Од. Песнь двадцать вторая
И ни один из обедавших в зале, даже и в мыслях не мог допустить,
Чтобы один человек, пусть могучий, взялся бы всех их, за раз истребить.
Чтобы кто взялся такому их множеству, гибель и чёрную Керу принесть,
Какая бы в ком не пылала могучая, не полыхала бы страшная месть.
В горло нацелясь стрелой поразил, Одиссей Антиноя и насмерть сразил.
Юноши нежную шею пронзало, на́сквозь, стрелы этой острое жало.
В сторону он наклонился сражённый, из рук его, чаша упала,
Выпала наземь, мгновенно из носа, струей красной кровь истекала.
Хлынула кровь человечья струёю, ногами он тут засучи́л,
Стол от себя оттолкнув опрокинул, и набок его завалил.
…
Сбросил тогда Одиссей многомудрый, с тела лохмотья свои
С колчаном, с набитым в нём стрелами, с луком, встал на высокий порог у двери.
Быстро вскочил, пред ногами, на землю, высыпал стрелы, на этот порог,
Одну из них к луку, к стрельбе, приложивши, в готовности, чтоб объявиться им мог:
5 «Ну, состязаньицам «всем безопасным», конец… объявляю вам… и навсегда!
Цель же доселе никем не намечену, нынче уже выбираю сам я.
И посмотрю, даст ли славу добыть мне, Феб Аполлон сребролукий наш бог,
Надеюсь, что я попаду куда мечу, молю его чтобы он мне в том помог!»
Сказав, в Антиноя прицелился тут же, жадно желающей крови стрелой,
10 Тот в это время как раз собирался, кубок с вином поднимать золотой.
Кубок двуухий: его меж руками, он двигал, туда и сюда по столу,
Хотел из него пить вино, собирался, но не пришлось насладиться ему.
Он не имел помышлений о смерти, мыслей таких он пока что не знал,
Да и никто из обедавших с ним там, такого от странника не ожидал.
15 И ни один из обедавших в зале, даже и в мыслях не мог допустить,
Чтобы один человек, пусть могучий, взялся бы всех их, за раз истребить.
Чтобы кто взялся такому их множеству, гибель и чёрную Керу принесть,
Какая бы в ком не пылала могучая, не полыхала бы страшная месть.
В горло нацелясь стрелой поразил, Одиссей Антиноя и насмерть сразил.
20 Юноши нежную шею пронзало, на́сквозь, стрелы этой острое жало.
В сторону он наклонился сражённый, из рук его, чаша упала,
Выпала наземь, мгновенно из носа, струей красной кровь истекала.
Хлынула кровь человечья струёю, ногами он тут засучи́л,
Стол от себя оттолкнув опрокинул, и набок его завалил.
25 Падали кушанья на пол и с грязью, смешалися хлеб и жаркое,
Тут женихи все в тенистом чертоге, вспылили увидев такое,
Подняли шум женихи увидавши, упавшего на пол… такого ж,
С кресел он повскакали и стали, метаться – для них это ново ж.
Жадно глазами оружья ища, по стенам уже обнажённым,
30 Не было видно нигде ни щита, как и меча, прогневлённым,
Им только тут это всё и открылось, что в зале оружия нет,
Гневно бранить Одиссея все стали, да всем на чём держиться свет.
«Странник, тебе на несчастье ты мужа, лучшего… из всех убил!
Ты в состязаньях, уже не участник, знатнейшим из нас всех он был.
35 Верная скорая гибель тебе, добычей ты коршунов станешь,
За преступление это твоё, ты пред Ехе́том предстанешь!»
Так говорили они, полагая, что он убил не нарочно,
Не знали безумцы, что скоро им всем, будет в том зале сверхтошно.
Что их всех сетью опутала гибель, что их Аид уже ждал,
40 Грозно на них посмотрев Одиссей, с презрением им всем сказал:
«Вы все, собаки, не думали что я, домой невредимым вернусь,
Домой из троянской земли, невредимым, когда-нибудь, да ворочусь!?
Мой дом разоряли вы, женщин невольниц, насильно тащили в постель,
Вы брака с моею женой домогались: уйдёте ль живыми отсель?
45 И ни богов не боялись живущих, на небе широком и видящих всё,
Ни, что когда-нибудь мщенье людское, настигнет любого, за ваше же зло!
Вас же, и всех, теперь гибель опутала, крепкой своею из крепких сетей,
Всех женихов при словах Одиссея, объял страшный ужас, что нет где бледней.
Все озирались: куда б от погибели, близкой уже к ним и как бы спастись?
50 Только один Евримах ему молвил, в надежде что может ещё обойтись:
«Если и впрямь это ты, царь великий, сам итакиец герой-Лаэртид,
Ты верно сказал, в том что ты перечислил, и так это именно всё обстоит.
Много свершилося здесь безобразий, и в доме и в поле, и здесь во дворе,
Но в этом во всём Антиной лишь виновен, не могут повинными быть в этом все!
55 Он же вот, мёртвый лежит, тем ответил, своею же жизнью за свой тяжкий грех,
Да и не брак был ему вовсе нужен, он браком с царицей подмять хотел всех.
Но не исполнил Кронид его планов, царём он Итаки как видишь, не стал,
И сына ж убить твоего из засады, как ты уже видел он тоже не дал.
Ныне ж законную кару понёс он, нас же невинных прошу пощади,
60 В будущем мы, при народе убытки, уже возместим, мы же все здесь твои.
Всё что здесь выпито, съедено нами, пеню́ все мы ценностью, в двадцать быков,
Каждый заплатит, и медью и златом, сколь ты пожелаешь, к тому всяк готов.
Вправе на нас ты сердиться, покамест мы так не поступим, и не возместим».
Грозно взглянул Одиссей исподлобья и поняли все – царь-то не умолим:
65 «Если бы вы Евримах, всё отцовское ваше… мне бы отдали, сюда принесли,
Всё, что теперь у вас есть, и всё то… что приложить вы к тому бы могли,
То и тогда бы, не стал я удерживать, рук от убийства, уж я так решил,
Прежде чем за преступления ваши, здесь в этих стенах вам не отомстил.
Выбор у вас небольшой, или выйти, чтобы сразиться навстречу ко мне,
70 Или бежать, если только спастись, кто-то сумеет, в какой где дыре.
Третьего вам не дано, и не вижу, гибели вам не избегнуть теперь!»
Так он сказал, ослабели все сердцем, в глазах перед ними хоть смертный, но зверь.
Теперь к женихам Евримах обратился, он знал, что вины на них всех через край:
«Рук необорных, друзья, человек этот, больше не сложит, ему крови дай!
75 Раз полированный лук и колчан он, вместе со стрелами мог захватить,
То умолять его, смысла нам нету, всё что он хочет – он хочет убить!
И он с порога стрелять в нас всех будет, пока без остатка нас не перебьёт,
Но вспомним друзья о сраженьи, к оружию, други смелее, и дружно вперёд!
Ну ж, обнажайте скорее мечи ваши, и прикрывайтесь столами от стрел,
80 Напрём на него всей толпой нашей дружно, посмотрим насколько силён он и смел!
Вперёд! Оттесним от дверей и порога, и кинемся в город, поднимем там крик,
Уж после того он стрелять перестанет, когда б перед ним весь наш город возник!»
Так он кричал женихам, надрываясь, и выхватил меч свой, готовый на бой,
Медный, да острый с обеих сторон был, и кинулся с криком, зовя за собой.
85 На Одиссея. Но тот в это время, как раз был готов – тетиву отпустил!
Выстрелил, в грудь Евримаху вонзилась, стрела близ соска, и он дух испустил.
Быстрая, в печень вонзилась стрела его, меч из руки ослабевшей упал.
Он зашатался, на стол повалился, в предсмертных конвульсиях биться вдруг стал.
Наземь столкнул все стоявшие явства, кубок двуручный туда ж полетел.
90 Лицом он ударился в пол, смертной мукой, охваченный… страшно и хрипло сопел.
Ногами обеими в кресло он бился, и тьма разлилась пред глазами его,
Ниса какого-то сын Амфино́м тут, свой меч обнажил, и вперёд, на него,
Ринулся было сам на Одиссея, герою навстречу, хотел оттеснить,
Его от двери, но до этого ж раньше, копьё меж лопаток успел получить.
95 В спину его Телемах медноострым, ударил копьём и насквозь грудь прошил,
Сзади меж плеч угадала вдруг пика, момент Телемах этот не упустил.
С шумом упавши, лицом он с размаху, ударился оземь, затих как не жил,
Прочь отскочил Телемах, от сражённого, возле него он в опасности был.
В теле ж оставил копьё длиннотенное, вытянуть, значит собой рисковать.
100 Боялся он, как бы его извлекая… сам мог бы удары врагов схлопотать.