Богиня Цирцея – ужасная нимфа! В косах прекрасных и с речью людской,
Направив корабль мы в море подались, пошли с поднимавшейся ветром волной.
Чёрная кровь полилась из вен в яму, покинувши недра Эриба, вдруг к нам,
К яме слетелися души умерших, и много кого узнавал я ведь там.
Если же тронете стадо, то гибель… лишь гибель, я вам предвещу,
И кораблю, и товарищам всем, ты ж смерть… там не встретишь свою.
…

После того как пришли мы на берег пришли к кораблю стали жёлоб копать,
Чтобы под судно вода подтекала, по влаге всегда его легче спускать.
Мы из пещеры вернули все снасти, и всё имущество в судно внесли,
Мачту потом с парусами в корабль, внесли уложили, и сами взошли.
5 Прежде овцу погрузили с бараном, все обустроились мачту подняв,
Расправили парус с печалью на сердце, обильно горчайшие слёзы роняв.
Вслед кораблю черноносому ветер, попутный подул, как я и ожидал,
Парус вздувающий послан Цирцеей, о нём я команду всю предупреждал.
Богиня Цирцея – ужасная нимфа! В косах прекрасных и с речью людской,
10 Направив корабль мы в море подались, пошли с поднимавшейся ветром волной.
Мы все разошлись по привычным местам нашим, сели в безделии день коротать,
Делом бычным лишь кормчий был занят, он должен был курс строго с ветром держать.
И были весь день паруса путеводным, дыханьем упругим, во всю мощь полны,
А солнце тем временем село и тенью, всё море покрылось, к тому уже мы,
15 Ну да, наконец Океан переплыли, глубоко текущий туда где страна,
И город мужей коммерийских во мраке, в тумане всегдашнем лежат без луча.
Там никогда светоносное солнце, не освещает, лучами людей,
Там населяющих город, деревни, и всеми богами забытый край сей.
Землю ль оно покидает вступая, на звёздное небо, иль наоборот,
20 Спускается с неба к земле направляясь, обратно свершая свой круговорот.
Племя несчастных людей окружает, зловещая ночь, кто бы знал сколь веков,
К берегу мы там пристали, сошедши, мы мелкорогатых забрали скотов.
Овцу и барана и двинулись дальше, мы двинулись вдоль по теченью реки,
Реки Океана, покуда мы к месту, о коем Цирцея сказала дошли.
25 Я жертвенный скот, как пришли, Еврилоху, Триме́ду же с ним, приказал подержать,
Сам же я медный отточенный меч свой, вынул из ножен и начал копать.
Выкопал яму, на локоть длиною, такой глубины и такой ширины,
Всем мертвецам возлиянье свершили, над этою ямой как были должны.
Раньше медовым напитком как до́лжно, потом медосладким как прочим вином,
30 А напоследок водой возлиянье, посыпал всё ячной мукою потом.
Главам бессильных умерших молитву, вознёс я с обетом, что я принесу,
Как в дом свой вернусь, в жертву лучшую нетель, какую средь лучших я в стаде найду,
В жертву принесть им, в костёр драгоценностей, разных им бросить. Тиресию ж я,
В жертву принесть одному лишь, отдельно, барана того, что доставил туда,
35 Чёрного сплошь, из всех лучшего в стаде, какой у Цирцеи нашёлся, затем,
Давши обет, и почтивши молитвами, племя уме́рших, закончил я с тем.
Барана с овцою над самою ямой, забил как Цирцея подсказку дала,
Не глядя – смотреть мне лишь в том направленьи, куда Океана струится вода.
Чёрная кровь полилась из вен в яму, покинувши недра Эриба, вдруг к нам,
40 К яме слетелися души умерших, и много кого узнавал я ведь там.
Женщины разного возраста, старцы, при жизни не мало видавшие дрязг,
Юноши, нежные девушки, дети, один раз лишь в жизни познав горя лязг.
Множество павших в жестоких сражениях, храбрых и доблестных смелых мужей,
В пробитых, кровавых доспехах и в ранах, от копий и палиц, мечей и ножей.
45 Всё это множество мёртвых слетелось на кровь отовсюду, кружась надо мной,
С криком чудовищным – мы испугались. Я как ни смел, но был там сам не свой.
Бледный объял меня страх и велел я, тем кто со мною у ямы там был,
Шкуры содрать со скота, что при них я, по слову Цирцеи к обряду забил.
И туши сожгли чтоб, молилися жарко, Аиду и Парсефонее его,
50 Ужасной из всех каких есть, каких будет, богинь всех когда-либо может ещё.
Сам же я вытащив меч медноострый свой, севши у ямы, я не позволял,
Я не позволял ни одной из бессильных, теней приближаться – я их прогонял.
Я гнал их от крови, покуда Тересий, ответа не дал на вопросы мои,
Из первых душа Ельпено́ра явилась, при жизни-то были в товарищах мы.
55 Не был ещё похоронен в земле он, я вспомнил об этом как душу признал.
Мы тело оставили там неоплаканным, непогребённым, его дух то знал.
Там, у Цирцеи пред домом оставили, было команде всей не до того,
Жалость мне сердце взяла покатилися, слёзы из глаз моих, боль за него.
Я обратился к нему любопытствуя, малую малость хотелось узнать:
60 «Как ты успел в этот сумрак подземный, скажи Ельпено́р: как нас смог обогнать?
Пеший сюда, ты скорее нас прибыл, хоть с ветром попутным шли, на корабле?»
Так я спросил, он прервавшись рыданиями, сразу же дал, всем ответ ясный мне:
«Да, Одиссей Лаэртид, из премудрых, наших Итаки – ты наш господарь!
Божеской злою судьбой и чрезмерным, вином я погублен, ты в курсе ведь, царь.
65 Ты, ради всех кто отсутствует здесь вот, тех кто остался с семьёю своей;
Ради отца твоего, что вскормил тебя; и ради матери доброй твоей;
Ради жены твоей с сыном наследником… что дома остались и ждут там тебя,
Ты же из дома Аида уехав, отсюда отправишься снова туда.
Туда, на Ээю, обратно на остров, направишь ты прочное судно твоё,
70 Вспомни же там обо мне, умоляю, и тела ты там не забудь моего.
Не оставляй там меня неоплаканным, непогребённым меня не оставь,
В путь отправляясь домой, чтобы божьего, гнева не вызвать, по мне тризну справь.
Труп мой с доспехами вместе, прошу я, как только будет возможность предать,
Соженью предать, я вас всех умоляю, не оставляйте меня там лежать.
75 Холм надо мною насыпьте близ моря, прибоем шумящего, бьющего в брег,
Пусть говорит холм далёким потомкам, о мне, как не вынесшем жизни сей бег.
Просьбу исполни мою, над могилой, моею, весло моё сам водрузи,
То лишь, которым я грёб средь товарищей, милых друзей, – мне его уступи».
Он попросил так меня, и не мог я, ему в этой малости что отказать.
80 «Всё несчастливец, о чём попросил ты, свершу и исполню, как ты пожелать,
Изволил сейчас, друг-товарищ, несчастный». Так мы загробный вели разговор,
Я кровь охранял всё с мечом обнажённым, как всякий хозяин блюдёт строго двор.
Призрак же всё продолжал говорить мне, о том, что его столь ужасна судьба,
Я не заметил, как вдруг ниоткуда, душа Антиклеи, ко мне подошла.
85 Матери милой моей, Автоликом, отважным рождёной – давно ж я отбыл.
Её я живою оставил как в Трою, собрав своё войско, на суднах отплыл.
Слёзы из глаз тут моих покатились и жалость сковала мне сердце моё,
Но даже ей, я скорбя не позволил, приблизиться к крови – велит божество!
Я не позволил покамест Тересий, не дал мне ответа на важный вопрос,
90 Как раз в это время Тересия старца, тут дух появился, и мне произнёс:
(Узнала душа меня старца Тересия, в мощной руке держа скиптр златой)
«Богорождённый герой Лаэртид… ты сам сюда как… ты ж держал путь домой?
О, несчастливец, ты солнца сиянье, покинул, чтоб в чахлый наш мир заглянуть?
Чтоб посетить нас в печальной стране этой, ты изменил ради этого путь?
95 Но отложи меч отточенный медный, сам же от ямы в сторонку уйди,
Чтобы мне крови напиться и правду, поведать тебе, о твоём же пути».
В ножны вложил я свой меч среброгвоздный, в сторонку на пару шагов отошёл,
Когда безупречный, провидец напился, той крови овечьей, он вновь речь завёл:
«О возвращеньи счастливом в отчизну, мечтаешь, как понял я, ты, Одиссей?
100 Трудной тебе будет эта дорога… трудным тебе будет дальний путь сей.