Од. Песнь двенадцатая
Поднявшись послал я товарищей к дому, к хоромам Цирцеи, и там же найти,
Труп Ельпенора, упавшего с крыши, и к берегу моря его принести.
Страшно рычащая Сцилла, в пещере, огромной скалы, обитает,
Как у щенка молодого звучит, голос… и им завлекает.
Если ж я стану просить, прикажу вам… чтоб вы меня развязали,
Больше ремней на меня наложите, и крепче б ещё привязали.
После того как ушли от утёсов, от страшных Харибды и Сциллы ушли,
На остров светлейшего бога прекрасный, мы вскоре, да только к несчастью пришли.
…
«Вскоре покинул корабль наш воды, течений реки Океана,
Двинулись мы, а в попутчики будто, с небес низошла к нам нирвана.
Шли по шумящим волнам, по просторам, широкого в каждый край моря,
Приплыли под парусом, но и на вёслах на остров Ээю, мы вскоре.
5 Где рано родившейся Эос, и дом, и площадки для танцев и место,
Где солнце восходит, на брег там сошли мы, где жизнь нам могла быть прелестна.
Мы там на прибрежный песок быстроходный, корабль наш, сразу втащили,
И сами ж с ним вышли мы, на́ берег моря, постели себе постелили.
И, в ожидании Эос божественной, спать мы там все улеглись,
10 Когда ж поднялась розоперстая в небо, и мы ж вместе с ней подняли́сь.
Поднявшись послал я товарищей к дому, к хоромам Цирцеи, и там же найти,
Труп Ельпенора, упавшего с крыши, и к берегу моря его принести.
На самом высоком из мысов мы дров, командою всей нарубили,
Кострище у берега моря с тех дров, штабелем сразу сложили.
15 И так хоронили товарища мы, с большим сокрушеньем и плачем,
После того же как труп мы сожгли, с оружьем его: как иначе?
Холм мы насыпали, камень могильный, воздвигли мы в память о нём,
Сверху же холм, по его мы желанию, воткнувши вершили копьём.
Так по порядку мы всё завершили, понятно, что как полагали,
20 Это не скрылось, от нимфы Цирцеи, ей в поле мы зренья попали.
Наше прибытье из царства Аида, заметила и нарядившись,
Быстро пришла к нам, за нею служанки, шли тесною группою сбившись.
Хлеба и мяса, сосуды с вином, с собой, с искромётным несли,
Ставши меж нас, в середине, богиня, главой приведённой толпы,
25 «Дерзкие! В дом вы Аида… вошли… оттуда никто не приходит,
Два раза вам умирать, когда смерть, к каждому раз лишь приходит.
Сядьте ж теперь, за еду и вино, ешьте, да сил набирайтесь,
День-то сегодняшний уж на исходе, с утра уже в путь отправляйтесь.
Я же вам путь покажу и подробно, что на нём есть расскажу,
30 Тем о несущем вам беды коварстве, чьём бы то ни было вас упрежу.
Чтобы какой вам беды на земле, и на́ море, не причинило».
Так нам сказала она, и вот это, очень нас всех ободрило.
День напролёт мы до солнца заката, сидели на нашем пиру,
Мы ели обильно, вином утешались, и так пришло время ко сну.
35 И солнце меж тем закатилось и сумрак, на землю спустился в час свой,
Все спутники спать улеглись у причала, во сне видя путь наш домой.
Цирцея же за руку взявши меня, уже ото всех вдалеке,
С собой на песок усадила, вопросы, что приготовила мне,
Стала мне ставить, о том что там было, как про́истекало, я ей рассказал,
40 Внимательно слушала, после рассказа, уже от неё услыхал:
«Всё это сделано, так как и нужно, теперь же послушай, о том, что вас ждёт,
Что я скажу тебе, что бог напомнит, а к этому так иль иначе придёт.
Прежде всего ты сирен повстречаешь, которые пеньем всех сводят с ума,
Всех обольщают, какой бы ни встретился, кто бы он ни был, от них лишь беда.
45 Кто по незнанью приблизится к ним, их голос услышит, так он,
Домой не вернётся уже никогда, на том его путь завершён.
Не побегут к нему дети, супруга, с радостью встречи в глазах,
Встречать не придут, очаруют сирены, останутся на их полях.
Сидят те сирены на мягком лужочке, всё песни свои распевают,
50 Вокруг же их груды костей человечьих, огромные там дотлевают.
Груды костей человечьих, обтянутых, сморщеной кожей, ты ж мимо гони,
Корабль твой быстрый, товарищам воском, уши всем сам залепи.
Чтоб ни единый из них не услышал, чарующих песен сирен,
Если же сам пожелаешь, послушай, но помни… то вызовёт крен,
55 Крен тот случится в твоей голове, с того прикажи всем друзьям,
Пусть руки и ноги тебе крепко свяжут, и к мачте привяжут, так сам,
Сможешь ты пением их насладиться, обеим сиренам внимая,
А станешь просить чтоб тебя развязали, пусть больше ремней намотают.
После того как сирен тех товарищи, сзади оставят далёко,
60 Из двух тебе выбрать дорогу одну, всё в ней предусмотрено сроком.
Я же не стану тебе говорить, какую тебе выбирать,
Умом своим собственным должен решить, в моих силах лишь рассказать.
Ты встретишь на первой утёсы высокие, выступом в море стоят,
Волны богини морской, Амфитриты, яро пред ними кипят
65 Планктами их, всеблаженные боги, издавна всех называют,
Мимо них птицы не могут летать, гибнут и там пропадают.
Также и робкие голуби кстати, что Зевсу амвросию носят,
Гладкий утёс одного но убьёт, да в воду несчастного бросит.
Тотчас убитого Зевс заменяет, новым, с такими ж крылами,
70 Все корабли, что туда приближались, погибли там все с моряками.
Доски одни оставались от них, бездушные трупы в воде,
Гибельным, вихрем огня и волною, носимые в море везде.
Скалы же те миновал лишь один, корабль, один, мореходный,
Славный повсюду Арго, от Эета, и шёл от погони свободный.
75 Также и он бы разбился мгновенно, о скалы высокие те,
Не проведи его Гера, Язона, любя охраняла везде.
Два на дороге второй есть утёса, один упирается в небо,
Острой вершиной, а вкруг неё тучи, тесняться, чернее чем небыль.
Прочь никогда не уходят они, всегда у вершины, теснятся,
80 Воздух ни летом, ни осенью там, и дня не бывает прозрачным.
Смертному… нет, он не сможет взойти, на этот утёс и обратно,
Хоть двадцатью бы руками владел, и столько же ног, всё напрасно.
Так этот гладок утёс, что как-будто, его кто-то отшлифовал,
Пещера есть там, в середине утёса, пока в ней никто не бывал.
85 Обращена она входом на мрак, на запад, к Эрибу, в холодный.
Мимо неё ты направь свой корабль, и в путь, Одиссей благородный,
Даже сильнейший стрелок, с корабля, нацелясь из лука бы, полой,
Пещеры не смог бы достигнуть стрелою, хоть лучшей, и хоть не тяжёлой.
Страшно рычащая Сцилла, в пещере, огромной скалы, обитает,
90 Как у щенка молодого звучит, голос… и им завлекает.
Но вот сама ж она, злобное чудище, нет никого кто бы глянув,
Радость почувствовал в сердце, от встречи, и в страхе большом не отпрянув,
Хоть и сам бог бы какой ни столкнулся, ударит любой взад пятки́!
Ног же двенадцать у Сциллы, и все они, тонки и очень жидки.
95 Длинных же шей извивается, шесть… на очень широких плечах,
Головы очень ужасны на них, зубов… три ряда в их пастя́х,
Полные чёрною смертию пасти… и в логове этом она,
Сидит половиною тела, снаружи… те головы – вечно добычу ища.
Прижавшись к скале, из воды всё таскают, и рыбу, дельфинов, собак тех морских,
100 Что в изобильи пасёт Амфитрита, у скал этих страшных, и чудищ больших.