Бессонные ночи Ахилла, надругательство Ахилла над трупом Гектора. Решение
богов о похищении трупа Гектора. «Боги жестокие, боги губители! Гектор не
вам ли алтарь накрывал?…» «Девять уж дней, средь богов вызывают, жестокую
ссору, Пелида дела, Зоркого аргоубийцу склоняют, они, чтоб похитил он труп
до утра. Но эту славу доставить, Ахиллу, я всем предложил, и тебе предложу,
Чтобы твоё сохранить уваженье, и сохранить мне чтоб, дружбу твою.
В стан отправляйся скорее, и сыну, мой передай неизменный приказ:
Боги, скажи, на него негодуют, безумствуя он, раздражил только нас.
Гневаюсь сам я, и больше бессмертных, он неприличное дело творит,
У кораблей держит Гектора тело, когда труп земле, тот предать надлежит…».
……

Кончились игры. Народы ахейские все расходились к своим кораблям,
Каждый шёл к быстрым своим крутобоким, и лёгким на во́лнах надёжным судам.
Все шли вкусить, как вечерней их пищи, так и спокойного сладкого сна,
Только Пелид быстроногий всё плакал, и не́ просыхали его всё глаза.
5 Плакал о друге своём вспоминая, не брал его всех покоряющий сон,
И на постели своей всё метался, полный тоски и отчаянья он.
Всё вспоминал он и мужество друга, силу и светлые думы его,
Сколько с ним вместе они пережили, и сколько страдали и прочее всё.
Сколько с ним в битвах тяжёлых бывали, с сильным и смелым отважным врагом,
10 И в разъярённого моря с ним волнах, смело и дружно гребли с ним веслом.
Всё это он вспоминал проливая, обильные слёзы, в печали, тоске,
То на боку он в постели приляжет, то навзничь растянется он на земле.
То снова в постели ничком повернётся, а то на спине всё вздыхая лежит,
То встанет с постели и бродит у моря, или подолгу у моря сидит.
15 Уж в сполохах небо, заря занималась, рассвет уже перед глазами его,
И берег и море лучи озаряют, недоброе дело он делал своё.
Быстро впрягал лошадей в колесницу, при этом с чего-то ужасно спешил,
Сзади привязывал Гекторов труп он, и трижды его вкруг могилы влачил.
На колеснице своей он три раза, объехал могилу Патрокла вокруг,
20 Не отпускал его мысленно всё ещё, лучший соратник, товарищ и друг.
В ставку потом уходил отдыхать он, а труп он на пыльной земле оставлял,
Сам на постели ничком распростёртым, он в полудремоте, всё что-то шептал.
Труп охранял Аполлон дальновержец, его он от всех повреждений хранил.
Даже о умершем в сердце жалея, как-будто живого, старался щадил.
25 Всего покрывал золотой он эгидою, чтоб Ахиллес волоча по земле,
Не изуродовал тела таская, по кочкам, по рытвинам, той же траве.
Так над божественным Гектором в гневе, своём надругался Ахилл удалец,
Жалость объяла блаженных бессмертных, и частью пришёл их терпенью конец.
Стали с Гермесом вести разговоры, и попытались его убедить,
30 Гектора тело из стана похитить, чтоб в Трое могли его, похоронить.
Все одобряли такое решенье, но только не Гера, та против была,
С ней заодно Посейдон земледержец, им Троя была ненавистна всегда.
Старец Приам и народ, за Париса, который пришедших в его сельский дом,
Богинь разобидел, да горько к тому же, и грех этот тяжкий давно ведь на нём,
35 Он ту предпочёл, что его одарила, погибельной страстью, виновен тем он.
После того как зарёю двенадцатой, небо зажглося, сказал Аполлон:
«Боги жестокие, боги губители! Гектор не вам ли алтарь накрывал?
Жирные бедра быков и баранов, совсем молодых, не для вас ли сжигал?
Нынче спасти, даже мёртвого Гектора, вы не хотите, в последний-то раз,
40 Видеть его не даёте, родителям, сыну, жене: и что думать о вас?
Вы не хотите отдать его людям, тем кто с ним Трою свою защищал,
Чтоб погребенье народ совершить мог, и чтоб он огню его скоро предал.
Вы помогать Ахиллесу губителю, очень хотите – так честь и хвала!
Нет справедливости в сердце Пелида, на компромисс не способен пока.
45 Разум не гибок его, он настырен, со львом он свирепостью сходен во всём,
Тот тоже, лишь силой своей похваляясь, добычу берёт себе, лишь грабежом.
На смертных стада нападает отважно, когда рядом с ними вдруг нет сторожей,
Так Ахиллес погубил в себе жалость, и стыд, тот что есть у всех взрослых людей.
Стыд, приносивший подчас неудобства, и пользы не меньше, народу века,
50 Часто случается, смертный теряет, и более близких людей из родства,
Сын ли цветущий иль брат из любимых, единоутробный, что был близнецом,
Плачет по нём и скорбит безутешно, но скорбь он свою прекращает потом.
Смертных, высоким выносливым духом, богини судьбы одарили – мы за!
Этот же Гектора, богу подобного, жизни лишивши, свирепствует зря.
55 Труп его вяжет к коням и волочит, да всё вкруг могилы дружка – молодец!
Ни славы, ни пользы он тем не добудет, да вот осознать не желает – глупец!
Как бы ему не воздали мы делом, будь он и доблестен духом своим.
Прах оскверняет бесчувственный, в злобе, как может правитель быть низким таким!?»
В гневе сказала ему белорукая, Гера богиня и Феб приостыл:
60 «Слово твоё может правильным б было, если бы ты, объективным сам был.
Если б вы сами, равно как Ахилла, Гектора чтили, но нет в вас того!
Что Приамид – человек! Да и только! Женские груди сосал, ну и что?
Сын же Пелеев – рожденье богини! Это ли новость родной для тебя!
Сама воспитала, вскормила Фетиду, сама за Пелея её отдала.
65 Да-да, за того ведь, которого боги, всем сердцем своим полюбили: забыл?
Все вы, бессмертные, были на свадьбе; и сам ты с формингой своею, там был.
Ты друг нечестивцев, всегда вероломный, ты в пире учавствовал, также как все,
Ну а теперь, что с тобою случилось, чем разонравился сын их тебе?»
Гере супруге сказал собирающий тучи ненастные Зевс Кронион:
70 «Гера на вечных богов вновь сердита, напрасно однако, причём Аполлон?
Равной им почести, ясно, не будет! Но всё же и Гектор, приятен нам был!
Более прочих, и ты это знаешь, он то уважением к нам, заслужил.
Всегда о дарах мне приятных он помнил, и жертвенник не пустовал никогда,
И мой алтарь не лишён был им дыма, и возлияния были всегда.
75 Но с похищеньем затею, оставим, этому самый банальный ответ,
Возможности… Гектора тайно похитить, из стана Ахилла, у нас просто нет.
Мать у Пелида, заботой своей, его окружая, при нём день ночь,
Тот кто из вас пригласил бы Фетиду, ко мне во дворец – мог бы делу помочь.
Я посоветую ей её сына, да без давления, но убедить,
80 Чтобы он принял дары от Приама, и Гектора тело за них уступить».
К морю всех вихрей быстрей устремилась, Ирида крылатая, с вестью такой,
Посередине меж Са́мом и И́мбром… скрылась она под высокой волной.
Море под ней застонало и в бездну, она погрузилась, как камень какой,
Подобная гирьке свинцовой что книзу, тянет крючок, в глубину за собой.
85 Рыбы прожорливы, и соблазняются, тем что под гирькой на этом крючке,
К полой пещере спустилась Ирида, Фетиду застала там в тесной толпе.
Морские богини её окружали, стояли вокруг неё тесной толпой,
Она в середине лила свои слёзы, о сыне… что был наделён злой судьбой.
Он разнесчастный, был должен погибнуть, под Троей, вдали от отчизны своей,
90 Близко к толпе подошедши Ирида, волю Кронида изло́жила ей:
«Встань же Фетида! Тебя приглашает, Кронид, неизменный в решеньях своих!»
На это Фетида сказала Ириде: «Он вспомнил меня средь забот о других?
Что мне прикажет великий всесильный, в собраньи бессмертных во храме своём?
Стыдно явиться мне: горе безмерное духом владеет, и в сердце моём.
95 Всё же иду я к нему, чтобы слово, его, не осталось напрасным ко мне».
Так ей ответив, взяла покрывало, чернее которого нет на земле.
Богиня покрыла себя покрывалом, и всед за Иридой отправилась в путь,
Ирида весь путь впереди выступала, и шла рассекая морской воды муть.
Пред ними морская волна расступилась, они вместе вышли на берег морской,
100 И сразу же в небо они устремились, в пенаты к Зевесу пред трон золотой.
Там и нашли они в троне сидящим, с задумчивым взглядом печальным его,
Вокруг же него и всех прочих блаженных, богов вечносущих, всех до одного.
Афина ей место своё уступила, своё персональное, что близ отца,
И села Фетида, ей Гера вручила, златую, прекрасную чашу питья.
С приветственным словом она подошла к ней, с сочувственным видом и скорбью в глазах,
106 Фетида ту чашу до дна осушила, и ей возвратила в дрожащих руках.
Начал тогда говорить ей родитель, бессмертных и смертных, и прочих природ:
«Ты на Олимп пришла с духом печальным… из, тебе милых пучин, морских вод.
Скорбь неутешную носишь ты в сердце, я сам это знаю, и зная, позвал,
110 Но и при этом, скажу для чего я, в собрание наше тебя приглашал.
Девять уж дней, средь богов вызывают, жестокую ссору, Пелида дела,
Зоркого аргоубийцу склоняют, они, чтоб похитил он труп до утра.
Но эту славу доставить, Ахиллу, я всем предложил, и тебе предложу,
Чтобы твоё сохранить уваженье, и сохранить мне чтоб, дружбу твою.
115 В стан отправляйся скорее, и сыну, мой передай неизменный приказ:
Боги, скажи, на него негодуют, безумствуя он, раздражил только нас.
Гневаюсь сам я, и больше бессмертных, он неприличное дело творит,
У кораблей держит Гектора тело, когда труп земле, тот предать надлежит.
Коль мою власть над собой признаёт он, Гектора тотчас отдаст в Илион,
120 Я же к Приаму с возвышенным сердцем, отправлю Ириду, чтоб это знал он.
Чтобы к ахейским пошёл кораблям он, и выкупил сына, как можно скорей,
Дав Ахиллесу подарки, какими, он был бы доволен, как славой своей».
Волю свою изъявил олимпиец, Фетида задумку его поняла,
С высоких вершин олимпийских на землю… быстро пустилась в стан сына она.
125 Явилась в стан сына, застала Пелида, стенавшего тяжко, о друге своём,
Тут же товарищи милые сына, все эти дни неотлучны при нём.
Возле него хлопотали, и спешно, готовили завтрак, огонь развели,
Ими заколотый крупный баран там, лежал густорунный, – кипели котлы.
Близко владыцица-мать подступила, к скорбящему сыну, и тронув рукой,
130 Гладила нежно, ему говорила, он сразу узнал с детства голос родной:
«Сын дорогой мой! Зачем до сих пор ты, скорбишь и тоскуешь терзая себя,
Сердце терзаешь своё, с ним и душу, чрезмерие в этом, не красит тебя.
Сколько уж дней не касаешься пищи, сколько ты не был в постели своей!
Ужель не приятно в любви сочетаться, с какой-нибудь женщиной за столько дней?
135 Жить у меня ведь недолго ты будешь, твоей так предписано горькой судьбой,
Смерть от тебя уж совсем не далёко, она уж стоит за твоею спиной,
Слушай внимательно, важные вести, к тебе от Кронида я с ними пришла,
Боги, велит он сказать, негодуют, причём в большинстве своём, да на тебя.
Сам он сердит больше всех, что ты сердцем, безумствуешь люто и Гектора ты,
140 Близ кораблей изогнутых всё держишь, и выдать не хочешь, а сроки прошли.
Выдай немедленно сын мой, и выкуп, принять согласися, какой принесут».
Матери милой Ахилл заявляет: «Ну что ж, пусть приходят, и труп заберут.
Пусть так и будет! Кто выкуп доставит, тот тело получит, и дело с концом,
Если за то сам Зевес олимпиец, так значит и сила решения в том».
145 Внутри корабельного стана мать с сыном, душевный вели меж собой разговор,
Много сказали в то утро друг другу, уж солнце взошло на небесный простор.
Зевс между тем уж в священную Трою отправил Ириду царю сообщить:
«Мчись поскорее, вопрос мы решили, Гектора время пришло хоронить.
В Трою спустись, повеленье Приаму, и персонально, моё сообщи,
150 Чтобы к ахейским пошёл кораблям он, и выкупил сына за щедры дары.
Пусть он подарки Ахиллу доставит, такие, какими б доволен он был,
Только один пусть идёт, посторонних, и любопытных, чтоб не приводил.
Может лишь вестника взять постарее, который бы мулами правил в пути,
На крепкоколёсной повозке в упряжке, на коей бы труп им с собой увезти.
155 Им в город привезть мертвеца как-то надо, убитого сыном Пелея в бою,
И пусть он о страхе, как и о боязни, о смерти, не думает – я пригляжу.
Проводника мы, понятно, дадим ему… Аргоубийцу пошлём самого,
Он поведёт, и покуда к Пелиду… не приведёт, не оставит его.
В ставку его приведёт, так Ахилл сам, смерти Приама, уже не предаст,
160 Но и другим, если кто пожелает, он умертвить его, просто не даст.
Он не безумец, и не легкомыслен, и в нечестивцы его не вноси,
Рад он всегда пощадить тех кто молит, его о защите, и это скажи».
Вихря быстрей, устремилась Ирида, в сященную Трою доставить им весть,
Вошла в дом Приама, застала там вопли, и горькие слёзы, из всех что их есть.
165 Дети Приама, слезами одежды, свои орошали, уже девять дней,
Все вкруг родителя двор занимая… сидели в печали семьёю своей.
Плотно сам старец закутался в плащ свой, и в изобилье его голова,
Как и согбенная шея обильно, серою пылью покрыта была.
В этой пыли он валялся от горя, этою пылью себя осыпал,
170 Царские дочери вместе с невестками, в доме скорбели, и город рыдал.
Тех вспоминая – и многих, и храбрых – которые в битвах кровавых легли,
Жизни свои погубив под руками, ужасных ахейцев, отдав что могли.
Остановилась пред старцем Приамом, посланница Зевса, склонилась над ним,
Заговорила чуть слышно, и трепет, объял, хоть он раньше был невозмутим:
175 «Сердцем дерзай Дарданид, не пугайся, и не страшись никогда ничего!
Я не со взглядом зловещим являюсь, с волей Зевеса, и от самого.
С доброю вестью пришла от него я, добрую цель он поставил себе,
Сердцем болеет, и думами занят, обеспокоен вдали о тебе.
Выкупить Гектора тело тебе он, волей своею при всех приказал,
180 Дав Ахиллесу подарки, какими, он был бы доволен и сразу бы взял.
Но отправляйся один, из троянцев, ни одного ты с собой не бери,
Вестник с тобой постарее пусть едет, повозкой пусть правит на крепкой оси.
Мулами пусть заправляет в повозке, чтобы обратно привёз мертвеца,
Туда чтоб дары он отвёз без задержек, обратно покойника… ну и тебя.
185 Смело иди и не думай о смерти, также о страхе не думай в пути,
Проводником, будет Аргоубийца, с ним без трудов можешь всюду пройти.
Он поведёт, и покуда к Пелиду… не приведёт, не оставит тебя.
А там уж не будет Ахилл твоей смертью, позорить свой род на грядущи века.
Но и другим, если кто пожелает, он умертвить тебя, просто не даст.
190 Как только дары от тебя он получит, так сразу покойного вам и отдаст.
Он не безумец, и не легкомыслен, и в нечестивцы его не вноси,
Рад он всегда пощадить тех кто молит, его о защите, и то уясни».
Это сказав удалилась Ирида, Приам приказал сыновьям запрягать,
В прочноколёсную свою повозку, и кузов на ось он велел привязать.
195 Сам же Приам в кладовую спустился, со сводом высоким, обита кругом,
Кедром отборным, и вся в украшеньях, по стенам до пола и под потолком.
Кликнул Гекубу, супругу свою он… сказал ей когда в кладовую пришли:
«Вестница Зевса ко мне приходила, он мне приказал к Ахиллесу идти.
Чтобы к ахейским пошёл кораблям я, сына там выкупил нынче уже,
200 Дав Ахиллесу подарки какими он был бы доволен, как при дележе.
Только скажи мне, какого ты мненья, об этом всём будешь, хотелось бы знать,
Я сам настроен, и дух побуждает, пойти в стан ахейцев и сына забрать.
Готов я отправиться к чёрным судам их… мне ли страшиться каких-то врагов!»
Сказал так Гекубе, и взял ручку две́ри, но прежде ослабил и сдвинул засов.
205 Сказала жена ему слёзы роняя: «Куда подевался твой разум, милок?
Которым ты славился средь чужестранцев, и в собственном царстве им славиться мог.
Как можешь ты мысленно даже, решиться, один пред судами явиться у них,
Перед глазами, убившего в битвах, сынов и троянцев немало, твоих.
Сердце его, мне сдаётся, из камня, если к нему, даже, ты и дойдёшь,
210 Тебя как увидит своими глазами, тогда понапраслину ты и поймёшь.
Не пожалеет тебя кровопийца, ужасный, злокозненный тот лиходей,
Не постыдится тебя, и останемся, плакать в чертоге, средь наших людей.
Здесь, без тебя и без сына мы будем, долю ему уж, судьба соткала,
Тогда ещё, в день тот когда я рожала, а я его первенцем ведь родила.
215 Там он лежит, не оплаканный нами, там он лежит, нами не погребён,
Могла бы я в печень Пелида вцепиться, мой сын не остался бы не отомщён.
Его ведь убил Ахиллес не как труса, он за троянцев ведь жизнь положил,
За жён полногрудых троянских погиб он, он голову и за детей их сложил.
Страха не знал никогда, и ни разу, о бегстве не вспомнил, и всё рвался в бой».
220 Старец Приам ей на это ответил: «Настала пора попрощаться с тобой.
Я всё ж пойду, и идти я желаю, и ты не пытайся меня удержать,
И в собственном доме, ты птицей зловещей, не будь… чтоб мне бе́ды ещё предрекать.
Ты всё ж меня убедить не сумеешь, а если бы был это кто-то другой,
Что б предложил, то что ты предлагаешь… он тут же наказан уже был бы мной.
225 Если бы это был жертвогадатель или же из прорицателей кто,
Ложью бы мы его речи считали, и отвернулись бы все от него.
Нынче же сам услыхал божество я, в лицо его видел, и в стан я пойду,
Чтобы не тщетным осталося слово, Зевеса Кронида, ко мне самому.
Пускай Ахиллес умертвит меня тотчас, как только мне сына удасться обнять,
230 Рыданьями сердце насытить позволив, как Зевс порешит, так тому и бывать.
Так произнесши поднял сундуков он, прекрасные крышки и вынул из них,
Двенадцать прекраснейших ценных покровов, а также и зимних накидок простых.
Двенадцать ковров он добавил к покровам, и столько ж прекрасных плащей приложил,
И столько же тонких хитонов приложил, два якрих треножника в дар уступил.
235 Золота десять талантов отвесил, четыре блестящих лохани придал,
Вынес прекрасную чашу… когда-то, ему как послу, царь во Фракии дал.
Ценность великая, чаша та знатная, но и её Дарданид не жалел,
Не пожалел, до того порывался… выкупить сына так сильно хотел.
Собравшихся жителей Трои он выгнал, из портика выгнал жестоко браня:
240 Сволочь негодная! Вон убирайтесь! Пришли, здесь стенаньями мучить меня.
Ужель не довольно вам ваших рыданий… в ваших пока защищённых домах?
Или вам мало, что столько страданий, мне послано небом на ваших глазах?
Сколько страданий послал Кронион мне, а лучшего сына, из лучших забрав,
Позволил ещё и убийце его же в свой стан уволочь за ступни привязав.
245 Лучшего сына отнять он позволил, и вам испытать это скоро дано,
После того как погиб сын мой Гектор… вас не спасёт уже здесь ничего.
Легче гораздо теперь от ахейцев, вы будете гибнуть, трусливые псы,
Прежде чем город в руинах увижу, так лучше мне в прах обращённым сойти,
Под землю в жилище Аида сойти мне, раньше чем в город войдёт лютый враг!»
250 Так он сказал и ворвался в толпу их, жезлом он их бил и носил на пинках.
От старика разъярённого люди, спешили сбежать, убежав из толпы,
Кричал сыновьям, что в толпе находились и те поспешили убраться с пути.
Он громко бранил сыновей; Деифо́ба, Париса, Полита а также Паммо́на,
Ругал Гиппофо́я и с ним Агафо́на, Ди́я с Геле́ном как и Антифо́на.
255 Их всех призывал он достаточно громко, давал приказанья ругая с тем их,
И их было много, имён не назвал он, но люди их знали, всех девятерых:
«Живо негодные дети позора, вы срамники стен крепостных и ворот,
Перед судами бы вам всем погибнуть… так не заметил того бы народ.
Там, вместо Гектора вам бы лежать всем, о я несчастный! Родил я сынов,
260 Меж всех превосходных для Трои широкой, да вот не осталося лучших бойцов.
Нет конеборца Трои́ла к несчастью, Ме́стора нет, и погиб Ликао́н,
Нету и Гектора, а ведь казалось, сыном бессмертного бога был он.
Всех их Арес погубил, а трусливые, эти ж остались, чтоб с нами рыдать,
Эти… герои в делах хороводных, они лишь умеют плясать как и лгать.
265 Воры, злодеи вы, и, расхитители, коз молодых и барашков людей,
Долго ль ещё снаряжать вам повозку, а ну шевелитесь, – давайте живей!
Всё уложите в неё, чтоб мы ехать, могли бы немедленно, – время не ждёт!»
Так говорил он, сыны испугались, а ну как батог ещё в руку возьмёт?
Вывезли быстро повозку для мулов, на прочных колёсах, к дверям кладовой,
270 Новую, дивной работы и кузов, на ней укрепили под груз дорогой.
Сняли с гвоздя и ярмо для тех мулов, – из крепкого бука, в нём к дышлу был крюк,
С концов же с загнутыми кверху крюками, сам вырос в причудливой форме тот бук.
Вынесли вместе с ярмом для запряжки, ремень, что на девять локтей был длиной,
Ярмо приспособили к гладкому дышлу, но в самом конце, как на каждой другой,
275 Кольцо за ярма крюк они зацепили, ярма обмотав шляпку несколько раз,
Потом по порядку ремнём обвязали, подсунув ремень под виток всякий раз.
Из кладовой выносить стали вещи, в повозку укладывать, чтоб увязать,
За голову Гектора выкуп несчётный, доставить… да так чтобы не растерять.
Мулов упряжных могучекопытных, привычных к тому ж, заложили в тягло,
280 Некогда в дар от мисийцев полученных, славным Приамом за дружбу его.
А под ярмо для царя Дарданида, резвых и быстрых коней подвели,
Они у яслей, у красиво отёсанных на ячмене́ и овсе возросли.
Тщательно выкормил царь для себя их, сеном добротным кормил и холил,
Сам за запряжкой, коней как и мулов, очень внимательно в тот раз следил.
285 Царь и глашатай, в умах своих планы, разумные строили – в путь, в стан врага!
Когда с опечаленным сердцем Гекуба, к ним, незаметно для них подошла.
В правой руке своей чашу держала, она золотую, с рельефным венцом.
Чтобы они отправлялись в дорогу свершив возлияние сладким вином.
Пред колесницею остановилась, царя позвала и сказала ему:
290 «На, возлияние сделай Зевесу, да не забудь и молитву свою.
Чтоб от врагов ты домой воротился, раз уж тебя гонит дух твой туда,
Как я ни против того, побуждает, во вражие логово, гонит тебя.
Но помолись перед тем собирателю, чёрных густых, грозовых облаков,
Зевсу, который на землю троянскую, с Иды взирает, на нас и врагов.
295 Птицу проси, быстролётного вестника, силой своею, как знак нам послать,
Первую в птицах, которую сам он, больше всех любит, чтоб нас поддержать.
С правой проси стороны чтобы птицу ту, мы увидали, – нам в том добрый знак,
Чтоб к кораблям ты отправился с верой, без знака такого нельзя нам никак.
Если ж Кронид сам, широко гремящий, посланца тебе не захочет придать,
300 Всем сердцем тебя дорогой убеждаю – не стоит с затеей такой рисковать.
В стан не ходи к аргивянам, хотя бы и очень желал ты, там ждёт нас беда!»
Сходный с богами, Приам отвечал ей: «В этом конечно ты вижу права.
Этот наказ твой, с большою охотой, исполню, и буду в том настороже,
И руки к Зевесу бы перед дорогой, воздевши, полезно молиться бы мне».
305 Так ей ответил старик и служанке он, дал приказанье воды принести,
На руки лить ему чистую воду ту, чтоб для молитвы те были чисты.
Служанка явилась неся к умыванью, обычный таз медный, с водою кувшин…
И как только руки он вымыл, так принял, Гекубою поданый кубок для вин.
Стал посредине двора, возлиянье, свершил весьма щедро отменным вином,
310 В небо широкое глядя молился, и громкое слово промолвил о нём:
«Зевс, наш родитель, на Иде царящий, преславный великий, в своих всех делах,
Дай мне угодным явиться к Пелиду, и возбуждающим жалость в глазах.
Птицу пошли, быстролётного вестника, силой своею, тебе ж не за труд,
Первую в птицах, которую сам ты… всех более любишь, её все здесь ждут.
315 С правой пошли стороны, чтоб увидевши, каждый своими глазами из нас,
С верой отправился в путь в стан ахейцев, не усомнившись на толику в вас!»
Так говорил он молясь, его слышал, Зевс промыслитель и мыслей и дел,
Тут же орёл был им послан, к троянцам, чтобы его каждый справа узрел.
Хищником темноперистым зовётся, ещё он «пятнистым» у них наречён,
320 Он безобманная птица, из самых, и символ геройства в сказаниях он.
Тех же размеров, которых в покоях высоких бывает, входная их дверь,
Каждое было крыло тех размеров, огромной той птицы, что редкость, поверь.
Справа над Троей пронёсся орёл тот, его увидав, они в радость пришли,
В груди взвеселилось у каждого сердце, знамение доброе, – можно идти.
325 Старец Приам, быстро встал в колесницу, и портиком гулким погнал чрез врата,
Коней быстроногих, им стойло обрыдло, хотелось в просторы, и шли без кнута.
Мулы пошли, потащили повозку, и груз на ней ценный, и крепки ося,
Ими разумный Идей управляет, надёжного выбрал Приам старика.
Кони которых Приам престарелый, в свою колесницу велел заложить,
330 Мелкой трусцою бегут через город, а следом Иней на повозке спешит.
Друзья провожали Приама печалясь, как будто на смерть он поехал свою,
Из города вышли, сошли на равнину, а дальше Приаму идти одному.
Царские все сыновья и зятья его, все воротились, зашли за врата,
В Трою родную, но те не укрылись, от Зевсова глаза, он зорок всегда.
335 В поле он их увидал, и исполнился, жалости к старцу, и помнил зарок,
К милому сыну Гермесу, с заданием, он обратился, и просьбу изрёк:
«Более прочих, Гермес, и привык ты, более всех любишь, смертным внимать,
И спутником смертных в любую погоду, и днём как и ночью, желаешь бывать.
Встань и иди, и к судам мореходным, к ахейским у моря, Приама веди,
340 Чтобы никто не заметил, не видел, тайною тропкой его проводи.
Чтобы не видел никто из ахейцев, пока ты его к Ахиллесу ведёшь.
Ты знаешь все тропки, обозы водил ты, и выход из сложностей легче найдёшь».
Только сказал он, так Аргоубийца, златые подошвы к ступням привязал,
Тотчас в руках его и оказались, как-будто он слов тех давно ожидал.
345 Его с дуновением ветра повсюду, носили подошвы чудесные те,
И над землей беспредельно носили, и над водою, несли налегке.
Жезл с собой захватил он которым, глаза усыпляет, простым смертным он,
Если захочет, других же, заснувших, от сна пробуждает, когда есть резон.
Аргоубийца могучий с жезлом тем, с Олимпа понёсся и мигом достиг,
350 Брегов Геллеспонта, за ними равнины, широкой троянской, и лик принял в миг,
Царевича юного принял он образ, с первым и редким пушком на губах,
Прелестнейший юности возраст конечно, и с располагающим светом в глазах.
Приам и Идей миновали могилу, высокую, Ила, у брега реки,
Мулов, коней, они там удержали, чтоб напоить их, дав чистой воды.
355 Уж сумрак вечерний на землю спустился, когда вдруг глашатай Гермеса узрел,
Как только заметил, Приаму он молвил, шепотом всё ж упредить он успел:
«Остерегись Дарданид! Ради дела, оно осторожности требует всё ж,
Я человека увидел, кто знает, а вдруг за спиною на нас прячет нож?
Прочь ли, скорей на конях нам умчаться, или пред ним на колени упасть,
360 Обнять их, моля и прося о пощаде, ох как не хочется мне здесь пропасть!»
Идей так сказал, и смутился старик, и с тем испугался ужасно,
Волосы дыбом немедленно встали, и стало ему вдруг так страшно.
В сгорбленном старческом теле мгновенно, господствовать стал жуткий страх.
Оцепеневши стоял он качаясь, на ватными ставших, ногах.
365 К нему подошёл Благодавец и молвил: «Далёко ли держите путь вы в ночи?
Куда вы погнали коней ваших, мулов, тёмною ночью, спешите ли вы?
И неужель не боитесь отважных и дышащих силой ахейских бойцов,
Близко от вас находящихся станом, горящих большою враждой к вам, врагов?
Если б тебя кто увидел как тёмною, ночью сокровища эти везёшь,
370 Что б ты почувствовал в сердце несчастный, ужели грабителей ты отобьёшь?
Сам ты не молод и старец такой же, тебя провожает, в опасном пути,
Как же вы справитесь с первым, кто вас, пожелает, ограбить, ущерб нанести.
Я же плохого не сделаю старец, и не намерен я зла причинить,
А ты на отца моего ведь походишь, охотно возьмусь, от других защитить».
375 Старец Приам боговидный на это, ответил Гермесу с волненьем в душе:
«Всё так и есть, моё дитятко милое, как говоришь ты, я верю тебе.
Кто-то однакоко простёр свою руку из вечных бессмертных богов надо мной,
Если подобному дал он попутчику в этой глуши повстречаться со мной.
В добрый, ниспослан он час мне, и видом, прекрасен, и ростом могуч,
380 С разумом мудрым и правильным словом, с таким не опасно идти краем круч!»
Аргоубийца вожатый, на это, ответил Приаму, на вывод его:
«Так оно, старец! Разумно вещаешь, и справедливо реченье твоё.
Только скажи мне, скажи откровенно: что вы затеяли, что за поход,
Столько сокровищ богатых, кто на ночь, и без охраны куда-то везёт?
385 В страны ль чужие везёшь их спасая, дабы сберечь их там от грабежа,
Или же вы, Илион ваш священный, готовы покинуть, спасая себя?
Страхом объятые замерли люди: и кто там жизнь отдал из ваших бойцов?
Сын ли твой был это… он ли в сражениях, гнал неприятелей до их судов?»
Старец Приам боговидный, вопросом, ответил на это Гермеса спросив:
390 «Кто же ты сам, уж ты больно занятен, к нам интерес свой большой проявив?
Как хорошо говоришь ты о сыне, моём злополучном, несчастном моём!»
Аргоубийца Приаму ответил, да так будто знал он, об этом о всём:
«Вижу старик, ты о Гекторе хочешь, меня расспросить, ну так что ж, я скажу:
Часто своими глазами я в схватках, видел, бывало, хоть не был в бою.
395 Нам Ахиллес запрещал брать оружие, он на Атрида был в ярости, зол,
Видел я Гектора в день как к судам он, согнал аргивян, и на штурм их пошёл.
Как сокрушал аргивян острой медью, как он мечом их своим избивал,
Мы стоя вдали удивлялись, как Гектор, противников перед собой поражал!
Я ахиллесов товарищ, из Фтии, в одном с ним сюда, я приплыл корабле,
400 Родом и я мирмидонец, отец мой, зовётся Поли́ктор, сродни он тебе.
Как ты он старик, и как ты он богатый, и голос такой же как и у тебя,
Шесть сыновей его дома остались, седьмой же под Трою пошёл – это я!
Чтобы идти с Ахиллесом, меж братьев, брошен был жребий, достался он мне,
Нынче сюда от судов я пришёл – хотелось побыть одному на заре.
405 Боем с зарею пойдут быстроглазые, штурмом, ахейцы на город пойдут,
Уже засиделись и все негодуют, без дела уж места себе не найдут.
Рвутся на бой, и цари аргивянские, их уж не в силах давно, удержать».
Старец Приам боговидный решился, о Гекторе всё ж кое-что разузнать:
« Если ты впрямь Ахиллеса товарищ, Пелеева сына, то я попрошу,
410 Я умоляю, скажи ты мне правду, может напрасно к нему я иду, –
Всё ли ещё пред судами находится, сын мой покойный иль бросил его,
Псам на съеденье Ахилл быстроногий, как многих уже он бросал до того».
Аргоубийца вожатый, Приама, заверил ответом, который он ждал:
«Старец, ни псы ещё тела не рвали, ни клюв какой птицы его не клевал.
415 Близ корабля Ахиллеса лежит он, он перед ставкой, пока что лежит,
Не изменившись нисколько, а день уж, двенадцатый день уж, с утра предстоит.
Мёртвый, но тело его не гниёт всё ж, жадные черви его не едят,
Как прочих, погибших в жестоких сраженьях, хоть после боя не долго лежат.
Правда, как только заря загориться, и солнца лучи, осветят всё вокруг,
420 Безжалостно Гектора тела Ахилл сам, волочит могилы товарища вкруг.
Но невредим он лежит, изумился б, сам ты увидев, насколько он свеж,
Нет крови на коже, росою омытый, сегодня такой, как и был он допреж.
Закрылись все раны на теле, от меди, что получил он хоть мёртвым уж был,
И грязи, на нём не увидишь, как будто, кто-то незримой рукою омыл.
425 Видишь, о сыне твоём как болеют, блаженные боги, и мёртвый он им,
Нужен, и очень, весьма уважаем, и от души ими каждым любим!»
Так говорил он, и это приятно, от новости этой и радость взяла,
Шедшего в стан Ахиллеса с надеждой, судьбу испытуя отца старика.
Сказал он Гермесу: «Благое всё ж дело, жертвы бессмертным богам приносить,
430 О них постоянно сын помнил в чертоге, и чтоб соответственно их не забыть.
А потому и о нём они вспомнили, даже по смерти, чем я удивлён,
Вот что однако, прими этот кубок, в знак благодарности, так я польщён.
И охраняя меня под защитой, бессмертных богов, я прошу, проводи,
Чтобы я мог до пелидовой ставки, с дарами к нему невредимым пройти».
435 Аргоубийца вожатый Приаму очень серьёзно на это сказал:
Юность мою искушаешь старик, старанья напрасны, я их осознал.
Хочешь чтоб принял твои за спиною, Пелида дары, но того я стыжусь,
Всею душой, и боюсь Ахиллеса, я тем обокрасть, и на то не решусь.
Как бы со мною, позднее за это, беды не случилось… какой где-нибудь,
440 Проводником… до Арго́са хоть… дальнего, я тебе буду, уверен в том будь.
На корабле и пешком со старанием, рад очень буду тебя провожать,
И вряд ли с презрением кто, с провожатым, таким бы сразился, могу утверждать».
Так отвечал покровитель скитальцев, бог покровитель торговцев, воров,
В руки проворно схватил бич и вожжи, встав в колесницу, был в путь уж готов.
445 Коням он и мулам, вдохнул резву силу… да необычную, и лёгкость ног.
Скоро во тьме и окопа достигли, стены корабельной, так мог только бог.
Там незадолго ахейская стража, трудилась над ужином, сытный он был,
Сон благодетельный Аргоубийца, когда приближался, на стражу излил.
Он отодвинул засовы дубовые, следом за этим открыл ворота́,
450 Ввёз он Приама вовнутрь и следом, повозку с дарами, а стража спала.
Вскоре достигли они ахиллесовой, ставки высокой, пред сотней судов
Ставку построили ту мирмидонцы, царю, нарубивши еловых стволов.
Крышей венчалися стены еловые, там перекладины, да сволочки́,
Нежно-пушистый тростник уже сверху… в густой перехлёст уложили они.
455 Около ставки, широкий владыке, устроили и обустроили двор,
Огородив частоколом высоким и запирались врата на запор.
Крепкий засов был, еловый огромный, трое с трудом выдвигали его,
Столько ж с огромным трудом задвигали, а прочие все, не сломали б его.
Сам Ахиллес без труда его двигал, только в том стражу, он не подменял,
460 Эти ворота Гермес благодавец, открыл перед старцем, и рядом с ним встал.
Въехал во двор на его колеснице, вернулся к повозке, взял мулов в узде,
Славные ввёз он дары Ахиллесу, Приаму затем сообщил о себе:
«Бог я бессмертный, о старец наивный, к тебе снизошедший с Олимпа Гермес,
Я проводить тебя, послан отцом был, чтоб ты без казусов был быстро здесь.
465 Ну, а теперь возвращаюсь обратно, и Ахиллесу я не покажусь,
Было б такое совсем непристойно, а чтобы ты понял, тебе объяснюсь:
Мне как бессмертному и без нужды всякой, так по-приятельски, смертных встречать,
Да, непристойно, к тому же от дел мне, всё же не следует их отвлекать.
Ты же войдя, охвати Ахиллесу, колени руками, и ради отца,
470 Матери пышноволосой и сына, его умоляй, чтоб услышал тебя.
Ты же словами затронь его сердце, душу его постарайся взволнуй,
Ты перед дверью, и цель свою знаешь, и путь к ней известен, теперь не пасуй».
Дав наставленье Гермес удалился, Приам с колесницы на землю сошёл,
Идею на месте велел оставаться, чтоб мулов, коней он стерёг и пошёл.
475 Сам он направился к дому Ахилла, где милый богам находился тогда,
Сидящим его увидал он поодаль, товарищей рядом с ним, – дел суета.
Автомедонт благородный с Алкимом Аресова отрасль, род силачей,
Возле него суетились, возились, ужин закончен, и был без гостей.
Пелид и поел и попил уж досыта, и убран в сторонку пустой стол стоял,
480 В ставку великий Приам незаметно, вошедши, приблизился, и пред ним пал.
Обнял колени Пелида, и руки, сыноубийцы он стал целовать,
Кровью большой обагрённые руки, страшные… что могут лишь убивать.
Так же как если кто вдруг в ослепленьи, и в буйстве тяжёлом кого-то убьёт,
В родной стороне, а в чужую сбежавши, в богатый дворец вдруг нежданно придёт.
485 Он в изумленье ввергает семейство, своим появлением, будто удав,
Так изумился Пелид, боговидного, старца вошедшего, лишь увидав.
Так изумилися все, друг на друга, смотрели, пытаяся гостя понять,
Он же моля Ахиллеса пытался, словами трагизм души передать:
«Вспомни, подобный богам об отце своём, вспомнив о нём, посмотри на меня,
490 Он на пороге у старости скорбной, и немощен нынче он, так же как я.
Может быть в этот же час все соседи, его окружившие, войском теснят,
Спасти его некому в этом несчастье, но тем не менее он будет рад.
Будет по крайней он мере и счастлив, лишь только зная что жив ты ещё,
Радуясь этому сердцем, надеждой, будет исполнен за чадо своё.
495 Будет в надежде что милого сына, пришедшего встретит от Трои домой,
А я ж бесконечно несчастным останусь, и это свершилось уже надо мной.
Сынов народил превосходных я в Трое, немало их было, а все пятьдесят,
Да, до нашествия войска ахейцев, да девять осталось и к смерти спешат.
И девятнадцать из них – от одной, материнской утробы, на свет рождены,
500 Жены другие же всех остальных мне, на свет народили, и все уж мертвы.
Многим закрыл ясны очи свирепый, Арес кровожадный, но тем он не сыт,
А Трои защитник единственный кстати, недавно тобою в сраженьи убит.
И пал он отчизну свою защищая… ради него к кораблям прихожу,
Выкупить тело его я желаю, ради того пред тобою стою.
505 Неисчислимый привёз тебе выкуп, жалость Пелид надо мною яви,
И уваженье к бессмертным Олимпа, ты добротою своей, прояви.
Вспомни отца своего престарелого! Жалости ль я не достоин как он,
Делаю то, на что смертный обычный, и не решился б, бедой я сражён.
Руки убийцы моих сыновей, я к губам прижимаю, а сердце кипит».
510 Плакать тогда об отце захотелось, Пелееву сыну, слеза уж блестит.
К ногам Ахиллеса припавши царь Трои, за старшего сына просил своего,
За руку взяв старика отодвинул тот, тихо, легонько в сторонку его,
Плакал о сыне Приам, о божественном, Гекторе воине, сыне родном,
Плакал Пелид об отце своём стареньком, и о Патрокле, о друге своём.
515 Стоны обоих и плач разносились, по дому всему, и за стены его,
После того как слезами упился, Пелид богоравный, желанье ушло,
Желание плакать его отступило, и сердце его обрело вновь покой.
С кресла решительно встал, и за руку он, поднял Приама, легко над землёй.
Он посадил его в кресло большое, которое больше похоже на трон,
520 Тронутый белой его бородою, и головою седой его, он,
Молвил ему, обратившись словами, и дух свой смягчивши Приаму сказал:
«О злополучный, ты много изведал, и горестей сердцем ты много познал.
Как ты решился, один близ ахейских, судов появиться, где смелости взял,
Перед глазами того появиться, кто в битвах немало бойцов убивал?
525 В битвах убил и сынов твоих храбрых, сердце твоё из железа поди,
Но как бы ни было грустно обоим, ты успокойся и здесь посиди.
Горести наши оставим покоиться, скрытыми в сердце, ведь мы ничему,
Не сможем помочь и неистовым плачем, хоть выплачем все до последней слезу.
Боги такую уж долю назначили, смертным несчастным, – нам не изменить.
530 Нам остаётся во всех этих горестях, нашу несчастную жизнь проводить.
Сами они, беспечальны конечно, наши же судьбы с рожденья вершат.
Глиняных есть два кувшина в Зевеса, доме высоком, у входа стоят.
Полны даров, но в одном все счастливые, а во втором несчастливые все,
Смертный, кому их смешавши даст Зевес, попеременно почувствует те,
535 Горе и радость почувствует в жизни, тот же кому только беды даст он,
Тот поношения терпит и голод, и всеми отвержен, во всём посрамлён.
Он ни людьми, ни богами не чтимый, и бродит повсюду, не нужный никем.
Вот и с Пелеем, дарами осыпан, он с юности самой, и счастлив был тем,
Он был владыкою всех мирмидонцев, в жёны богиню себе получил,
540 Счастлив был в годы свои молодые, а в старости бог и беды приложил.
В доме своём не имеет потомков, кто был бы наследником царства его,
Сын у него лишь один краткожизненный… а больше по сути и нет никого.
Старости нынче его нет покою, я ведь далёк от отчизны своей,
Здесь я сижу, и тебя огорчаю, и огорчаю твоих сыновей.
545 Также и ты, как я слышал, когда-то, во всём благоденствовал прежде, везде,
Сколько там к северу Лесбос вмещает, обитель Макара, вся в той стороне,
Весь Геллеспонт беспредельный, а также, и Фри́гия вся, и долины её,
Окре́ст их, повсюду, блистал ты богатством, сынами своими, но вот божество,
Не знаю за что, навело всё же беды, и небожители ж все на тебя,
550 За что-то прогневались, сам может вспомнишь, в чём, отчего на тебя вся беда.
Вечно вокруг Илиона сраженья, кровопролития, тяжбы, делёж,
А отчего, почему, в чём причина, может быть сам ты что в этом поймёшь?
Но овладей же собою и скорбью, сам без конца ты себя не круши,
Пользы не много тебе от печали, по сыне убитом, уж это пойми.
555 Мёртвый не встанет, скорей тебя новое, горе постигнет, уже на заре».
Старец Приам, боговидный на это, ответил Пелиду, но больше себе:
«Нет, я не сяду, любимец Зевеса, покудова Гектор здесь в ставке лежит,
Не погребённый, ты ж выдай скорее, увидеть хочу, сердце, жуть как болит.
Сам же ты выкуп прими привезённый… и пусть, на радость он будет тебе,
560 Он, как вернёшься к себе ты в отчизну, за то что меня пощадил на войне.
Жизнь мне оставил, и видеть позволил, сияние солнца ты видеть мне дал».
Грозно взглянув на Приама, с досадой и резко, Ахилл быстроногий, сказал:
«Не раздражай меня старче, поскольку, Гектора выдать решил я тебе,
От Зевса же вестницей, вот же, намедни, матерь моя приходила ко мне.
565 Дочь она, старца морского… ты знаешь, да ты, и слышал наверно ж о нём,
Но и тебя ведь Приам как я знаю, и это не скроешь, обманным словцом.
Ведь и тебя к кораблям нашим кто-то, из олимпийских бессмертных провёл,
Ибо никто б из людей не посмел бы, тебя провести, нет, никто б не пошёл.
Юноша пылкий, и тот в стан ахейский, любой их всех смертных не смел бы войти,
570 От стражи он скрыться не смог бы, поверь мне: да и засов сдвинуть, сил где найти?
Будет тебе ещё больше страданий, вздумаешь коли мне дух волновать,
Как бы тебе, хоть ты просишь защиты, здесь же обратного не испытать.
Как бы тебе я, нарушивши воли, Зевса, в пощаде бы не отказал».
Послушал приказа старик испугавшись, как только Ахилл своё слово сказал.
575 Сын же Пелеев из ставки, наружу, как лев устремился, но не один,
За ним поспешили товарищи, оба, момент напряжённый и не предрешим.
Автомедонт благородный с Алкимом, которых сам после Патрокла Ахилл,
Убитого Гектором, в битве недавно, да и, при живом, наиболее чтил.
Быстро они от ярма отвязали, коней как и мулов, и в стойло ввели,
580 Вестника старца Приама в ахиллову, ставку затем за собой привели.
В кресло его усадили, с повозки ж, сгрузили весь выкуп и в ставку внесли,
Неисчислимую плату за Гектора… что вестник с Приамом с собой привезли.
Две лишь оставили мантии с тонким, вытканным, очень умелой рукой,
Хитоном, но с тем чтобы тело, одетым, Гектора в них отпустить им домой.
585 К Пелиду позвали рабынь, он велел им, Гектора труп аккуратно обмыть,
Прочь отнеся, чтоб Приам не увидел, чтоб любопытства в нём не разбудить.
Он опасался, чтоб гневом не вспыхнул, отец огорчённый, увидев его,
И сам он внезапно в ответ не вскипел бы, и не убил бы его самого.
Тем приказанье нарушил бы Зевса, этого он мог уже не простить,
590 Тело обмыли рабыни и маслом, они не забыли его умаслить.
Гектора в новый одели хитон они, мантией траурной не позабыв,
Сверху накрыли, подняв Ахиллес сам, отнёс на носилки его положив.
Вместе с друзьями потом на повозку, в носилках поставил, и их закрепил,
После того зарыдал и в стенаниях, другу сквозь слёзы свои говорил:
595 «Не обижайся Патрокл, и даже коль, в доме Аида проведаешь ты,
Что многосветлого Гектора тело, я отдал отцу, за большие дары.
Он заплатил мне большими дарами, долю достойную, я и тебе,
Выделю в жертву из них, и немало… столько же сколько оставлю себе».
В ставку свою Ахиллес многосветлый, вернулся обратно, и в кресло своё,
600 Сел, из которого встал перед этим, ма́стерской было работы оно.
Напротив Приама стояло то кресло, как ставку отстроили, так у стены,
Стоит, как Ахилл сам велел его ставить… для трапез к нему придвигают столы.
Промолвил Приаму: «Твой сын отошедший, тебе возвращён, как велел ты, Приам,
Его на заре ты увидишь в повозке, когда повезёшь его в город, а нам.
605 Теперь бы об ужине вспомнить бы время, ведь пищи Нио́ба забыть не могла,
Та у которой, двенадцать детишек, нашли себе смерть, у её очага.
Шесть дочерей и её шесть сыночков, цветущих годами, враз все полегли,
Юношей всех перебил сребролукий, погибли все от, Аполлона руки.
Злобу питая к Нио́бе всех девушек… всех Артемида, убила сама,
610 Мать их с румяноланитной сравниться, с Лето пожелала равняться тогда:
Та говорила, двоих родила лишь, сама ж она многих, на свет родила,
Эти однако, хоть двое их было, но всех перебили, оставив тела.
Трупы кровавые долго валялись, девять, как слышал валялися дней,
Их хоронить, просто некому было, там камни вокруг были вместо людей.
615 Их, на десятый лишь день хоронили, народ было, в камни, Зевес превратил,
Вспомнила всё ж и Ниоба о пище, как плакать устала, и не было сил.
Нынче же где-то средь скал, на горах, пустынных, холодной Сипи́лы,
Где говорят, что находят приют, и бывают ночами, богини,
И нимфы, которые часто там вдоль… брегов ахелоевых пляшут,
620 Там, хоть уж камень сама, но скорбит… богоданною скорбью, не нашей.
Значит божественный старец и нам бы, с тобою о пище подумать пора,
Сына ты можешь оплакать и позже, в Трою привезши его навсегда.
Он для тебя, многослёзнейшим будет, Гектор твоею ведь гордостью был».
Так он сказал, поднялся́, удалился, Алким там на двор уж овцу притащил.
625 Сам заколол он её, а товарищи, шкуру с неё ободрали, и всю,
Как подобает, разделали тушу, нарезав куски, чтоб дав меру огню,
Все вертелами куски те проткнули, жарили их осторожным огнём,
С ве́ртелов сняли, сложили их в чаши, и высились кучами те над столом.
Автомедонт же красивые, с хлебом, корзины затем по столу разносил,
630 Сам Ахиллес разделил тут же мясо, он мясо сидевшим в тарелки ложил.
Руки к поставленным явствам готовым… все протянули в тот трапезы час,
Питьём и едой утолили желанье, и с тем проявилась сонливость их глаз.
Долго Приам удивлялся Ахиллу, – как он велик и прекрасен, богам,
Казался подобным, и так Ахиллес ведь, Приаму равно изумлялся в том сам.
635 Глядя на образ друг друга, и слушая, речи друг друга, хотя и враги,
Беседою медленною наслаждались, взирая один на другого они.
Первым сказал гость, старик боговидный, царь Илионский владыка Приам:
«Питомец Зевеса, пусти нас к постели, позволь уж к Морфею в объятия нам.
Сладостным сном нам позволь насладиться, улегшись в постели, давно уж, поверь,
640 Ни на мгновение сном не смыкалися, веки мои, от тяжёлых потерь.
А с самого дня, как свой дух погубил, под твоими руками, и Гектор, сын мой,
Всё время стенал, и несчётные скорби, терпел я все дни, с чего был сам не свой.
С горя в ограде двора по навозу, и пы́ли валяясь, белугой ревел,
Только сейчас я вином насытился, и пищи вкусив, я досы́та поел.
645 Все эти дни, не касались питья мы, и эти дни ничего, мы не ели».
Тотчас приказ дал Пелид как товарищам, так и рабыням: готовить постели!
Постели в сенях он поставить велел им, чтоб ложе устроить коврами покрыть,
Два одеяла пушистых постлать им, чтобы себя могли ими укрыть.
Пурпурных новых подушек нести им, красивых, в постели для них положить.
650 С факелом ярким в руках поспешили, рабыни из дома, приказ был: спешить.
Две постелили проворно постели, в указанном месте, подальше от глаз,
И обратился к Приаму шутливо, Ахилл быстроногий толкуя приказ:
«Ляжешь снаружи, куда меньше смотрят, чтобы из тех кто ко мне и придут,
Что постоянно сюда совещаться, в ставку приходят, и просто быть тут.
655 Обычай таков, и не нами вводился, но чтоб не видел тебя из них кто,
Ведь если тебя в моей ставке увидят… то будет уже это, не хорошо.
Тотчас дойдёт всё до Агамемнона, сам же увидевший и сообщит,
Тогда уже с выдачей тела, задержка, может случиться, капризен Атрид.
И заодно ты скажи мне примерно, но откровенно вполне, мне скажи:
660 Сколько ты дней, хоронить будешь сына, чтобы мне знать, как себя-то вести?
Столько я дней от боёв удержуся, и всех ахейцев с собой удержу».
Старец Приам боговидный на это, ответил Пелиду: «На это скажу,
Коль ты не против, чтоб мог погребение, сына свершить я, как и надлежит,
Радость великую мне ты доставишь, сделавши так, как обычай велит.
665 В городе заперты мы, как ты знаешь, троянцы напуганы, слава твоя,
Для погребенья ж, дрова нам потребны, и их мы подвозим всё издалека.
Девять бы дней нам оплакивать Гектора, в доме его уже, в доме жены,
Похоронить на десятый бы надо, и пир поминальный устроить должны.
После поминок, на утро, насыплем, над мёртвым могилу, обычай един,
670 В день же двенадцатый станем сражаться, если так нужно, и мир нетерпим».
Снова Ахилл быстроногий ответил, на пожеланье Приама сказал:
«Сделано будет и это, о старец, как ты желаешь, считай обещал.
Бой прекращаю на столько я времени, сколько ты просишь, как нужно тебе».
В знак заверенья пожал праву руку, выше кисти, как поклялся себе.
675 Чтобы старик ничего не боялся, чтобы на слово он верил ему,
Спать улеглись гости оба в притворе, пелидова дома, в сокрытом углу.
Царь и глашатай в уме своём строя, разумные планы, на утро и день,
Сам Ахиллес почивал в своей ставке, и с ним Брисеида, его дева-звень.
Прочие боги Олимпа и люди, под тёмным огромным покровом ночным,
680 Спали всю ночь напролёт побеждённые, сном благодатным, и каждый своим.
Лишь одного одолеть был не в силах, торгов благодавца Гермеса,
Тот думал всё в духе своём, как бы лучше, Приама блюсти интересы.
Через ворота провесть незаметно, для стражи могучей Пелида,
Стал над его головою и речью, решил разбудить Дарданида:
685 «Всё ещё спишь ты, старик пощажённый, Пелеевым сыном, тепло,
Между враждебных людей, не заботясь, о бедах возможных ещё.
Много ты отдал Пелиду, чтоб выкупить, мёртвого сына, услышь,
Ведь за тебя, за живого, тройную, отдали бы цену, а спишь.
Ту це́ну отдали бы дети погибших, отдал бы и Агамемнон,
690 И остальные ахейцы б отдали, так был бы вопрос твой решён».
Как он лишь сказал то, старик испугался и вестника тут разбудил,
Гермес уж коней запрягал им и мулов, и очень при этом спешил.
Сам их прогнал через стан мирмидонцев, да так, что никто не видал,
Но когда брода пучинного Ксанфа, удачно достигли, так сразу пропал.
695 Путников бросил Гермес, на великий, Олимп удалился, пришёл час его,
В платье шафранном Заря простиралась, над всею землей и в эфир высоко.
К городу гнал он коней со стенаньем, рыданьем и плачем вовсю голося,
А старый глашатай вослед им гнал мулов, они-то как раз и везли мертвеца.
Их не увидел никто из мужчин всех, и не увидел никто их из жён,
700 Славных прекрасными их поясами, в сон был ещё погружён Илион.
Их не увидели прежде Кассандры, сходной красой с Афродитой самой,
Рано Кассандра взошла на Пергам, и отца увидала, за мощной стеной.
На колеснице, и с ним громогласного, вестника Трои, Идея бойца,
И увидала в повозке за мулами, траурну мантию, знак мертвеца.
705 Страшная мысль пришла ей тут в голову, – Гектора труп, – догадалась она.
И завопила на весь она город: «Троянцы! Троянки! Бегите сюда!
Бегите сюда чтобы Гектора видеть, вы ведь с восторгом встречали его,
Живого встречали его после битвы, он радостью был для народа всего!»
Так она громко с Пергама кричала, и вдруг по домам не осталось души,
710 В Трое широкой, печаль несдержима всех охватила – к воротам пришли.
Тело везущего, старого вестника, возле ворот окружила толпа,
Всех впереди шла почтенная матерь… а рядом, при ней молодая жена.
Волосы рвали, бросались к повозке, голову Гектора трогали все,
Плакал народ заливаясь слезами, так день начинался, с беды на заре.
715 До ночи день напролёт бы проплакали, а ведь ещё не отчётлива тень,
Перед воротами остановились, у трупа в повозке, стояли б весь день.
Если б старик со своей колесницы, народу свой голос бы не подавал:
«Дайте дорогу, чтоб мог я на мулах, проехать до дома, и тут не застрял!
Потом же, вы плачем насытитесь, вдоволь, как мёртвого в дом свой я перенесу».
720 Так он сказал. Расступилися люди, открыли дорогу чтоб ехать ему.
К славному дому Приама привезши, на ложе сверлённом, положив его,
Певцов, зачинателей плача призвали, и посадили их возле него.
С грустным стенанием песни запели, текстов немало, был выбор большим,
Песни плачевные дружно запели, жены им вторили стоном своим.
725 После того уже и Андромаха, плач белокурая, свой начала.
Голову Гектора, мужеубийцы, обнявши руками, сказала она:
«Молод из жизни ушёл ты родной мой, муж дорогой мой, единственный мой!
Меня в нашем доме навек покидаешь, меня безутешной оставил вдовой.
Мал ещё сын наш, всего-то младенец, нами злосчастными бедный рождён,
730 Тобою и мною, и вряд ли достигнет, юности пышной, он не защищён!
Прежде наш город весь будет разрушен, погиб ты, защитник, хранитель его,
Трои самой, и супруг всех почтенных, детей несмышлённых, народа всего!
Быстро отсюда их всех в быстролётных, всех увезут их в чужих кораблях,
С ними со всеми меня увезут ведь, и сам ты о сын мой, на этих судах.
735 Следом пойдёшь, чтобы там неподобную, делать работу и быть за раба,
Для господина стараясь свирепого, попросту вкалывать там на врага.
Либо ахеец, возьмёт тебя за руки, выбросит с башни, – ужасная смерть!
В гневе за брата, отца или сына, что Гектор убил в этом вся круговерть.
Ибо не мало ахейцев погибло, под пикой его ведь не мало легло,
740 Не мало глодало широкую землю, иначе в бою ведь и быть не могло.
Сердцем не мягок твой славный родитель, был он, в погибельных страшных боях,
Вот почему так о нём всё горюет, народ в Илионе, и в горьких слезах.
Плач несказанный, и горе родителям, милым принёс дорогой Гектор мой,
Но мне, наиболее жёсткие скорби, доставил, однако пока что одной.
745 Не протянул ты руки мне любимый, со смертного ложа мой друг, своего,
Слова заветного мне не сказал ты, чтобы мне помнилось вечно оно.
Чтобы его вспоминала я ночью, чтобы его вспоминала я днём,
Горькими я обливаясь слезами, знала б и помнила годы о нём!»
Так Андромаха рыдая сказала, жены стенали за ней в унисон,
750 Громко затем начала между жёнами, плач свой Гекуба, ей сын ведь был он:
«Гектор, из всех наиболее мною, любимый, холимый как первенец мой,
Мил у меня был при жизни бессмертным, богам олимпийским как-будто родной.
И по кончине твоей за тебя они, сердцем болеют, и страждут душой,
Многих других сыновей у меня, Ахиллес быстроногий, увёл в плен с собой.
755 В плен захвативши живьём далеко их, он за бесплодное море прода́л,
Про́дал на Са́мос, на И́мброс, на Ле́мнос, туманом окутанных, из мшистых скал.
Тебя ж одолевши и душу исторгнув… он вкруг могилы Патрокла влачил,
Того что из рук твоих принял погибель, да только его он тем не воскресил.
Но всё ж у меня как росой ты умытый, покоишься в доме в котором рождён,
760 Свежий, подобно тому что стрелою, нежною Феба был вдруг умерщвлён.
Будто бы он, подошедши внезапно, нежной своею стрелой умертвил».
Так говорила рыдая Гекуба, и плач этот стоил огромных ей сил.
Третьей, Елена, меж жёнами горестный, плач свой надрывный уже начала:
«Гектор, меж деверей, всех наиболее, мною любимый, и будешь всегда.
765 Мне Александр, привезший под Трою, меня от семьи и от мужа с собой,
Теперь боговидный супруг наречённый, но вот защитима, была я тобой.
Ах, почему, почему не погибла я, раньше, и мало ли там отчего,
Нынче двадцатый уж год протекает, здесь для меня, от побега того.
Двадцать уж лет, как я здесь в Илионе, как я покинула край мой родной,
770 Но от тебя не слыхала я злого, обидного слова, иль выпад какой.
Даже когда и другой кто меня здесь, из всех домашних когда укорял,
Деверь с золовкой, невестка с свекровкой – ты лишь меня здесь всегда, защищал.
Что же до свёкра, отца Александра, так он всегда только ласков со мной,
А прочих удерживал ты от нападок, и словом ты их убеждал и рукой.
775 Мягким своим обращеньем конечно, мягкою речью своей убеждал,
Горько скорблю о тебе разнесчастный, и о себе, как ты мне предсказал.
Нет у меня никого в Илионе, во всём в нём широком, кто был бы ко мне,
Дружествен, вежлив, я всем ненавистна, я помощь всегда находила в тебе!»
Так говорила рыдая Елена, неисчислимый народ с ней вздыхал,
780 Старый Приам обратился к народу, с такими словами, он громко сказал:
«В город везите дрова, и не бойтесь, тайной засады ахейцев не быть,
Мне Ахиллес обещался сам в этом, в этом он мне обещал подсобить.
От чернобоких судов отправляя, он заверял что не будет мешать,
Покамест двенадцатый день не наступит, он обещал зла нам не причинять».
785 Всех известил он и люди собрались, в повозки всех мулов, волов запрягли,
Вышли за город, направились к лесу, дрова там грузили и в Трою везли.
Их девять дней подвозили из леса, несчётное множество куч во дворах,
Вместе с десятою свет приносящую, смертным зарёй, все на похорона́х.
Вынесли горько рыдая, отважного, Гектора тело, и поверх костра,
790 Его положили, и вниз дали пламя, – огонь разгорался, вставала заря.
Люди сходились к костру на котором, покоился Гектор – толпа собралась.
Когда ж догорел и как угли остыли, так кратеров сотня с вином там нашлась.
Остатки костра тем вином загасили, все кости из пепла собрали друзья,
Со щёк их стекали обильные слёзы, все горько вздыхали о друге скорбя.
795 В ящик потом золотой эти кости, сложив завернули в украшенный плед,
Тотчас спустили в могилу глубокую… землёю засыпав чтоб виден был след.
Холмик же этот накрыли камнями, огромными плотно устлали его,
Потом этот холм вновь засыпан землёю, чтоб камни накрыло все до одного.
Стража вокруг всё то время сидела, на всё по округе имела глаза,
800 Вдруг да возьмут и нагрянут ахейцы? Да только Пелид, свои держит слова.
Быстро насыпав могилу все люди, собрались и в город за стену ушли,
Там снова собрались и пир пировали, по Гектору тризну они провели.
В доме Приама владыки та тризна, где этой тризне ещё место быть?
Так погребали героя троянца… так Гектора, им довелось хоронить.
.