В самый последний уж раз, с женихами, ужо порезвиться досы́та,
Внутри его сердце рыча клокотала, во гневе, не просто сердито.
Как над щенятами стоя бессильными, грозно собака рычит,
На человека чужого, предвидя, что их защитить предстоит.
Жернов оставив она вдруг промолвила, вещее слово сказав в небеса:
«Зевс наш родитель, владыка богов всех, людей земнородных, услышь и меня,
Как оглушительно ты с многозвёздного, неба, кому-то в поддержку гремел,
Туч же не видно нигде. То – знамение, видимо дать ты кому-то хотел.
Слово несчастной исполни, с которым, к тебе обращаюсь – вселенский кумир!
Пусть здесь в чертогах царя Одиссея, для женихов сей, пленительный пир,
…

Стал Одиссей себе ложе готовить, там же в сенях, где не тесно,
Воловью постлал недублённую шкуру – выбрал удобное место.
А на неё он овчины положил, много овчин набросал,
Овец, женихами убитых, он их, с кресел по залу собрал.
5 А Евриклея, как лёг он, его, тут одеялом накрыла,
Лежал Одиссей, обуян тяжкой думою… о том, что любому б постыло.
Лежал, истребление в мыслях готовил, сражения ход предвкушал,
Глаз не смыкая, он все варианты, возможностей боя всё перебирал.
Из зала в то время служанки подались, к тому дню уже, и давно,
10 Бывшие в тайной связи́ с женихами, любовной, что очень грешно́.
Весело вон выбегали, смеясь, о чём-то негромко болтая,
Дух Одиссея в груди возмутился, праведным гневом пылая.
Долго в душе он и в сердце своём, в сомненьях глубоких метался,
Не зная как быть, как ему поступить, что верно, что нет, – колебался.
15 Броситься ль сразу на них, перебить, всех перебить до одной,
Иль предоставить и в эту им ночь, кажущийся лишь, покой.
В самый последний уж раз, с женихами, дать порезвиться досы́та,
Внутри его сердце рыча клокотала, во гневе, не просто сердито.
Как над щенятами стоя бессильными, грозно собака рычит,
20 На человека чужого, предвидя, что их защитить предстоит.
Готова кусаться и рвать на куски, за их непотребства рычало,
В грудь он ударил себя зовя сердце, чтобы оно замолчало:
«Сердце терпи! Ты другое уже, гораздо гнуснее терпело,
Когда пожирал нас зверюга циклоп, причём вседозволенно смело.
25 Терпело пока из пещеры тебя, хитрость моя не спасла,
Готовое к верной погибели там, я ж спас тебя силой ума!»
Так говорил Одиссей браня сердце, и сердце ему подчинилось,
И продолжало сносить, что твориться… и всё, что б там ни приключилось.
Сам же ворочался он, с боку на бок, как вороча́ют на сильном огне,
30 Жаренье какое, обычно бывает, когда кто обед где готовит себе.
С боку ворочает на бок, чтоб было, скорее готово, да чин чинарём,
Так Одиссей, на постели покоя, не знал… размышляя о деле своём.
Как на лишённых стыда женихов – причём одному, против всех?
Руки ему наложить, чтобы в этом, сопутствовал только успех.
35 С неба сошедши к нему подошла, к его изголовью Афина,
Обычнейшей женщины образ приняв, тому, как всгда, есть причина.
Стала в его головах и к нему, с речью своей обратилась:
«Что ж ты несчастнейший ночь всю не спишь, ещё ж ничего не случилось!?
Что тебе надобно? Вот он – твой дом! Жена твоя в доме, здорова,
40 И сын твой, какого б себе всяк желал, поди сам, спроси хоть любого.
Сказал ей на то Одиссей многомудрый, стараясь её не обидеть:
«Всё это так, как ты мне говоришь, да вот не могу я предвидеть.
Вот… чего я… в своих думах никак, всё разрешить не умею,
Как я лишённых стыда женихов, один всех их тут… одолею?
45 Их тут толпится всегда… и так много, мне руки на них наложить,
Но где та гарантия, что мне их всех… удастся в бою победить?
Соображенье ещё поважнее, к тому ж, моё сердце смущает:
Если свершение в воле твоей, с Кронидом, меня ожидает,
И я их убью! Последствия всё ж: какие меня где-то ждут?
50 Как их избежать, ты подумай об этом, я кровь ведь пролью скоро тут!»
Ему отвечала Паллада Афина, спокойно уверенно: «Тот же всегда!
А ведь доверяют и другу похуже, хоть смертным рождён, с недостатком ума!
Я же богиня, тебя непрестанно, во всём охраняю и очень давно,
И если бы воинов, сильных хотя бы, и двадцать отрядов, в кольцо б нас взяло́,
55 Убить собираясь в Аресовой схватке… то и тогда б, их коров и овец,
Мы бы угнали! Возьмёт тебя сон пусть… тебе нужны силы, так спи ж удалец.
Большое мученье, всю ночь быть на страже, мученье: быть бодрым всю ночь напролёт,
Ты вынырнешь скоро из этих несчастий… и вся череда всех мучений пройдёт».
Сказала Афина и сон на ресницы, несущий покой от забот, пролила,
60 После того на Олимп удалилась, никто не заметил чтоб в двери прошла.
Сон притупляющий скорбь у людей, и расслабляющий тело,
Им овладел, в это время как раз, царица проснулась и села.
Села на мягкой постели своей, заплакала горько вздыхая,
Горестным плачем и сердце и душу, в страданьях своих, насыщая.
65 Насытив дух свой, начала Артемиде, юной богине молиться:
«Зевсова дочь Артемида, к тебе б… за смертью бы мне обратиться,
Если бы в грудь поразивши стрелой, ты дух мой исторгла из тела,
Теперь, или позже бы буря меня, взяла, чтоб я с ней улетела,
В момент подхватила бы и унесла, дорогой во мрак лишь ведущей,
70 И в устье швырнув Океана-реки, всегда круговратно текущей!
Ведь унесла дочерей Пандареевых, некогда буря, как боги,
Родителей их истребили, оставив, сиротами их, в их чертоге.
Вскормила детей Афродита богиня, сыром и сладким вином,
Мёдом сладчайшим… тех дев одарила, Гера, светлейшим умом,
75 И красотой, Артемида же стройностью… стана, изящной, точёной,
Паллада Афина искусству учила, в работах, весьма увлечённо.
Но отлучилась от них Афродита, с нуждой на Олимп поднялась,
Девам свершенья цветущего брака, просить у отца собралась.
Чтобы им знающий что предначертано, в жизни судьбой человеку,
80 Дал веселящийся молнией Зевс, счастия в меру до веку.
Гарпии девушек прочь в это время, умчали из дома родного,
И предоставили, их попеченью, ужасных эриний – не ново!
О, если бы так и меня, в одночасие, боги Олимпа сгубили,
Или б сразила стрелой Артемида, в Аид к Одиссею б спустили.
85 Я б снова увидеть могла бы его, сошедши под страшную землю,
Чтобы не быть мне утехою мужа, да худшего, что не приемлю!
Переносимым и плач ведь бывает, несчастия слёз, много дней напролёт,
Когда кто жестоко печалуясь сердцем, за длинную ночь и на час не уснёт.
Про всё человек забывает, лишь только, сон ему веки закроет,
90 И про печаль и про радость, конечно, как только его успокоит.
Мне же и самые сны лишь зловещие, бог много лет посылает,
Кто-то на мужа похожий, меня, ночь эту всю обнимает,
Всю ночь обнимал, он был точно таким, каким Одиссей к Трое шёл,
Радостно стало мне сразу на сердце, подумалось, что он пришёл!»
95 Так говорила с собой Пенелопа, заря между тем уж взошла,
Дошли до ушей Одиссея стенанья, дошла до ушей, Пенелопы беда.
В сомненье пришёл он, и сразу подумал, быть может он узнан царицей –
Она над его головой наклонилась, или ему это снится?
Поднялся и взял одеяло, овчины, все, на которых лежал,
100 В зале на кресло их кучей все сложил, а шкуру воловью забрал,