, песни они распевая,
Славили в песнях его высоко, и он веселился внимая.
475 После того же как солнце зашло, и сумрак на землю спустился,
Спать улеглись у причалов ахейцы, Морфей на них сном опустился.
Когда розопёрстая рано рождённая, Эос за сполохом первым, взошла,
Двинулись в путь они к стану ахейцев, когда уж восхода настала пора.
Ветер попутный послал Дальновержец, на радость ахейцам, на помощь в пути,
480 Канат отвязали, поставили мачты, и все паруса вверх подняли они.
Парус срединный надулся от ветра, под носом отчалившего корабля,
Ярко вскипела, пурпурного моря, пенясь и брызгая в волнах, вода.
Судно бежало свой путь совершая, быстро бежало по утра волне,
Скоро достигли пространного стана, ахейских дружин на прибрежном песке.
485 Чёрное судно, на сушу тащили, без остановки они из воды,
И над песком на высоких подпорках, крепким канатом крепили они.
Все, сколько было гребцов, разбрелися, по стану ахейцев, к своим кораблям,
Стан же враждою кипел, пребывая, раздробленным мненьем, на радость врагам.
Пелид Ахиллес, быстроногий герой… богорождённый для битвы,
490 Не посещал все собранья мужей, где речи острей всякой бритвы.
Он не учавствовал в грозных сраженьях, не шлялся и по зипуны,
Праздно сидел в своём стане, томился, по кличам и битвам войны.
Срок миновал между тем, и с зарёю, двенадцатой снова, Олимп оживлён,
Вечноживущие боги вернулись в меднопорожный златой Пантео́н.
495 Все сколь их было, Кронид во главе их, от эфиопов невинных домой,
Сына наказы Фетида исполнить, шумного моря покинув прибой,
С ранним туманом, в великое небо, она на Олимп, к Крониону взошла,
Там Громовержца, она одиноким, на самой вершине сидящим, нашла.
Там он без прочих, на самой вершине, горы многоглавой Олимпа, сидел,
500 Села пред Зевсом-владыкой Фетида, он на неё даже не посмотрел.
Левой рукой обхватила колено, правой коснулась его бороды,
И начала говорить умоляя, пристально глядя в Зевеса зрачки:
«Зевс, наш отец! Ты из прошлого помнишь… я словом и делом тебе помогла,
Ты за услугу исполни желание, с просьбою я к тебе нынче пришла.
505 Недолговечен мой сын, как ты знаешь, жить ему меньше других суждено,
Агамемнон повелитель ахейский, нынче жестоко обидел его.
Отнял награду, обычай нарушив, прав на неё не имея совсем,
Мудрый Зевес олимпийский, ты можешь, оставить Атрида за наглость ни с чем.
Покуда ахейцы почтить не придут, не выскажут сыну почёта,
510 Чтоб гибли они от троянской руки, в сражении каждом без счёта».
Просила Фетида за сына, Зевеса, просила его горячо,
Долго сидел он в раздумьях безмолвно, не говоря ничего.
Так и держала колени Зевеса, прождавши чуть, снова взмолилась:
«Дай непреложный обет олимпиец, кивни, иль я зря с просьбой билась?
515 Иль откажи, ты ведь страха не знаешь, скажи чтобы было мне ясно,
Чтоб я увидала, как мало мне чести, чтоб не умоляла напрасно».
С большим раздраженьем, ответил в раздумьях, ей тут, облаков собиратель:
«Сложно мне это. Ты ж знаешь, над всеми, я в большем скорей – назидатель.
Меня принуждаешь ты ссору затеять, не с кем-то, а с Герой скандальной,
520 Итак средь богов на меня нападает, а тут будет повод вандальный.
Итак говорит, что в боях я стараюсь, всегда помогать лишь троянцам.
Ну что ж, так и быть, а теперь удались, я закончу мой план с померанцем.
Сам приложу к твоей просьбе заботу, пока не исполню её,
И головой я кивну, будь спокойна, как просишь исполню я всё.
525 Это – крепчайший залог меж богов, их нерушимого слова,
А данное мной, невозвратно вовек, ему непреложность, основа.
И не свершиться не может оно… коль я кивнул головой».
Молвил Зевес на прощанье Фетиде, двинувши бровью густой.
Волны нетленных волос Громовержца, на плечи с главы его пали,
530 Великий Олимп содрогнулся и замер, на том порешив и расстались.
Ринулась в бездну морскую Фетида, с вершин олимпийских блестящих,
Направилась в сторону… где гнил ахейцев, в прибрежном песке флот стоящий.
Зевс же направился в дом свой неспешно, с седалищ немедля все встали,
Сидя входящего встретить не смея, обычай в семье соблюдали.
535 Встретить отца, не посмеет бессмертный, седалища не покидая,
Вот и вставали, при виде отца, и прочим пример подавая.
В доме сел в кресло своё Кронион, а Гера уже догадалась,
Видала она, что Фетида к нему, в отсутствии всех, обращалась.
Тотчас с язвительной речью она, к Зевсу-супругу пристала:
540 «Кто там опять из богов был с тобой, кого к нам ещё не хватало?
Очень ты любишь коварный, таиться, избегши общенья со мною,
Тайно свои принимаешь решенья, подолгу шептавшись с другою.
Нет, никогда не посмел ты от сердца, хоть слово сказать, что задумал».
Ответил бессмертных и смертных отец ей, поскольку об этом лишь думал:
545 «Нет дорогая, мои все решенья, всегда слышать, ты не надейся,
Тяжки они тебе будут, поверь мне, хоть ты мне жена, но не смейся.
То, что услышать возможно любому, никто никогда не узнает,
Раньше тебя, дорогая супруга, так было, и так подобает.
Те же решенья, что сам я без прочих, обдумать в тиши пожелаю,
550 Не добивайся разведать родная, я их тебе не разболтаю».
Гера сказала ему с укоризной, но с видом таким… мол, как знаешь:
«Что за слова жесточайший Кронид мой, ко мне ты сейчас, позволяешь?
Разве тебе я расспросами частыми, так уж когда докучаю?
Как только хочешь, решай преспокойно, но я дорогой уже знаю.
555 Нынче ж я страшно боюсь, что ты милый, будешь наивный подставлен,
Дочерью старца морского, Фетидой, в угоду ей будешь ославлен.
Утром сидела с тобой на вершине, обнявши твои колена́,
Ты ей кивком подтвердил, что поддержишь, пред прочими, её сынка.
Ты обещался сгубить пред судами, немало ахейских солдат».
560 Зевс, собирающий тучи, ответил: «Беседам с тобой я не рад.
Я удивляюсь тебе; все заметишь; и в этот же миг всё узнаешь;
Только достичь ничего ты не можешь, а только меня отдаляешь.
Хуже однако придётся тебе же, ты только меня оттолкнёшь,
Если я так поступаю, знать надо, угодно мне: аль не поймёшь?
565 Лучше сиди и молчи, повинуйся, мыслям моим, и тому что скажу,
Все божества, сколько есть на Олимпе, тебя не спасут… если я накажу.
Лишь на тебя необорные руки, я наложу, если встану, свои».
Страх овладел ясноокою Герою, руки сложила она на груди.
Молча сидела она, смирив сердце, выслушав мужа, обидны слова,
570 В негодованьи молчали другие, боги небесные, пряча глаза.
За мать, белорукую Геру вступаясь, и быть чтоб защитой от гнева отца,
Славный к ним мастер Гефест обратился, их примиряя озвучил слова:
«Горестны будут, совсем нетерпимы, связи меж нами и наши дела,
Коль из-за смертных, придётся мирить нам, или друг дружку, иль мать и отца.
575 Какая от светлого пира нам радость, коль торжествует худое средь нас,
Шумная ссора, вражда между нами, это сегодня у нас напоказ.
Мать, я прошу, ты сама понимаешь, мне убеждать тут, нет смысла тебя,
Зевсу-родителю, сделай приятное, чтоб он был добрым, каким был с утра.
Не раздражался и нам не испортил бы, пира прекрасного, а ведь ему,
580 Лишь захотеть стоит, и не вольготно, будет как было, уже никому.
Выбьёт он всех из седалищ нагретых, он ведь намного нас, много сильней,
Мать, успокоить его постарайся, слово найди для того понежней.
Будет к нам после того Олимпиец, милостив, как он уже к нам бывал».
Так он сказал, и поднявшись с сиденья, кубок двуручный он Гере подал.
585 Подал он матери милой свой кубок, и свою речь к ней затем продолжал:
«Мать моя, духом сдержись и крепися, горько хоть будет, но я б умолял!
Чтобы тебя под ударами Зевса, чтобы тебя дорогою мою,
Я не увидел, хотя б и крушился, только помочь я ни чем не смогу.
Помощь тебе оказать мы не сможем, трудно противиться Зевсу, нам всем,
590 Я уж попытался вмешаться, забыла ль? Или не помнишь, не помнишь совсем?
За ногу крепко схватил, и с порога, бросил небесного. Я, как стрела,
День весь летел, лишь когда заходило, Солнце, на Лемнос упал я тогда.
Духу чуть-чуть лишь во мне и осталось, нёсся ж стремглав я… могуч Зевс рукой,
Там подобрали меня уж синтийцы. Был что покойник, чуть-чуть был живой».
595 С тем речь закончил. В ответ ему Гера, из рук его кубок, с улыбкой взяла.
Кубок наполнил, как принято, в меру, и Гера из кубка глоток отпила.
Начал Гефест наполнять потом чаши, прочим бессмертным всем, справа подряд,
Сладостный черпал нектар, наливал всем, как виночерпий пошедший в наряд.
Видя как хро́мец, c кувшином меж всеми, ходил наливая вино,
600 Неумолкающий подняли боги, блаженные, смех свой с него.
Так целый день, до зашествия солнца в весёлом их праздном кругу,
Все пировали и не было в равном, кого, обделённых пиру.
Слух услаждали они, несравненной, форми́нгою, Феба стрельца,
Пением Муз, голосами прекрасными певших меняя тона.
605 После того же, как солнца сияющий, диск закатился за горы,
Боги отправились спать по палатам, зайдя за янтарные шторы.
В те все места, где Гефе́ст знаменитый, на обе ноги с детства хромый.
С великим искусством построил в стараньи, из мрамора всем им хоромы.
И молневержец Зевес, в час тот поздний, к постели на отдых подался,
610 К той на которой он спал, как обычно, когда к нему сон ниспускался.
Там он, взошедши, почил как обычно, при нём златотронная Гера,
День завершился, тем что для Фетиды, сильна в его слово, в ней вера.